Мой ненастоящий
Шрифт:
— Как же ты пахнешь, Маргаритка… — прохладные губы целуют меня в висок, да там и остаются, — просто невообразимо. Самый сладкий в мире Цветочек.
Есть особый сорт голоса у этого мужчины, после которого мне становится уже плевать, насколько холодные у него руки. Там уже я сама становлюсь как тающее мороженое, и вопрос только в том, насколько быстро я растекусь.
— Я устала вчера вообще-то, — пытаясь хоть немного соответствовать принципам честной женщины, которая вообще-то не сдается так просто, — и все еще хочу спать.
— Не хочешь, — о, а вот этим тоном
Поцелуй, поцелуй, поцелуй…
Он целует мне спину, а я — из чистой вредности медлю с ответом. Будто раздумываю.
— Цветочек… — в этом стоне уже чувствуется острый голод. Пальцы, уже нагревшиеся об мою кожу, замирают, будто нащупав невидимую границу. Так странно ощущать, что ему действительно нужно мое разрешение. От него, человека, изначально оставлявшего мне минимум выбора, я этого не ожидала. И каждый раз получается странным.
— Спать — не хочу, — шепчу, выгибаясь спиной к нему поближе, — а вот тебя — очень даже…
Это не мужчина — одно большое землетрясение, каждый раз не оставляющее от меня камня на камне. Будто у меня и не было никого до него. Будто моя боль, мои страхи, что по-прежнему стоят стеной за моей спиной, вдруг оказываются бумажными и разлетаются в клочья. Вот только после обычных землетрясений вряд ли настолько наслаждаешься ощущением, что ты лежишь в руинах… И вряд ли хочешь шепнуть «землетрясению» на ушко что-то вроде: «Разбей меня еще…»
— Есть что-то безумное в воздухе Парижа, определенно, — шепчу я, касаясь губами солоноватого лба Влада. — Дожди у них, что ли, выпадают вперемешку с афродизиаками?
— Хочешь прогуляться под тем дождичком голышом, Цветочек? — опасно мурлычет он как дикий кот, подаваясь чуть вперед, чтобы я ощутила вес его тела своим.
— А ты будешь смотреть?
— И не только смотреть!
— Тогда нам нужно срочно уточнить метеосводки!
Мы оба смеемся, а после Влад склоняется ко мне ближе, так, чтобы между нами осталась только пара сантиметров — и та между губами.
Наступает пауза. Томительная, неожиданно долгая. И мне даже кажется, что сейчас он мне что-то уже скажет. Что-то такое, что окончательно меня добьет, приговорит меня к этому мужчине, а он…
После всего этого молчания, в которое можно было втиснуть пару сотен слов, не меньше…
Просто целует меня.
Да, требовательно, да — настойчиво, в своем духе, обрушиваясь на меня с милосердием цунами. А после легко слезает с кровати, не удосужившись найти ни единого предмета одежды.
— Твой завтрак стынет, — звучит спокойный и невозмутимый голос.
Я кошусь взглядом на тумбочку у постели — лицезрею дымящийся кофе и пышные вафли со взбитыми сливками и клубникой.
Что ж. Не признание в любви, конечно… Но я реалистка. Этот мужчина в любви не признается. По крайней мере — я не представляю, в каких именно условиях это произойдет.
— Будет неплохо, если ты уже вылезешь из кровати, Цветочек, — первым предметом одежды, который Влад надевает перед моими глазами, оказываются… Часы. И на них он смотрит и недовольно кривится. — Мари и Ален скоро
приедут.Ох нет… Снова эти двое…
Мари и Ален — мое личное проклятие в этой поездке…
Я понятия не имею, где Влад с ними познакомился. Знаю только, что они встречали нас аж в аэропорту, и весь наш тур по магазинам нас сопровождали. Мари — крутила, вертела меня, как будто я была её самой любимой куколкой, носилась вокруг меня с вешалками, а Ален и Влад валялись на диване, глушили вискарь, обсуждали какие-то свои темы — что-то там было про бойцовские клубы, лучших в негласных турнирных таблицах. Ну, и в нужное время выносили мне вердикт — годное платье мне притащила Мари или все-таки нет и пусть она ищет получше.
Они отпустили нас только после этих гребаных бутиков, на которые я тогда уже смотреть не могла.
И вот, сегодня снова! Надеюсь, они не устроят нам второй забег по тому же маршруту?
— Может, мы лучше убежим от них и снова погуляем? — я в лифте тянусь к Владу, касаюсь его локтя.
Он же — окидывает меня критическим взглядом. Чуть ухмыляется.
— Погуляем? Вот так?
Одежду для меня снова выбирал он. И платье, голубое и шелковое, струящееся и легкое. И белое норковое болеро. И белые же туфли…
А тонкую цепочкой с бриллиантовой каплей Влад и вовсе застегнул на моей шее самолично.
И да, я согласна, что все это не самый подходящий наряд для прогулок. Я вообще, надевая все это, старалась не думать о ценах этих вещей. Они были чудовищны. И Влад был чудовищен. Столько тратить на меня нужно было запретить законом!
— Я могу переодеться, — предлагаю с искренней верой в успех.
Конечно же, его ответ — нет. Влад категорично покачивает головой и отставляет локоть в сторону, выставляя для меня руку.
— Не бойся. Тебе понравится, — мягко роняет он, — это не магазины.
Ну что ж, и на том спасибо, и то хлеб!
— Марго… — уже в холле гостиницы ко мне бросается Мари — офранцузившаяся русская, как я поняла из её вчерашней болтовни, в Париж она прилетела, чтобы стать моделью, и… о, как это удивительно — она ею все-таки стала. И работала ею, до наступления «модельной пенсии». А сейчас она изучала парфюмерное дело.
Вопреки тому, что я не была очень обрадована этой встречей — Мари меня радует. Она удивительно теплая, энергичная, даже эксцентричная — что не удивительно при её-то изначальной профессии, куда без характера не пробьешься.
— Ну, что, готова ли ты к новому дню, моя птичка? — выпустив меня из своих крепких объятий, щебечет Марго. — Готова к балету?
— К чему?
Мари бросает заговорщический взгляд на Влада и тихонько хихикает.
— Надеюсь, я не испортила сюрприз?
— Я это запланировал именно так, — спокойно откликается Ветров, — зная твой длинный язык, Мариш…
Значит, про балет — мне не послышалось. Ну конечно. Мой наряд ужасно театральный. Куда же еще его выгуливать?
— Зануда ты все-таки, Ветров, — глядя, как Мари Дюпен корчит моему мужу гримасу, я чуть не выпадаю в осадок, — и правильно планировал. Это ведь мы доставали вам билеты. Мне и рассказывать.