Моя крайность

До изматывающей дрожи мне хочется коснуться Макса, но я всего лишь скольжу взглядом по его густым волосам, по лицу, по рельефным скулам и слегка впалым щекам, на фоне которых чётко очерченные губы, смотрятся просто завораживающе. Спускаюсь ниже к его выступающему подбородку с ямочкой, придающей ему особую привлекательность.

— Ты не представляешь, как я за вас рада, — шепчу прямо ему в губы, давясь диким желанием прикусить ему язык, чтобы он не трепал им больше. — И еще. Я не спала с Котовым, — целую ту самую волевую бороздку на подбородке, отчетливо слыша, как Максим шумно сглатывает. — Кошмарных тебе снов, Макеев.

Глава 38 "Дурное предчувствие"

Марго

Вручив ключи и вверив мне съемную квартиру в полное распоряжение, Лешка оставляет меня одну. И теперь он отсутствует несколько дней. Словно скрывшись ото всех, не выходит на связь, и сам не звонит, и чаще обычного его номер заблокирован.

Выработанный с годами безусловный рефлекс реагировать стрессом на такого рода исчезновения брата — подстёгивает, всё чаще накручивает и не даёт нормально спать. Дурные мысли то и дело лезут в голову, зато прекрасно вытесняют из неё Макеева, ведь тому там совершенно не место. Давно нужно стать реалистом и не пытаться верить, надеяться и ждать участи современной золушки, которую взяли из прогнившей "хрущевки" и отнесли на руках в сытую жизнь.

Разный статус и мы с ним неровня, хоть нас и тянет друг к другу как намагниченных, питать пустые иллюзии чревато сильнейшим разочарованием и болью там, где по истечению времени чувства уступят место банальным жизненным устоям.

Телефон прерывает тоскливый поток размышлений, коротким звуком пришедшего сообщения:

"Собери свои вещи, мы едем на море"

Набирать сейчас номер брата, все равно что играть в дартс с завязанными глазами — малоэффективно, поэтому я просто следую инструкции, сразу же отправляясь домой.

Когда после третьего стука ничего не происходит, я берусь за вытянутую дверную ручку, совсем новую, чересчур гладкую и плавную, играющую на контрасте своей идеальностью с дверью, видавшей лучшие времена. Получается очень забавно. Есть мать, но я видимо ей не нужна. Есть дом, но вход в него мне запрещен. Адреса, явки, пароли сменили без меня, вместе с замками, подведя жирную черту под возможностью вернуться в квартиру, хотя бы за вещами, ведь ничего другого в этих четырех стенах я не имею.

Нервно сжимаю пальцами холодный металл, чувствуя как сама наполняюсь прохладой от зашкаливающей ненужности, глотая горечь обиды и полного бессилия хоть что-то изменить. А всего-то можно начать с малого, попробовать пристроить старый ключ, авось повезет.

И в этот раз мне действительно везет, ключ со знакомым скрежетом поворачивается в замочной скважине, отсчитывая три щелчка, за которыми следует мой облегченный выдох. Значит просто заменена ручка, а не весь замок в целом.

К продолжающемуся удивлению, квартира встречает меня чистотой, без привычной затхлой вони, с аккуратно расставленной обувью в прихожей и развешенной верхней одеждой. Разительные перемены встречаются на каждом шагу, укореняя в душе такое светлое, долгожданное облегчение, что я слегка умалишенно улыбаюсь своему отражению в надраенном до блеска зеркале.

На кухне прибрано так тщательно, что меня начинают терзать смутные сомнения, а в ту ли квартиру я вломилась? Бегом несусь в спальню, подмечая еще с порога, что и мою комнату постигло нашествие клининговой компании, которая преобразила и без того идеальный порядок. Зарождающаяся эйфория от разительных перемен нехотя сменяется необходимостью собраться как можно скорее и убраться до прихода основных жильцов.

Большая спортивная сумка Леши, явно не вместит мое нажитое имущество, поэтому решено взять пока самые нужные вещи, за остальным я вернусь с помощником уже после отпуска. На дно сумки летят самые ходовые элементы летнего гардероба, туда же ветровка, джинсовая куртка и спортивный костюм. За увлеченной возней я не сразу замечаю, что больше не одна, легкий шлейф свеженького перегара безошибочно наводит на мысль кого принесла нелегкая.

— Что дядь Петь, мать наконец-таки попёрла? Навела порядок в квартире, выкинула хлам вместе с тобой.

И не думая прятать полнейшее пренебрежение, бросаю оскорбительный вызов, не поднимая головы, не удостаивая даже мимолетным взглядом собеседника, решившего себя вдруг оправдать.

— Нет. Я устроился на работу.

— Ага, подзаборным сомелье? — делаю ехидное замечание, поражаясь тому, как от гадких слов разливается тепло на душе. Оказывается хамство иногда дарит моральное удовлетворение.

— Не будь сучкой, тебе не идет, — припечатывает ответом так, словно всегда ждал возможности меня оскорбить именно такими словами. — Твоя мать прекрасно понимает с кем ей лучше. Она ведь уже не раз делала выбор в пользу меня, а не вас, — горделиво произнесенной фразой, больно жалит и мне хочется вернуть эту боль с лихвой.

— Заткнись, Дон Жуан-запойник, — перебиваю я таким напряжённым голосом, что в груди начинает знакомо печь. Там где долгие годы запекается злоба к матери, не сумевшей пережить папину скоропостижную смерть, а в итоге погрязнув в отношениях с тем кто пьет и тянет ее за собой на дно.

Бросаю свои сборы, резко выпрямляюсь, решая встретить скандал лицом к лицу, а не с трусливо опущенной головой. Пусть и не думает, что способен запугать меня, вот только напускная бравада быстро исчезает, вмиг разбиваясь о дерзкое выражение лица отчима.

Его глаза неприлично откровенно скользят по мне, заставляя задрожать и от дурного предчувствия, рвущего натянутые нервы, я отступаю на шаг назад. Зеркальное действие отчима, больше похожее на атаку голодного зверя, чем на человеческий порыв быть ближе к собеседнику во время разговора, побуждает меня отчаянно отступать, до тех самых пор пока я не упираюсь спиной в острый край комода.

Внутри появляется мерзкое и неприятно-липкое чувство, сводящее с ума, заставляющее стискивать челюсти сильнее.

— Тихо, — понизив голос до угрожающего шепота, он в один прыжок преодолевает расстояние между нами, нависая уже не призрачной угрозой, а реальным предупреждением. От которого скручивает внутренности, болезненным спазмом делая меня невольной жертвой. Слабой, забитой девчонкой, у которой нет ни единого шанса противостоять мужчине в разы сильнее меня. — Я тебя долго терпел, золотко.

— Можешь выдохнуть, я не задержусь здесь надолго, — сбивчиво и быстро говорю я, совершенно не контролируя ни ситуацию, ни голос дрожащий. — В сторону уйди, — пока еще не теряя надежды, упираясь ладонью ему в грудь. — Дай пройти.

Но, кажется, он не собирается двигаться с места, уже притягивая к себе плотнее, довольно-таки сильно хватая меня за запястье. Неожиданно нагло и с нажимом отводя мою руку в сторону. Ненависть смешивается с брезгливым страхом, который трансформируется в дикую панику. Потому что я понимаю к чему все идет. Понимаю, что он готов меня сломать, а я вряд ли способна дать равносильный отпор.