Мой персональный миллионер

Чайник не собирался закипать. Я рассматривала узор камня на столешнице. Точнее, делала вид, что рассматриваю. Что меня в её словах зацепило? Я даже и не поняла сразу… Старая квартира. Я не была там несколько лет. Откуда она знает?

Посмотрела на неё — светится. Готовится новости вываливать. Может, выставить её, пока не поздно? Или поздно уже… Процесс запущен, необратим. Как снежный ком покатился. Мари же — или Маша — достала из сумочки конверт. Я не хотела знать, что внутри, но гостью моё мнение не заинтересовало. Из конверта выпали фотографии. Старые. Хорошо, не черно-белые.

Я потянулась, взяла одну. Себя я узнала сразу. Фотографии детства у меня были, хотя подозреваю, что прореженные не то бабушкой, не то отцом. Я и не задумывалась, принимала как есть.

Мне казалось, что я её не помню. Из детства, сколько ни старалась, ничего не вспоминалось. Даже ощущения. Бывает, что не помнишь человека, но помнишь его прикосновения, слова… Мамы в моей памяти не было. Словно бабушка вырезала, так же как из альбома фотографии.

А узнала сразу. И поняла, почему мне Мари казалась знакомой. Она на неё похожа. Мы с Дунькой нет, а она да. Такая же… красивая. На фотографии мама счастлива. Или производит впечатление? Была бы счастлива, не сбежала бы во Францию, не бросила бы нас.

— Папа по работе был в России… — Голос Мари доносится глухо, словно мне ваты в уши набили. — …А мама — переводчица. Девяностые, денег, говорит, совсем не было. Папа богат. А ваш… отец, конечно, подавал надежды, но к тому времени сел за мошенничество. В общем, мама стала его любовницей, а затем забеременела мной. А у папы детей не было — возраст уже… В общем, он позвал с собой. Только намекнул, что чужие дети ему не нужны. А дальше ты сама знаешь.

И руками развела, словно извиняясь.

Чайник вскипел. Надо срочно чем-то занять руки. Я сполоснула заварник, заварила свежий чай, накрыла его полотенцем, давая запариться. Разлила в две чашки. Одну пододвинула Мари. Мозг думать отказывался. А может, оно и к лучшему?

— Ну? — спросила Мари, дуя в чай и ожидая хоть какой-то реакции.

Реакции не было.

— Ладно я, — наконец, какие-то слова во мне завелись, — но Дуня же совсем маленькой была…

Мари снова руками развела. Правильно, не она же детей бросила на старую бабку и отца с сомнительными моральными качествами. Хотя о чем я? Отец был гораздо честнее. Он хотя бы просто был.

— А зачем приехала?

— Интересно же, — искренне удивилась Мари. — Мама разрешила. Адрес дала. Неверный, правда. И дело у меня к тебе… личного характера.

Где там коньяк был? Прав Герман — мне необходимо спиться. Срочно. Прямо сейчас. Чай коньячный мне в помощь. Я отхлебнула чай, чтобы места для коньяка осталось больше. Коньяк нашёлся в шкафу. Мари, наверное, считает меня алкоголичкой. Не все ли равно? Она чужая. И мама её тоже. А чай с коньяком гораздо полезнее, оказывается.

— А меня как узнала?

— По украшениям. У мамы есть фотографии. Она жалела, что не забрала. Они очень ценные и старые.

Вот так. О цацках оставленных печалилась, а о детях — недосуг. Чай оказался допит. Я смотрела на эту девушку. Сестрой язык не поворачивался назвать. У меня есть сестра — Дунька. Пусть непутевая, но моя. Чужих мне не надо. Зато ей зачем-то нужна я. Иначе бы не пришла.

— Мне всегда Россия нравилась. Она такая… дикая. Здесь гораздо больше места для маневра. И я рассчитываю остаться. Только не как ты, — Мари поморщилась, — бедной родственницей. Я хочу хозяйкой. Поэтому и пришла — договариваться по-хорошему. По родственному, так сказать. — И без перехода заявила:— Отдай мне Германа.

Хорошо, что я чай допила — поперхнулась бы. Захотелось коньяка прямо из бутылки, без чая. Ничего, перехочется.

— Ты сумасшедшая? — спросила я как можно осторожнее.

Мари передернула плечиками и рассмеялась. В рассыпанных по плечам волосах сотнями бликов отражалась лампочка. Хороша — ничего не скажешь.

— Понимаешь, Лида. Наши семьи согласны с нашим выбором. Мама всецело поддерживает, во Франции меня ничего не держит — мама, наконец, разродилась наследником — лучше позже, чем никогда. Буду летать на выходные. Мама Германа тоже. Над дедом она сейчас работает. А Герману я лучше подхожу, ты же видишь. Тем более что ваш брак — фикция. И условия, в которых вы живёте, кошмарны. Я не думаю, что он долго выдержит. Тем более очевидно, что моя родословная с твоей ни в какое сравнение. Твой отец где? Сидит, снова? Вот-вот…

— Пошла вон.

— Я тебе заплачу. У меня много денег. Да, они папины, но он даст. Да и мама сколотила уже капитал. А мой капитал — это я, понимаешь? И сейчас я собираюсь очень выгодно его вложить.

— Пошла вон, — терпеливо повторила я.

Встала, пошла, открыла дверь.

— Я же по-хорошему прошу, — Мари сдаваться просто так была не намерена. — Ты подумай. У тебя дочка маленькая. Ты проблем хочешь?

Я хотела её ударить. Толкнуть. Чтобы упала на пол, некрасиво раскинув ноги, растеряв весь свой лоск. Я держалась. Мари была нарочито нетороплива. Натянула сапожки на стройные ноги. Застегнула. Выпрямилась, улыбнулась. Ослепительно — признаю. Но я, честное слово, лучше вовсе без родни, чем с такой. Привыкла. Да и безопаснее, судя по всему.

— Хорошенько подумай, — попросила Мари, выходя из квартиры. — Я утром позвоню. Номер телефона я твой найду, можешь не беспокоиться.

Я повернула ключ. Потом на внутренний замок закрылась. На задвижку. И поклялась никогда не впускать в свой дом незваных гостей. Подумалось о Соньке. А вдруг эта Мари её обидит? Нет, невозможно. Это же ребёнок. Племянница даже, пусть и не голубых кровей. И вообще, большинство угроз обычно угрозами и остаются.

Но беспокойство не желало оставлять. Боже, как мне Герман нужен! Но его телефон был выключен, и я понимала, что не Герман тому виной, а командировка. Покоилась на коньяк — выпить немного? Нет. Алкоголем проблемы не решаются. Может, Дуне позвонить? Нет, тоже нет. Она же беременная, ей нервничать никак нельзя. Придётся самой, опять самой. И Сонька в больнице, не схватишь её в охапку, не унесешь, не спрячешь…

Ночью я не сомкнула глаз, что не удивительно. Кружила по крошечной квартире, пила то чай, то кофе, думала о фотографиях, лежащих на столе, но так и не притронулась к ним. В третьем часу ночи вернулся Сатана. Я впустила его, дождалась, пока доест и домоет свои яйца, потом схватила тяжелую меховую тушку в охапку и устроилась с ней в кресле. Зарылась лицом в его мех. Сатана к таким нежностям приучен не был, терпел с трудом, мурлыкать отказывался, но все же терпел.

— Все хорошо будет, да? — спросила я у него.

Он тяжело вздохнул и заерзал, пытаясь устроиться удобнее, поняв, что скоро его не отпустят.

Хороших новостей я от утра не ждала. Но оно решило извернуться и все же меня удивить. В восемь утра, когда я стояла уже в пальто, готовая ехать к Соньке, пришёл Гриша. Слава богу, ключей от этой квартиры у него не было, но впустить мне его пришлось. Мне нужно было знать, с чем он пришёл — опыт нашёптывал, что без камня за пазухой не обошлось. Ничего, мне главное Германа дождаться. Он сильный. Он сможет помочь.