Моя панацея

— Павлик? Это он сдал адрес? Впрочем, что удивительного, если он гнида?

— О, я даже не думала, что до такой степени, — тяжело вздыхает и отходит от меня. Сосредоточенно, серьёзно начинает поднимать вещи с пола, одеваться, а я натягиваю штаны.

— Максим, не ходи! — просит Инга, но я отмахиваюсь. — Пожалуйста. Не нужно тебе с этими людьми общаться. Не надо! Они умеют лгать, выдавать желаемое за действительное, у них извращённый ум. Они отвратительные.

— Просто побудь здесь.

Плевать, что на улице ноябрь и в одних штанах могу околеть. Мне до такой степени жарко, меня душат эмоции, хочется настучать себе по голове, что не подумал об этой семейке раньше, не хватило времени разработать план, успокоить их раз и навсегда. Расслабился. Зато теперь один из этих упырей за моим порогом.

Я влетаю в свой кабинет, хватаю со стола телефон и быстро набираю номер Сергея, чей дом рядом с моим — нам с ним так намного удобнее.

Главное, не торопиться. Главное, не делать глупостей — это единственное, что меня волнует. Да, чёрт его возьми, я боюсь не сдержаться и наломать таких дров, что потом ни за что не расчухаюсь.

“Это Павлик”, — шумит в голове мысль на бесконечном повторе, щедро подбрасывая в костёр моей ярости сухие поленья. Это ж надо было таким козлом мелочным уродиться.

Выхожу во двор, окидываю взглядом дом за спиной, смотрю на окно сына. За ним тьма, Ярик спит, и я вспоминаю обещание, которое дал, когда стал отцом: не лить кровь.

Я постараюсь сдержать своё слово, сынок. Очень постараюсь.

Калитка отъезжает в сторону, я складываю руки на груди, а прохладный ветер гуляет по голой коже.

Я жду.

Сначала появляется Валера — один из охранников, следом его коллега Пётр, который буквально вталкивает высокого долговязого мужика во двор, а следом вырисовывается внушительная фигура Сергея. Он взъерошенный, смотрит хмуро, чешет шею, а светлая футболка задралась на боку, обнажая чёрную татуировку.

Я благодарен ему, что даже в свой заслуженный и законный выходной не отказал мне и пришёл по первому зову, хотя более чем уверен — он до этого наверняка с какой-то девицей скакал на высоких амплитудах.

— Ребята, возвращайтесь на пост, мы с Сергеем Петровичем сами разберёмся.

Парни кивают и через мгновение их будто ветром сдувает.

— Чем обязан? — спрашиваю внезапного гостя, а он осматривает двор. Его ничего не тровожит, он любуется моими владениями. Алчно так, жадно всматривается в каждую деталь.

Разглядывает дом, газон, идеально подстриженные кусты. Ковыряет ногой плитку, присвистывает и наконец-то смотрит на меня. Улыбается так широко, что я не сразу понимаю, что кроется за этой улыбкой. Но когда Василий делает шаг ко мне и протягивает руку в приветствии, понимаю. Ему нравится! То, что видит вокруг себя. Он в восторге.

Наверное, уже прикидывает в уме, сколько их семейка может стрясти с нового родственника. Правда, не помню, в каком месте на мне тату набито со словом “лох”.

— Максим Викторович Пожарский, доброго вам вечера, — растекается патокой, елеем, а я смотрю на протянутую руку с брезгливостью. — Наслышан, очень наслышан. Смотрю, божьей милостью вы многого добились! Хорошим людям всегда воздаётся по заслугам, бог великодушен.

— Заткнись, придурок. Ты вообще кто такой? — даю ему возможность отхаркать свою любезность, которая ни в одном месте не тарахтела, и наконец перестать корчить из себя великого благостного старца.

— Я же Василий! Двоюродный брат Инги, — заявляет растерянно и таращится на дом за моей спиной. Делает шаг вперёд, но я выставляю руку, не даю ему приблизиться. — Ингуша разве не рассказывала вам о своей семье?

Я не знаю, что сейчас отражается на моём лице, но вряд ли радость и счастье, потому что долговязый Василий отступает ошарашенно. И без того длинное сухое лицо вытягивается сильнее, а редкая светло-русая бородёнка топорщится.

— Ты зачем явился, Василий? Гостинцы от матушки привёз? Соленья-варенья, колбасу домашнюю?

— Я повидаться хотел, — почти обиженно. — Инга совсем забыла о нас, это нехорошо. Номер сменила, адрес. Хорошо, с мамой один добрый человек связался, подсказал, где блудную искать.

Прости, сынок, но ещё немного и я выбью этому уроду мозги.

Я делаю к нему шаг, он отступает, снова подхожу, он трусливо пятится, пока не упирается в спину Сергея. Тот почти дружелюбно фиксирует своими лапищами его тощие плечи — этот лёгкий якобы захват надёжнее любых цепей, Серёга очень сильный.

Василий, похоже, не из тех, кто привык драться, потому даже не дёргается.

У него есть какая-то цель, и ради неё готов многое стерпеть, даже грубую хватку Сергея.

— Максим Викторович, позовите Ингу, пожалуйста. Нам надо поговорить.

— О чём?

— Это наше дело! — гордо так, с чувством собственного достоинства. — Она моя сестра, мы её семья. Она должна помогать нам, это её обязанность.

— А это мой дом, потому правила здесь диктую я.

— Позовите Ингу, — не сдаётся. — Или я пойду в полицию и скажу, что вы силой её здесь удерживаете. Я должен убедиться, что с моей сестёнкой всё хорошо.

— Макс, держи себя в руках, — раздаётся сквозь яростный рёв в ушах голос Сергея, но перед глазами алая пелена, а рука сама сжимается в кулак. — Макс! Смотри!

Я резко оборачиваюсь и вижу Ингу, которая несётся в нашу сторону. И честно признаться, она сейчас восхительна в своей злости.

40. Инга

Из троих моих братьев самый младший и противный — Вася. Старше всего на полтора года, он в любой удобный момент пытался показать, насколько превосходит меня по всем параметрам. А ещё вечно жаловался и стучал, порой фантазируя и скидывая на меня всё, что только можно.

Кого лучше подставить под тёткин гнев? Ингу, конечно же. Она дурочка, она всё стерпит.

Я вылетаю из дома, словно мне пятки подожгли. Не могу сидеть за закрытой дверью, пока один из моих братьев может навешать лапшу Максиму на уши. И не то чтобы я сомневалась в Максе или считала его слишком доверчивым — нет. Просто я очень хорошо знаю, какими подлыми могут быть Реутовы. А ещё, несмотря на работу с психологом, мне всё ещё трудно выбросить обиды из сердца. Только вместо слёз сейчас мне хочется вцепиться в чьё-то лицо и царапать его, царапать, пока глаза не выкатятся.