Моя прекрасная повариха

– Можешь открыть глаза, детка. Все получилось.

– Да, – ответил я. – Его больше нет.

Глория открыла глаза и бросилась к большому зеркалу – споткнулась о невидимую преграду, замерла перед зеркальной гладью, всматриваясь в свое отражение. Шрама не было, шрам пропал! Только сейчас я понял, насколько избавление от него было важно для моей жены и дочери – пусть они скрывали, пусть ничего не говорили, но…

– Вот и все, – сказал я, улыбаясь. – Никакие шрамы нас больше не побеспокоят. Теперь все хорошо.

Азора

Учебный год в школе Келлемана начинался в первый день осени, и в этот раз целых двадцать мальчишек и девчонок отправились грызть гранит науки в класс начальной ступени.

За две недели до этого Эленвера осудили по всем пунктам. На заседание суда мы не пошли – с нас хватило того, что было написано в газетах: двести пятнадцать лет строгого режима без права обжалования приговора.

Мои родители сказали бы, что это слишком жестоко. Ну и пусть.

Текучую жилу, которую эльфы увели от Келлемана, по решению суда потихоньку волокли обратно. Бургомистр потирал руки и готовился начать разработку. Все в городе считали, что грядущие доходы будут хорошей компенсацией за карантин.

За неделю до этого Фьярви и Конрад съездили в соседний Хантверн и вернулись с доброй дюжиной бумажных свертков, в которых было все, что только может понадобиться девочке в начальной школе. Сверкающий кожаный портфель, карандаши и перья, новенькая чернильница и баночки с чернилами, учебники и тетради, краски и кисти, а самое главное – темно-синее форменное платье с белоснежными кружевами на воротнике и рукавах, настолько торжественное и красивое, что было похоже на бальное, а не на школьное.

Это были настоящие сокровища. Увидев их, Глория ахнула и захлопала в ладоши, а я вспомнила, как совсем недавно боялась, что у меня не хватит денег, чтобы собрать ее в школу. Когда она убежала в свою комнату, чтобы примерить платье, то Фьярви объяснил:

– Это такая гномья традиция. Отцы и деды собирают детей и внуков на учебу, покупают для них все, что нужно.

– Мы и этим зеленым огольцам купили кой-чего, – добавил Конрад. – Все ж не чужие, а двоих мелких негодяев труднее собрать на учебу, чем одну девочку.

– Они очень сильно изменились под вашим влиянием, – сказала я. Нар и Очир действительно сбавили градус своих проделок и проказ. Теперь почти все их время занимала математика: ребята сидели с Конрадом над учебниками и тетрадями, чтобы потом начертить и собрать деревянную птицу, которая могла лететь, скользя по воздушным потокам, или кораблик, который свирепо хлопал лопастями по воде ручья.

Келлеман просто вздохнул с облегчением.

– Хорошие они парни, головастые, – одобрительно произнес Конрад. – Из них выйдет толк.

Очир был младше Нара, но все равно пошел с ним в один класс – сидеть в одиночестве целый год, когда брат и Глория идут на занятия, было для него невыносимо. В первый осенний день вся наша компания приехала к школе: Глория в своем синем платье важно пошла впереди, сжимая в одной руке портфель, а в другой – букет румяно-розовых астр. Мальчишки шли за ней, как отважные воины – они несли сиреневые гладиолусы и то и дело норовили начать ими битву, словно пиками. Дархан, торжественный и строгий, смотрел на них, и его правая рука периодически вздрагивала, словно он хотел поднять ее и вытереть слезы.

– Растут, паразиты, – вздохнул он, и Конрад согласно кивнул.

– Растут. Хорошие парни вырастут.

Фьярви, взволнованный и гордый, встал рядом со мной на участке школьного двора, который отвели для родителей. В начале лета он был гном-одиночка, а осень встречал главой клана – маленького и веселого, и члены этого клана любили друг друга всем сердцем. Мы были разные – и нам было хорошо. Возле школы расплескалось целое цветочное море. Ученики переговаривались и смеялись, к Глории сразу же подошла одна из девочек-первоклассниц, и Фьярви заметил:

– Это Авин, дочь почтмейстера. Глория дружила с мальчиками, а теперь подружится и с девочками.

Учительница, госпожа Ланер, встала рядом со своим классом, и ученики умолкли. Кажется, сейчас они по-настоящему поняли, что теперь их детство меняется. В нем будут книги, новые открытия, труд и светлые дороги. Фьярви дотронулся до моей руки и заметил:

– Азора, ты плачешь.

Я и в самом деле заплакала. Моя Глория, моя отважная маленькая девочка сегодня шла в школу. Это было так радостно и светло, что я не смогла бы не заплакать. Конрад ободряюще улыбнулся и сказал:

– Это можно, правнук. Я тоже слезу уронил, когда тебя вот такого сопляка в учебу отдали.

– Выросли наши ребятки, – добавил Дархан. Он старался держаться спокойно и уверенно, но у него от волнения потемнели уши, и я чувствовала, что орк не знает, что лучше сделать: уронить слезу по примеру остальных или пуститься в торжественный пляс.

Потом к нам вышел директор школы – он рассказал о том, как рад снова увидеть ребят после летних каникул, пожелал всем успехов в учении, и выразил надежду, что до конца учебного года школа простоит с целыми стеклами, а не так, как в прошлый раз. Ученики рассмеялись: директор выглядел строгим, но было ясно, что эта строгость всегда по делу.

Глория обернулась к нам, помахала своим букетом, и мы дружно помахали в ответ. Нар и Очир стояли рядом с ней маленькими рыцарями возле принцессы Гарухты. За это лето они о многом узнали, научились дружить, и я радовалась, что дальше они пойдут все вместе.

Дальше будет новый учебный год – и целая новая жизнь. И мы стояли перед ней, заглядывая в ее лицо и готовясь идти вперед.

Над школьным двором вдруг раздался грохот, и в небе над крышей школы расцвела алая рожа с высунутым языком: это бахнула петарда с сюрпризом, и Нар с Очиром сразу же принялись старательно изображать, что они здесь не при чем. Все школьники рассмеялись, учителя улыбнулись, а Дархан показал мальчишкам кулак и прокричал:

– Ну, паразиты! Ухи оборву!

Эпилог

Фьярви

Конрад родился весенней ночью. Тогда была последняя снежная буря, уходящая зима бросалась пригоршнями снега по крышам и окнам больницы, а я ходил туда-сюда по коридору, и в голове царила звонкая пустота. Потом ко мне спустилась медсестра и с улыбкой сообщила:

– Ну что, папаша, поздравляю! Мальчик, да такой хороший!