Мой папа рок-звезда

Я не готова снова окунуться в омут с головой. У меня есть сын, я должна думать о нем и его будущем, а рядом с Антоном мне не то что сложно думать — тяжело сосредоточиться даже на мелочах.

— Футболка моя? — трясет перед носом черной тряпкой и ждет ответа.

Стою, молчу и думаю, в какую сторону выгоднее податься, чтобы он не успел перехватить меня.

— Тебе показалось, — наклоняюсь и проскальзываю под рукой, в которой он держит футболку.

— Не в этот раз, — обхватив за талию, притягивает к себе.

Прикрыв веки, носом скользит по виску. От теплого дыхания, которое напоминает летний ветерок, по телу растекается волна тепла. Я медленно, но верно превращаюсь в кисель. Жмурюсь, боясь продолжения того, о чем грезила все эти годы. Я до сих его хочу! И это провал.

Он так близко… Настолько, что в памяти одна за другой всплывают картинки нашей восхитительной и волнующей близости. Где-то на задворках сознания мелькает плакат с ярко-красным словом «СТОП», но я задвигаю его в дебри сознания и как можно скорее забываю. Я хочу протянуть руку, пальчиками провести по выпуклым венам на сильных руках. Мечтаю, чтобы он носом зарылся в мои волосы и на выдохе, из последних сил, прошептал: «Аля. Моя Аля-я». Только, несмотря на волны желания, что бушуют во мне, я до сих продолжаю стоять с закрытыми глазами и стараюсь не дышать. Аромат его парфюма вперемешку с ароматом тела сводит с ума. Терпкий, он вызывает зависимость. Страшно вдохнуть, страшно открыть глаза и окунуться в омут синих глаз.

Страшно потерять себя.

— Сын, — шепчу, сжимая подол летнего сарафана и осознавая, что в данную минуту он единственное мое спасение.

— В магазин уехал, — легкий поцелуй в висок и тихий шепот на ухо: — За хлебом.

Так. До магазина минут пять. Стоит мне об этом подумать, как Антон, не скрывая желания, продолжает вкрадчиво нашептывать на ухо:

— Сказал, что заедет к другу. Хочет взять какаю-то игрушку.

Сильнее жмурюсь, делая глубокий вдох. Находиться с ним в маленьком замкнутом пространстве выше моих сил. Особенно когда горячие ладони скользят вниз по талии, доходят до кромки сарафана и поднимаются выше, обнажая ягодицы. Невыносимо, как сладко. С каждым уверенным движением мужчины я чувствую, как слабеет моя крепость. Вот-вот разрушится, осыплется и превратится в пепел.

Я предстану перед ним обнаженной. И телом, и душой.

Долгие годы терапии, бесконечные походы к психологу не привели к ожидаемому результату. Я до сих пор принадлежу ЕМУ! Вся моя сила и смелость, которой я гордилась последние десять лет, канули в лету. Я слаба перед ним…

Желание окунуться в сказку, на несколько долгих минут вернуться в счастливое прошлое, только подтверждает мое легкое падение.

Я сдаюсь…

Здесь и сейчас, в этой небольшой ванной комнате я позволяю нам любить.

22. Алевтина

— Обещаю, я обязательно узнаю, кто виноват в нашем расставании, — прерывисто шепчет Антон, бережно прижимая к себе мое уставшее полуобнаженное тело.

Силы есть только на то, чтобы вцепиться ослабевшими пальцами в расслабленные плечи мужчины и взглянуть на него снизу вверх. Океан эмоций и наслаждений встречается с моим ничего не понимающим взглядом. В голове до сих пор царит хаос. Моргаю, пытаюсь уловить ускользающую нить разговора, зацепиться за что-нибудь, что может дать подсказку, но удается это не сразу.

— О чем ты?

— Аль, наши дороги разошлись не по нашей вине, — он смотрит внимательно, но недостаточно. В глубине его глаз мне удается увидеть что-то странное. Что-то такое, что заставляет усомниться в сказанном.

Прищурившись, кидаю на него внимательный взгляд. Антон прикрывает веки, втягивает в себя воздух, пропитанный нашей близостью, и отворачивается. Пряча глаза, убирает руки с моей талии, отступает в сторону и начинает приводить себя в порядок. Пока он спешно натягивает на свою упругую задницу спортивные шорты, до меня доходит смысл его фразы.

«Он все знает!» — звучит набатом в голове.

Дергаюсь, когда он дотрагивается до оголенного колена рукой. Ловлю его взгляд и понимаю, что да. Он действительно все знает.

— Я, — произношу отстраненно и спешно спрыгиваю со стиральной машинки. — Прости меня, — стыдливо прячу глаза.

Рано или поздно он все равно узнал бы правду, какой бы горькой она ни была. Так пусть лучше узнает ее от меня. Мне так будет легче. Знаю, что не сможет простить такое, посчитает личным оскорблением. И будет полностью прав.

Такой поступок не заслуживает прощения.

Подлетаю к раковине и чуть ли не с головой ныряю под холодную воду. Лицо палит так, что даже вода не спасает от позора. Мне стыдно поднять голову и взглянуть на него.

— Что? — секунда, и Антон оказывается позади меня.

Сильные руки сцепляются в замок на животе, на плечо опускается заросший бородой подбородок. Прикусив нижнюю губу, я нехотя поднимаю голову и устремляю пугливый взгляд в зеркало. Наши взгляды встречаются в отражении. Его отдает теплой и заботой, мой — трусостью.

Трясу головой, прогоняя прочь ненужную романтику, и вырываюсь из теплых объятий мужчины. Если уж убивать зародившееся между нами доверие, то делать это нужно, смотря прямо в глаза.

— Я виновата, — пожимаю плечами и, обойдя ошарашенного Антона, покидаю ванную. Мало того что в ней все пропахло страстным сексом, так теперь это единственная комната в доме, где впервые за долгое время мне было по-настоящему хорошо.

Антон слишком сильно ценит доверие и ненавидит предателей. А я только что вонзила в него нож. И не в спину, а в самое сердце. В орган, благодаря которому мы живем.

— Аля? — Антон хватает меня за локоть и останавливает на полпути в кухню. — Объясни, что значат твои слова? Как я должен их понимать?

Опускаю взгляд на пол и прикрываю веки, пряча глаза. В них столько боли и страха, что мне самой становится страшно. А еще эти… Мужские пальцы, сжавшие локоть, причиняют такую боль, что хочется разреветься в голос. Терплю из последних сил, только бы он не увидел моих слез.

Все, что он должен понять, так это то, какую боль мне пришлось приручить.

— Я уехала, когда твоя мама сказала, что тебя больше нет, — собираю оставшуюся волю в кулак, поднимаю голову и смотрю в любимые глаза, радужка которых потемнела до неузнаваемости. — Мои знают, что я жива и здорова, но я так понимаю, они сдержали данное много лет назад слово и ничего тебе не сказали? — Антон кивает, и я с облегчением выдыхаю: — Все-таки мачеха не последняя дрянь на свете.

— Не понял? — хватка на руке становится сильнее, и я жмурюсь. Заметив проскользнувшую на моем лице боль, Антон позволяет себе парочку плохих слов и отпускает. — Аль, твою налево, я что, должен из тебя все клещами вытаскивать? Давай уже нормально поговорим, а?