Шрифт:
Пролог
Лежу перед ним абсолютно нагой, открытый, беззащитный, с завязанными глазами, покоренный им и готовый безропотно принять всё, что он соизволит сделать со мной.
Он дотрагивается плеткой до моей щеки, ощущаю прикосновение жесткого согнутого ремешка на конце стек-плетки и вздрагиваю. Проводит по моим губам и убирает плетку, судорожно сглатываю: боюсь, что сейчас может ударить по лицу.
Испуганно замираю, когда твердый сгиб ремешка упирается под мой кадык, перекрывая мне дыхание. Он давит недолго, ведет ниже, опускается к груди, водит вокруг ореолов до тех пор, пока они не увеличатся от возбуждения,
Эрих чуть разводит мои руки и садится на меня, чувствую, как он стискивает коленями мои бока, его упругая накаченная попка приятной тяжестью давит на мой живот. По ходу он уже снял с себя брюки и трусики, я ощущаю на себе его голую теплую кожу и его мешочки, начинаю часто-часто дышать от возбуждения. Эрих приподнимается, стягивает маску с моих глаз и нежно смотрит на меня, убирая с лица мои волосы, открывая мой лоб для поцелуя. Он действительно снял брюки и трусики, нависает надо мной в одной рубашке с закатанными рукавами. Между полами просовывается его вставший напряженный друг.
Эрих наклоняется и прикасается горячими губами сначала к моему лбу, а потом целует в нос, затем жадно захватывает мои губы своими. Вдыхаю аромат его туалетной воды и по всему моему телу пробегает мелкая дрожь. Зажмуриваюсь и не отвечаю на поцелуй, но он и не лезет дальше, спускается ниже.
Ощущаю его горячие губы на своем соске и открываю глаза, смотрю на его светлую копну волос, так и хочется запустить в них пальцы, разбередить его аккуратно уложенную прическу, но я сдерживаюсь. Он вылизывает мой сосок, теребит его кончиком языка и вдруг прикусывает острыми зубками, от неожиданной боли взвизгиваю и весь выпрямляюсь, тяжело дыша.
– Хах, – ухмыляется Эрих, на мгновение подняв на меня глаза.
И переходит ко второму соску, целует его, тоже облизывает. Изгибаюсь под ним, хочется застонать, но терплю, ещё крепче сжимаю одеяло. Стискиваю зубы и жду, что опять укусит, но он лишь целует напоследок и идет дорожкой поцелуев вниз к моему паху, заставляя меня всего трепетать в сладостном предвкушении. Только перед этим немного задерживается возле моего шрама под ребром, чтобы исцеловать его и вот шаловливый язычок Эриха уже направляется в мое сокровенное местечко.
Но немного не дойдя до моего малыша Эрих поднимается, раздвигает мои ноги, садится между ними, гладит мои бедра, трогает другой шрам на ноге, наклоняется и зацеловывает его тоже. Взбирается язычком повыше трогает им мои мешочки, облизывает, заглатывает их почти полностью, чуть ли не засасывает их в себя и массирует языком в своем рту.
Не могу сдерживаться, из моих уст вырывается стон, выгибаюсь дугой, мой малыш наливается кровью и напрягается, послушно отзываясь на все касания Эриха сладостным гудением. И Эрих переходит на него.
Он целует его в купол, и я вздрагиваю, словно через меня пропустили ток. Язычком проводит вокруг головки снова хитро поглядывая на меня, горячими губами скользит по нему чередуя облизывание с поцелуями. Острым кончиком языка проникает в уретру, трется там, опять целует, обхватывает губами мою уздечку.
В это время его руки во всю орудуют в моем паху: он, то сжимает и оттягивает мои мешочки, то приподнимает их, чтобы помассировать под ними. Его теплые пальчики скользят вдоль «шовчика», соединяющего мешочки с анусом, и утыкаются в мою горячую анальную дырочку. Он нежно поглаживает мой ободочек, не спешит проникать туда.
– Сладкая
попочка, – шепчет Эрих, продолжая ублажать моего малыша.Всё мое тело вздрагивает от его ласк. Я извиваюсь под ним от изнеможения, мой стон почти переходит в крик, я настолько сильно сжимаю одеяло, что мне кажется скоро порву ткань пододеяльника.
Это становится невыносимо, я жажду его, мои ноги сами собой разъезжаются в стороны, и моя попка словно начинает жить своей собственной жизнью, независимо от меня: она елозит от нетерпения, и сама насаживается на его теплые пальчики. Внутри всё так и ноет, горит, зудит, просит, чтобы в неё вошли. Эрих ухмыляется, трогает, расширяет мое мышечное колечко, заставляя меня ещё больше изнывать от желания и вдруг вынимает оттуда свои пальчики. Смотрю на него тяжело дыша, хочу, чтобы он продолжил, но ничего не говорю.
Он тянет к себе коробку с интимными игрушками, вытаскивает оттуда лубрикант, и я сам подставляю ему свою попочку, приподнимая ноги, настолько я его хочу. Он опять усмехается хитро на меня поглядывая, но я ничего не могу поделать со своим непослушным телом, оно явно хочет Эриха и никак этого не скрыть. Он капает в мою дырочку холодную смазку, и я вздрагиваю, предчувствуя, что сейчас начнется самое главное действие. Эрих аккуратно и нежно проталкивает в анус смазку, заходит пальчиком за мышечное колечко и массирует.
Зажмуриваюсь и наконец чувствую, как головка его друга проходит через мои воротца сфинктера и скользит внутрь. Радостно встречаю его, обнимая своими ягодичными мышцами, с моих уст срывается вздох наслаждения, он проходит дальше, и я таю от блаженного состояния наполненности, от того что снова ощущаю в себе Эриха.
Когда я впервые его увидел, то и представить не мог, что так буду изгибаться под ним, умоляя его войти в мою попочку, что буду трепетать от одного лишь его ласкового взгляда и возбуждаться от звука его голоса.
А ведь в самом начале я его возненавидел, этого щегольски одетого нового учителя…
Глава 1
Дверь открывается и входит он, наш новый учитель истории. Входит и озаряет всех нас своей ослепительной улыбкой, как будто давно мечтал с нами познакомиться и вот этот счастливый момент наступил.
– Здравствуйте, ребята!
«Здравствуйте, ребята – малолетние преступники – воры и насильники», – мысленно добавляю я. Ну, а за что ещё можно сюда попасть в эту – исправительно-дисциплинарную школу-интернат, а на деле почти та же тюрьма. Да, ладно, шучу, просто закрытая экспериментальная школа – новый социальный проект по исправлению молодых преступников. Тем, кому больше восемнадцати, но меньше двадцати трех посчастливилось избежать тюрьмы за свои грехи и попасть сюда, в этот интернат с более мягкими условиями. Здесь мы учимся и работаем, исправляемся и перевоспитываемся, получаем профессию…
Он подходит к учительскому столу и вываливает на него всё, что принес с собой: книги, пособия, ежедневники. Ежедневники сразу видно, что дорогие – тесненная кожа, прошивка, заклепки – все дела. Складывает макулатуру и прислоняется к столу задом, смотрит на нас, а мы на него. Изучаем друг друга. Он молодой, на вид ещё нет тридцати лет (в интернате всем преподавателям за сорок, ну кроме Марины Витальевны, ей тридцать два). Высокий, мускулистый, заметно, что занимается спортом, белая дорогая рубашка закатана на локтях, черный жакет, черные отутюженные брюки со стрелочкой, дорогие ботинки, начищенные до блеска. Всё аккуратно, строго, аж сверкает весь. Улыбается, слегка наклонив голову, но прядь немного длинных белобрысых волос не слетает с макушки, лежит, словно приклеенная.