Мой папа рок-звезда

Облокотившись на капот, делаю затяжку. Жду, когда же он заговорит. На часах десятый час, завтра рано вставать. Если не повезет, придется ехать в командировку, в соседний город. Повезет, так засяду за работу дома. Переться в офис нет никакого желания, да и присутствия моего там пока не требуется. Ребята на меня работают отличные, претензий у меня нет. А вот к сыну есть. Пошла шестая минута, а он молчит, словно в рот воды набрал.

М-да, его упрямству можно позавидовать.

Избавляюсь от окурка, засовываю руки в карман брюк и молча продолжаю испытывать на прочность сына. Мне вот даже интересно, когда он собирается сдаться? Семь минут, и ни единого звука, только упрямый взгляд и вздернутые вверх брови. Они прямо так и кричат, что хрен что я из него выбью.

— В машину садись, — произношу, полностью капитулируя перед сыном. — Велосипед, — киваю на транспорт передвижения и протягиваю руку.

Антон усмехается, демонстрируя мне ряд белоснежных зубов, а у меня прямо руки чешутся дать ему подзатыльник. Так, для профилактики.

— Живо! — рявкаю, отбирая велосипед и скрываясь за машиной. Мне еще не хватало, чтобы он мою неуверенность увидел. Всю жизнь потом будет припоминать этот случай.

— Мама сдала? — интересуется, удобнее устраиваясь на пассажирском сиденье и натягивая на себя ремень безопасности.

— А ты как думаешь? — смотрю на него и удивляюсь. На лице ни грамма беспокойства и только взгляд, который он норовит от меня спрятать, выдает с головой. Не все потеряно, что очень радует.

Антон не отвечает. Молча достает наушники, втыкает в уши и отворачивается. Решаю пока не трогать его, дать время обо всем подумать самому. Аля права, нам всем есть о чем подумать. И думаю, что нам не помешает собраться вместе и обо всем поговорить. Иначе все так и будет продолжаться, эта битва не закончится чей-то победой. Победителей просто не будет.

— Где будешь спать? В комнате или в зале? — киваю на разобранный диван, когда мы проходим в гостиную.

— Мне без разницы, — Антон кидает на пол ранец и заваливается на диван.

Надо же, а я уже и забыл, какой он, этот подростковый пофигизм.

— Значит в гостиной, — делаю вывод, заметив, как он переворачивается на живот и подминает под себя подушку, чтобы было удобнее смотреть телевизор. Надо же, как мы похожи. — Еды в холодильнике нет, закажи что-нибудь. Карта вот, — кидаю на стол пластиковую карту и направляюсь в ванную, чтобы еще раз обо всем подумать. — Я в душ.

Надо позвонить Але и сказать, что наш сын у меня. Вернее, было бы правильно, если бы она уже об этом знала. Но ни у меня, ни у сына просто не было сил поставить ее в известность. Он, понятное дело, обиделся на несправедливость, посчитал, что Аля неправа, ну а я просто трус. Во мне не осталось сил, чтобы взять телефон, набрать заветные одиннадцать цифр, что в памяти выгравировали, словно татуировку — навечно, без права на забыть, — и поставить ее в известность. Она, наверное, бедная моя, вся измучилась от неизвестности.

Надо позвонить, набатом звучит в голове. От злости на себя стискиваю челюсти, до побелевших костяшек сжимаю кулаки и лбом опираюсь о темную плитку ванной. Рык, не подающийся контролю, вырывается из грудной клетки и гулом отдается в ушах. Кулак влетает в стену, только вот боль, постепенно расползающаяся по телу, не приносит долгожданного облегчения. У меня по-прежнему нет сил слышать ее голос. Голос, который столько лет преследовал меня во сне, звал с собой и обещал сладкие грезы.

Кольцо на ее пальце — точка в наших отношениях.

Все мои попытки исправить прошлое, достучаться до ее сознания и вместе с ней построить наше счастливое будущее заново летят коту под хвост. Ее невозможно переубедить, до нее невозможно достучаться, и это ужасно злит. Просто выводит из себя.

Выводит настолько, что я и забыл, когда в последний раз в этой квартире не прикладывался к бутылке. С такой женщиной, как Аля, красивой и смелой, вредной и недоступной, невозможно не свихнуться. И кажется, я понемногу начинаю сдавать.

— Матери звонил? — интересуюсь, переступив порог гостиной и окидывая комнату на предмет изменений.

Походу, нет.

Немудрено, своим скандалом мы знатно потрепали сыну нервы. А если учесть, что у парня в самом расцвете стадия переходного возраста, то каяться перед Алей придется все же мне.

— Нет и не собираюсь.

Что и требовалось доказать.

Все внимание сына занимается тупая комедия про студентов, желающих только развлекаться.

— Позвони, — настаиваю, протягивая телефон.

— Нет, — машет головой сын. — Не видишь, я телик смотрю.

Кидаю недовольный взгляд на плазму и еле сдерживаюсь, чтобы не зарычать. Конечно, полуголые девицы куда важнее родной матери.

— Антон, — как бы я ни старался, но из меня вырывается такой рык, что плечи сына вздрагивают. Но, черт возьми, он слишком быстро берет себя в руки и дальше включает игнор.

Знаю, я далеко не идеальный отец и вряд ли в ближайшее время таковым стану, мне еще многому придется научиться, но черт бы меня побрал, даже сейчас я понимаю, что для нас всех будет лучше, если именно он позвонит Але. Именно его голос она мечтает услышать.

Не мой.

— Сам позвони.

Сжимаю кулак и втягиваю в себя губы, полезная привычка таким способом затыкать себе рот, чтобы не наговорить лишнего. С каждым словом сына мне все труднее удается сдерживать в себе накопившуюся за столь короткое время злость. Обессилено кидаю взгляд на экран смартфона и на долю секунды теряюсь. «Вот баран упертый, и как мне теперь быть?» — запоздало мелькает в голове мысль.

— Антон! — неожиданно для себя повышаю голос, потому что это ну ни в какие ворота не лезет. — Немедленно позвони маме!

— Что Антон? — подскочив на диване, впивается в меня недовольным презрительным взглядом сын. Глаза у него мои, пасмурно-серые, когда в теле полыхает злость — как сказала Аля. — Давай еще и ты на меня наори, я же ребенок, который ничего не понимает в этой жизни, — кричит, едва не всхлипывая.

М-да, кажется, в воспитании я полный профан.

— Прости, просто эмоции зашкаливают, — падаю в рядом стоящее кресло и кладу руки на колени, обессилено опускаю голову вниз. — Я устал, — выдыхаю, сжимая и разжимая пальцы на правой руке. После удара о стену остались ссадины и легкое недомогание. — Антон, за этот небольшой промежуток времени я очень сильно устал. И не столько физически, сколько морально. Аля, она сейчас другая, и мне сложно до нее достучаться, понимаешь? Она так же не слышит меня, как и тебя. Нам нужно просто это принять и подождать еще немного. Совсем чуть-чуть.

— Не защищай ее! Все она слышит, просто не хочет, чтобы у меня был папа.

— Она хочет, — с грустью усмехаюсь, вспоминая вкус ее губ и слова, случайно брошенные много дней назад на кухне: «Антону нужен такой отец, как ты». — Поверь мне.

— Нет! — разозлившись, Антон добавляет громкости на телевизоре и отворачивается.

— Антон, разве она запрещает нам с тобой общаться? — повышаю голос, чтобы перекричать гамон тупых звуков и привлечь внимание сына к себе. У меня это получается. Удивленный взгляд пасмурно-серых глаз впивается в меня так, что мне становится неловко, и, чтобы скрыть эту самую неловкость, что свалилась на меня так неожиданно — я просто усмехаюсь. В этот раз добродушно. — Вот видишь. Она не против нашего общения, а это уже показатель ее понимания ситуации в целом. Она против моего общения с ней, потому что ей до сих пор тяжело поверить, что я есть. Разницу понимаешь? — разжевываю истинную причину конфликта.