Мой персональный миллионер

— Чего это? — нелюбезно спросила я.

Причина моей нелюбезности проста — пусть считает меня невежливой истеричкой, перестаёт сюда ходить, вызывая нелепые мысли в моей голове.

— Привет, — в отличие от меня, Герман поздоровался, я едва не покраснела. — Компенсирую твой борщ, сметану и прочие вкусности. Сонька спит?

— Спит, — кивнула я.

— Покупки потом раз берёшь, ничего им за несколько минут не станется. Через час я должен быть на работе, Дашка вернётся. Пошли скорее ко мне.

— Зачем?

— Блин. Суп доедать и курицу. Один я столько не съем. Или деда позвать?

Я прислушалась к себе — есть хочется. От торта уже подташнивает. Ещё ужас, как не хочется спорить. В конце концов, я же суп готовила? Я. И курицу. И продукты свои перетаскивала, так что и компенсацию пакетами можно принять. Все оправдано. Герман, не дожидаясь меня, ушёл, но дверь в свою квартиру не запер. Я стояла и боролась с остатками здравого смысла. Проиграла по всем фронтам. Посмотрела на дочку — спит. И отправилась есть суп.

На Германе передник с вишенками. Теперь с этой ягодой у меня крайне неприличные ассоциации. И буфера никакого — ни деда, ни Соньки, ни даже Сатаны. Мне отчего-то казалось, что я лечу в пропасть, причём добровольно. И то, что прячется на её дне, меня страшно пугало, но и манило, и противостоять невозможно. Причём боялась я даже не секса — от хорошего секса ещё никто не умер. Я боялась того, что творится в моей голове.

— Суп, — улыбнулся он. — Курица. Я, правда, ночью сожрал её последнюю ногу. Она, конечно, пострашнела без конечностей, но на вкус очень даже. Салат я тоже доел. Нечаянно.

— А я почти доела торт, — горько вздохнула я.

Мы рассмеялись. Вели себя так, словно ничего вчера вообще не случилось. Если бы не наши взгляды, которые скрещивались то и дело, я бы так и подумала. А теперь мне казалось, что я просто дикий зверек, которого постепенно, чтобы не спугнуть, приручают. И это тоже пугало. Но я продолжала сидеть. Мы просто соседи, да. А штамп в паспорте — это для деда.

— Лид, — спросил Герман, когда я отодвинула от себя пустую тарелку. — Все хорошо?

— Да, — стушевалась я.

Ну не говорить же ему, что суп ем, а в голове неприличные картинки из сна? Полез бы уже, что ли, схватил за задницу, или даже ущипнул. Тогда я ответила бы ему пощечиной и удалилась гордая собой. Нет, смотрит, улыбается, ходит, вокруг да около, словно сытый кот. Хотя, судя по блеску в глазах, кот очень голодный. У меня тянет низ живота, а я просто обедаю. Что творится с тобой, женщина?

Герман поднялся со стола, собрал тарелки. Фартук уже давно снят и переброшен через спинку стула. Я помню силу эрекции Германа вчера, и стараюсь на него не смотреть, когда он стоит так близко — боюсь, что посмотрю именно на ту область, что вчера прикрывалась вишнями, и он непременно мой взгляд поймает. Тоже встаю. Проклятая маленькая кухня! Она сталкивает людей помимо желания. Я смотрю на Германа, он выше, получается снизу вверх. Он улыбается. Поцелует, точно поцелует! Во мне борются паника и предвкушение. Я понимаю, что в этот раз уже точно доведу дело до конца. Побеждает первое.

— Там, наверное, Сонька проснулась, — пробормотала неразборчиво я и позорно сбежала.

— До встречи! — крикнул следом Герман, а дверь за моей спиной закрылась, отсекая меня от сомнений и соблазнов.

По дороге я прихватила коробку — надо разбирать. Вынимала тёплые вещи, когда-то любовно мной выбранные, руки тряслись. Отправляла их в машинку освежить. На кухне пакеты. Господи, кругом Герман, куда не повернись! Я заглянула, пакеты зашуршали. Увидела сыр, тот самый, перед которым никогда не могла устоять. Отрезала тонкую, почти прозрачную пластинку. Надкусила. И заплакала. Мне обидно, что всю мою не так уж короткую жизнь никогда просто никто обо мне не заботился. Не заморачивался этим, считая нужным. Всегда все сама. За себя, за Дуньку. А теперь появился мужчина, который просто перевернул пусть и паршивую, но устоявшуюся жизнь верх тормашками. Даже непостижимым образом угадал, какой сыр я люблю. И мне страшно. Очень страшно. И от того, что это началось, и от того, что рано или поздно закончится. И чем сильнее я сейчас привыкну, тем хреновее мне потом будет.

Проснулась Сонька. Она тоже плачет. Но её причина для слез куда существенней моей — она проголодалась. Я убрала сыр в холодильник и вытерла слёзы.

Следующие несколько дней я старательно избегала Германа и это вполне мне удавалось. Мы выходили гулять только, когда он уезжал. Возвращался посреди рабочего дня он редко, мы не сталкивались. Сонька щурилась на снег — он её удивлял. Кричала, наверняка хотела его попробовать. Я вспомнила про свой снежок, и мы с дочкой вынесли его на улицу — теперь не должен растаять до весны.

Коробки разобраны почти полностью, в подъезде остались пока ненужные — с книгами и прочими милыми сердцу безделицами. В мою квартиру они отказывались вмещаться. Гришка молчал, и это удивляло. Может, Виталик и правда не вспомнил ничего, протрезвев? Мои надежды не сбылись. Такие, как Гришка, ничего не забывают. И мстят при первой же возможности.

На четвёртый день, когда я думать уже о Гришке забыла, он напомнил о себе. Я только уложила дочку спать и ходила на цыпочках, когда раздался звонок в дверь. Я вздохнула — наверное, опять старшая по подъезду, которая измучила уже меня, требуя убрать все коробки.

— Сейчас уже уберу, — выдала я, едва открыв дверь.

Но там стояла не она. Совершенно незнакомые мне люди. Две девушки, молодой, крепкий мужчина с цепким взглядом. Впрочем, он и у девушек такой же. Неужели опять Дунька встряла в проблемы? Нет, оказывается, в них встряла я.

— Здравствуйте, — вежливо, но напористо произнесла старшая девица. — А вы почему ещё квартиру не освободили?

— Что? — переспросила я, надеясь, что ослушалась.

— Разве вам не позвонили? Я — Валентина, риелтор. Мои клиенты вчера подписали документы на покупку этой квартиры. Можете ознакомиться.

Я растерянно смотрела на бумажки. Буквы расплывались перед глазами. Первая мысль, дурацкая — ну вот, только коробки распаковала, и теперь снова все собирать. А потом уже поняла, что собирать надо будет все — и себя, и Соньку. И куда везти? На свою квартиру, где живёт другая семья? И выбросить на улицу их с ребёнком? Там такой договор… а если и удастся, чем мне потом за ипотеку платить? Работать я не смогу ещё года полтора точно.

— Видимо, не позвонили, — констатировала Валентина. — Понимаете, хозяева давно в отъезде, с продажей квартиры тянули по неизвестным мне причинам. Мои клиенты давно уже ждут. А тут внезапно дали добро… Я понимаю, у вас ребёнок…

— Завтра, — сказал мужчина. — Сутки на сборы даем.

Девушка, до сих пор молчавшая, поднялась на цыпочки, и не глядя на меня, зашептала что-то спутнику в ухо. И вердикт изменился. Сегодня же вечером.

Глава 17. Герман

Мне кажется, Лида от меня пряталась. И смешно, и грустно. Часть вещей я отнес, но она выглядела так стесненно, что многое так и осталось в моей квартире. Не хотелось пугать её больше, нужно будет – заберёт. Поэтому розовые и жёлтые ползунки так и продолжали висеть в моей прихожей. Остался цветок в горшке. Вспомнил я про него лишь сегодня, зато вспомнив, полил.