Мой папа рок-звезда

— Моя квартира. В ней живут отец с мачехой, а я переехала сюда, к бабушке.

Отступаю назад и опираюсь спиной о стену, касаюсь ладонью того места, где меньше минуты назад была рука Антона. Красное пятно, скорее всего, превратится в синяк, зацветет новыми красками. Только вот сейчас меня это волнует меньше всего на свете.

— То есть твои чудаковатые родственнички все это гребаное время прекрасно знали, что ты жива и здорова, но по твоей глупой просьбе ничего никому не рассказали? — киваю и пытаюсь вжаться в стену, когда в меня впивается взгляд глаз, напоминающих грозовое небо. Впервые рядом с ним мне становится страшно. Я не знаю, чего от него ожидать в таком состоянии. — Аля, ты же понимаешь, что это не может быть правдой? Ложь! Самая настоящая ложь, — Антон усмехается, запускает пальцы в волосы и до боли сжимает. Привожу мысли в порядок, раньше он так говорил.

Делаю маленький, едва заметный шаг в сторону крыльца, ужасно сильно мечтая сбежать от разгневанного дракона. Антона колбасит так сильно, что еще секунда моего промедления — и его разорвет на части.

— Стоять! — Антон кричит так громко, что я подпрыгиваю на месте и замираю, боясь пошевелиться и оказаться заживо слопанной драконом.

Вздохнув, опускаю плечи и поворачиваюсь к нему лицом. Я все равно проиграла эту битву, он не позволит просто так уйти. Остается смириться с тем, что разговор будет проходить на повышенных тонах. К другому он просто не готов.

— Но это правда! — взрываюсь и кричу в ответ. — Я сама попросила их молчать. Не хотела, чтобы кто-то из ребят знал, что я уехала. Мне было больно только от одной мысли о тебе, а общаться с общими знакомыми сравнимо с самоубийством. Ты понимаешь это?

Ожидаемо, мой вопрос остается без ответа.

— Моя мама? — произносит тихо Антон.

Сжимаю кулаки, так что ногти до боли впиваются в ладони, наверняка останутся кровавые следы, и отворачиваюсь в сторону. Его мама самая худшая женщина на свете, и говорить про нее вот совершенно не хочется. Прикусываю губы, думаю, с чего бы начать. В голову лезет все самое плохое, настолько, что страшно произносить вслух.

— Это совершенно другая история. Прости, я не готова сейчас про нее говорить, — я действительно считаю, что его мать заслуживает отдельного разговора, а лучше было бы про нее вообще не вспоминать. А то мало ли, объявится. Но потухший и одновременно разочаровавшийся взгляд парня вынуждает продолжить: — Она приходила ко мне, проклинала и обвиняла в твоей якобы смерти. В те дни я была разбита, отказывалась верить ее словам, но она была так убедительна, что мне просто не оставалось выбора. Я поверила ей. Я правда не думала, что она способна на такую подлость и так красиво все обыграет.

— Дальше, Аля, — безжизненным голосом Антон просит продолжения, когда я замолкаю и по привычке начинаю комкать подол сарафана. Нервы, будь они неладны.

— Та ситуация стала началом нового для меня. После прихода твоей мамы, после той истерики, что она мне закатила, я твердо решила исчезнуть из города и позвонила мачехе с предложением сделки. Я не знала, что ты жив! — всхлипываю, еле слышно продолжая: — Клянусь, я не знала.

— Ты убила нас, — вырвавшиеся из уст Антона слова словно серпом по сердцу.

По телу прокатывается дрожь, ноги отказываются слушаться. Отступая назад, больно ударяюсь затылком о стену. Только это боль вторичная. От первичной перехватывает дыхание так сильно, что я руками хватаюсь за шею и пытаюсь ослабить невидимую удавку. Меня душит. Без сил скатываюсь по стене на пол, глотаю соленные слезы и громко-громко всхлипываю.

Я отказываясь верить в услышанное.

Поднимаю заплаканные глаза, картинка перед глазами размыта. Мне удается рассмотреть только силуэт мужчины, который безжалостно обвинил во всем меня.

Не могла…

— Антон, н-нет. С-слышишь меня? Н-не смей так г-говорить, — голос хрипит, горло раздирает от невысказанных эмоций. — Я н-не могла.

— Я приходил к тебе, — звучит над головой убитый голос родного человека. Вздрагиваю, обхватываю себя за плечи и сжимаюсь. — Несколько раз приходил, но всегда получал один ответ — тебя нет! И знаешь, что самое страшное во всем этом? Моя мать мне снова соврала! Она сказала, что твои родственнички поверили в мою смерть. А оказывается, что не совсем-то и поверили, так ведь выходит, Аля? Твоя мачеха была бледна, как поганка, когда увидела меня на пороге квартиры в первый раз. Я не придавал этому значения раньше, но теперь все понимаю. Она выполняла твою просьбу, чтобы сохранить квартиру? Знала, что я жив, но ничего тебе не сказала?

— Нет, не сказала. Я же просила ее, — всхлипываю и тыльной стороной ладони вытираю слезы.

— Просила, чтобы она не говорила про меня, если вдруг я внезапно заявлюсь на порог твоей квартиры? — он снова взрывается, впивается в меня убийственным взглядом, а я не знаю, что и сказать в свое оправдание. У меня нет слов, чтобы попытаться объяснить ему свой поступок. Да, если честно, я сейчас сама не до конца понимаю, зачем тогда так поступила.

Я действительно просила ее молчать. Купила это молчание за квадратные метры в старой панельной многоэтажки. Если бы я только знала, что Антон жив, то обязательно бы добавила пункт: сказать обо мне можно только ему.

— Я убила нас, — шепчу пересохшими губами и, не моргая, смотрю в глаза Антона. В них пустота и сплошное разочарование.

Жду ли я от него прощения? Нет. Знаю, что такое он не простит. Не тот у него характер, чтобы, не остыв и не обдумав все дважды, все и всем прощать. Ему нужно время, желательно сутки, чтобы прийти в себя и решить, что для него важно.

И достойна ли я прощения…

— Мам, пап, я приехал. Купил хлеб и твое любимое мороженое, мам, — раздается у порога голос сына. — Что случилось?

23. Алевтина

Прошлое…

В себя прихожу в больнице.

Противный писк приборов и тяжесть во всем теле только подтверждают мое местонахождение, а ужасное самочувствие — догадку. Пытаюсь встать, оглянуться по сторонам, но сил не хватает даже на это. Из меня будто высосали все жизненные силы и оставили крохи.

На жалкое существование.

Еле сдерживая слезы, что скопились в уголках глаз и уже готовы политься рекой, я оглядываюсь по сторонам в поиске телефона. Ни капельки не удивляюсь, когда не нахожу его. В принципе, я вообще ничего из своих вещей не нахожу. Не знаю, может, в больницах так принято, я никогда в них не была и без понятия, какие в них правила выживания.

Внимание привлекает скрип открывающейся двери. Я не жду, что ко мне кто-то придет, вряд ли кто из ребят сейчас на ногах. Поэтому не спешу поворачиваться лицом к нежданному гостю.

Но кто бы мог подумать, что именно в такой ситуации судьба решит сыграть со мной злую шутку.

— Пришла в себя? — окинув меня с ног до головы брезгливым взглядом, мать Антона не торопится подойти ближе. Я понимаю, что для нее я никто и звать меня никак, но проявить сочувствие к пострадавшему можно ведь. — Я так и знала, что тебе все сойдет с рук. Таким, как ты, всегда все сходит с рук.