Моя свекровь — мымра!
Шрифт:
— А чем твой муж занимается? Как все в столице, ворует?
Мне стало смешно — как наивно смотрит на жизнь провинция. Как столицу идеализирует все же она. Как превозносит ее, но нет совершенства и там, в столице. Провинция думает, что каждый, живущий в Москве, только и делает, что ворует, ан нет, не у всех это получается даже в Москве.
Я воскликнула:
— Вы зря москвичам завидуете. И там сладко живется не всем. Воровать — это тоже может не каждый. Это идет от судьбы и дано единицам. Себя не беру, я вообще ничего не умею, а вот мой муж — мужчина очень толковый.
— Да ну? — ахнул Арнольд.
— Именно. Вы удивитесь, но, дожив до весьма зрелых лет, воровать мой Роберт не только не научился, но (даже стыдно сказать) и не пробовал. А на вопрос, как ты дошел до жизни такой, он однажды ответил: “Мне было некогда”.
Детектив удивился:
— Ха! Было некогда! Чем же таким он был занят всю жизнь?
Я усмехнулась:
— Именно об этом сразу Роберта и спросила на другой день после свадьбу. А он мне ответил: “Работал я”. Представляете! Он работал! И куда его мать только смотрела? Впрочем, ясно куда — в зеркало, только в зеркало с вечера и до утра.
Детектив насторожился:
— И как же вы, Софья Адамовна, с ним живете с таким неумехой?
— Ах, Женечка, боремся, — посетовала я, — сил не жалея, работаем над недостатками мужа. Я для того и в брак с ним вступила, чтобы исправить воспитательный брак моей, с позволения сказать, свекрови. В священном деле воровства у Роберта моего навыки не зачаточные, а нулевые. Раз опыта нет у него, пришлось начинать с малого. Я быстренько подобрала подходящий момент и говорю:
— Роберт, завтра поедем на дачу, хочу чтобы ты знал, как я на тебя рассчитываю.
Он насторожился, но отвечает с улыбкой:
— Чем могу быть полезен, моя дорогая.
— Пока ты здесь за наукой своей прохлаждался, я на даче работала, как раб на плантации.
— Да-а? И что же ты сделала?
— Мастеров наняла, и они уже в центральном цветнике левую робатку подняли на полметра.
— Зачем? — удивился Роберт.
— Лобков сказал, что так гораздо эффектней.
— Лобков? Прости, я не понимаю о ком ты говоришь. Никакого Лобкова не знаю.
Я рассердилась:
— Господи, Роберт, ты же профессор, тебе стыдно Лобкова не знать, это телеведущий.
И, представьте себе, мой муж отвечает:
— И что он телеведет? И куда?
Разумеется, я психую:
— Роберт, скажи, ты вот сейчас нарочно злишь меня, да? Вся страна знает что он “Растительную жизнь” постоянно ведет, только никто не знает куда. Ну да, нам-то какая разница. Нам, стильным, важно одно: быть выше всех, а уж в чем мы сами найдем. Где легче, там выше и будем. Поэтому я робатку на полметра и подняла.
— Сама?! — ужаснулся Роберт.
— Вижу сошел ты с ума! Мы, стильные, сами давно ничего не делаем! Мы только платим! Причем, не своими. Кстати, Роберт, как твоя премия? Что-то давно ты ее не получал.
— Да, с тех пор, как мы поженились, — грустно ответил муж.
— Ах, вот что, с тех пор как мы поженились, ты премию не получал. Скажи мне, пожалуйста, откуда взялась такая странная, несправедливая и невыгодная мне зависимость?
Роберт предположил:
— Видимо,
раньше я больше работал.— Еще больше?! Ты же прохлаждаешься у своего компьютера сутками напролет! Куда еще больше! Короче, завтра поедем на дачу и ты наполнишь робатку землей, — приказала я.
И получила вопрос в ответ:
— А где землю возьму?
— Милый мой, почему я к тебе обращаюсь?
— Почему?
— Ты же умный, ты целый профессор, вот и придумай где землю взять, а утром мне сообщишь.
Утром едем на дачу, и мой Роберт, мой корифей науки с гордостью сообщает:
— Я придумал где землю взять.
Жестами и мимикой глупое предложение мужа заранее отвергая, я сдержанно интересуюсь:
— Где?
— Землю надо купить.
И еще находятся наглые люди, которые меня упрекают в излишней эмоциональности. Посмотрела бы я как они держат такой страшный удар — я-то его удержала.
— Роберт, мой умный, мой дорогой, — с присущим мне хладнокровием ответила я, — нельзя же так опускаться. Стильные мира сего покупают только тогда, когда совсем уж украсть невозможно. А что такое земля? Ее, слава богу, у соседей хватает.
Казалось бы, членораздельно дала намек — любой русский мгновенно понял бы и принял меры, мой же Роберт замолчал и задумался. На дачу приехали, он ходит в задумчивости, а робатка пустая. Час пустая, два пустая, три… Наконец я взорвалась:
— Роберт! Уезжать скоро пора, а ты не мычишь и не телишься.
И он как послушный муж, тут же и замычал.
— М-ммы, м-м-ууу, дорогая.
Вижу, воровство для моего Роберта задача невыполнимая.
— Ладно, — сжалилась я, — иди погуляй, пока не начал телиться, я пока поработаю… над собой.
Взяла маникюрную пилочку и залегла в гамаке — ну, знаете, в таком стильном, в карибском — сидеть в нем совершенно нельзя, но мы, стильные, на подвиги и похуже способны, если требует дело. Короче, я заприметила, что Караваева из соседней дачи заглядывает в наш двор через бинокль и прыг в карибский гамак. Лежу, мучаюсь и представляю, как у Караваевой ее восьмикратно перекроенное лицо от зависти перекашивается. Эта дура ездила на карибские острова, но гамака там так и не нашла — еще бы, я же его заказала Маруськиному Акиму. Акиша по моему спецзаказу гамак сконструировал для гостей — чтобы не засиживались. Пришли, на богатство мое посмотрели и нечего дальше рассиживаться, быстро за дело: а как же! Надо же им осуществлять разнос информации по Москве. Даже не представляю как жить без друзей — откуда узнал бы народ как я преуспеваю?
Так вот, лежу в гамаке, мучаюсь, но на душе истома приятная — Караваева не сходит с биноклем со своей сторожевой вышки, которую она замком зовет. Вдруг смотрю по дорожке (двенадцать погонных метров кизмы — это похоже на гравий, но только гораздо дороже) несется мой Роберт — радостный!
— Придумал, — кричит, — где землю взять! У соседа перед домом лежит горка первоклассной земли.
Я насторожилась:
— Первоклассной? Как ты узнал?
Если честно, не уверена, видел ли Роберт настоящую землю — если и видел, только в горшках.