Мой холодный Эрих. Книга первая

Наконец, наступает час «Х». Встаю, надеваю кроссовки, нахлобучиваю на голову капюшон худи и иду вдоль стен ни на кого не глядя, склонив голову. И ко мне никто не обращается. Все знают, что, если я не в духе, ко мне лучше не лезть – ударю. Захожу в коридор, где расположены комнаты учителей и воспитателей. Здесь тихо, на полу ковровая дорожка, по стенам картины в красивых золотистых рамках, двери хорошие, массивные, темно-красного оттенка. Его дверь последняя. Стучусь.

Он открывает не сразу, через время, когда я уж подумал, что его нет и собирался идти обратно. Шагов через дверь не услышал – или Эрих так тихо подкрался, или звукоизоляция хорошая.

– Входи.

Вхожу. В комнате у него клево. Широкая кровать, хороший письменный стол, кресла, большой телевизор. Между шкафами виднеется закуток, видимо там расположена ещё своя ванная.

Он закрывает за мной дверь и толкает меня вперед.

– Снимай обувь, когда входишь ко мне, – говорит он.

Скидываю кроссовки и прохожу вглубь комнаты. Останавливаюсь. Топчусь на ковре. Наклоняю голову и смотрю на свои босые ноги.

– Как прошел вечер? – спрашивает он, усаживаясь в кресло напротив меня. На колени он кладет длинную узкую стек-плетку с коротким ремешком на конце и у меня опять холодок пробегает по спине.

Молчу.

– Я спросил: как прошел вечер? – чуть повысив голос, снова повторяет он и нажимает на пульт.

Вздрагиваю.

– Хорошо, – едва слышно бормочу я.

– Не слышу, говори громче! – он увеличивает скорость игрушки. – И непонятно, кому ты отвечаешь?

– Хорошо прошел вечер, Эрих Рудольфович, – говорю достаточно громко.

– Отлично, значит, тебе понравилось?

– Нет.

– Ладно, – он выключает вибратор, и я выдыхаю.

Он некоторое время смотрит на меня изучающее, потом спрашивает:

– На сей раз ты точно усвоил урок?

– Да, Эрих Рудольфович, – чеканю слова.

– Раздевайся.

– З-зачем?

– А как я его буду у тебя доставать, если ты в одежде? Давай. Полностью догола.

Стаскиваю худи и вешаю на подлокотник кресла напротив него.

– Нет, на пол, – он показывает плеткой на ковер, – твоя одежда недостойна лежать на моей мебели.

Беру с кресла худи и бросаю на ковер. Снимаю футболку и кладу на худи. Потом сверху кидаю штаны. Он внимательно наблюдает за моим раздеванием. Мне очень стыдно, но я всё же стягиваю трусики. Стою перед ним абсолютно голый, спрятав «непопку» в ладонях. У него теплее, чем в классе, но всё равно прохладный воздух неприятно холодит кожу.

– Подойди ко мне.

Подхожу, хотя мне страшно, когда у него в руках плетка.

– Сколько ты уже здесь?

– Два года, – бормочу я.

– А почему тебе только девятнадцать лет? – удивляется он.

– Меня в семнадцать отправили сюда, – тихо отвечаю я.

– Понятно, – кивает он. – Руки за голову.

Нерешительно поднимаю руки и сцепляю пальцы за затылком.

Он поднимает плетку и проводит ей по моему малышу. Вздрагиваю и напрягаюсь.

– Таким он мне нравится больше, – кивает он.

Я морщусь и отворачиваюсь. Он активизирует опять свою адскую игрушку на полную мощность, и я от неожиданности подпрыгиваю. Он улыбается. Слегка бьет плеткой по малышу. Я зажимаюсь, чуть нагибаюсь, но не расцепляю пальцы. Он проводит плеткой по мешочкам и снова бьет по малышу. Глаза начинают слезиться. Он выключает вибратор, кладет пульт и плетку на журнальный столик.

– Подойди ближе.

Делаю ещё шаг. Чуть не касаюсь его брюк. Он хватает меня за ляжку и притягивает совсем впритык, зажимает своими ногами. Начинает трогать грудь, сжимает сильно соски, чуть вскрикиваю. Он опускает руки ниже, щупает ребра, обхватывает талию.

– Стройный прям, как балерун, тебе бы балетом заниматься, – улыбается он, – красивый торс, мне нравится твой впалый живот.

Проводит пальцем по длинному неровному рубцу под ребром справа.

– Откуда этот шрам?

Молчу.

– Мне снова включить вибратор?

– Перелазил через забор, зацепился за гвоздь, – едва слышно произношу я.

– Какой непоседливый, – улыбается он и шлепает меня по ягодице. Морщусь, попа ещё болит от плетки.

Он сжимает талию, потом идет дальше по бедрам, касается ещё одного шрама на ноге.

– А этот?

– Насадился на арматуру.

Он снова шлепает меня ладонью по попке.

– Лазишь, куда ни попадя. Ещё все колени побитые. С ними что?

Пожимаю плечами.

– Велосипед, скейт, просто запинался.

– Ясно. Встань на колени.

Опускаюсь перед ним на колени. Упираюсь взглядом в молнию его черных отглаженных брюк, в его мощный бугорок и у меня учащенно начинает биться сердце. В нос опять ударяет его туалетная вода. Начинаю дрожать.

Он берет мои руки, отцепляет от головы, вытягивает вперед и осматривает их. Щупает мускулы.

– Хорошо накаченные… – одобряет он, – но сами руки тонкие, я легко могу обхватить выше твоего запястья.

Трогает шрам над локтем, вопросительно смотрит на меня.

– Упал, по заброшке ползал, – нехотя отвечаю, всё равно ведь заставит.

Касается небольшого круглого ожога от сигареты и проводит большим пальцем по длинному рубцу вдоль костяшек, снова поднимает на меня глаза.

– Ножом порезали, – очень тихо произношу. Как-то в драке между группировками один пацан выхватил нож и резанул меня.

Он сводит мои ладони вместе и прижимает к груди. Я как молящийся стою перед ним на коленях. Ещё и голый.

– Извиниться не хочешь? – интересуется он.

– Извините меня, пожалуйста, Эрих Рудольфович, я так больше не буду, – медленно произношу я, и чувствую себя провинившимся школьником-малолеткой.

– Хорошо. Повернись.

Поворачиваюсь к нему спиной. Он поднимает мои волосы, щупает шею, плечи, гладит лопатки, проводит ребром ладони по позвоночнику. Мне противны его прикосновения, но я терплю, жду, что скоро это всё закончится и я уйду отсюда.

– Можешь надеть футболку. Заслужил.

Тянусь за ней, и он шлепает меня по ягодичке. Морщусь. Быстро напяливаю футболку.

– Встань и иди к столу. Ложись. Вытащу из тебя.

Поднимаюсь с колен, иду, кладу руки на столешницу и голову на руки. Жду скорейшего избавления.

Он встает с кресла, шарахается по комнате, потом подходит ко мне, задирает футболку. Что-то холодненькое капает мне на попу, и он растирает мне это по ягодичкам.

– Так и быть смажу твою жопку, – говорит он, – а то она совсем страшная. Сильно горит?