Мрачный взвод. Двенадцать дней Коляды
Шрифт:
Мила застонала, разговор пришлось закончить. Они подхватили ее под руки и повели к главной улице. Девушка указала на свой дом и потеряла сознание, Дарий взял ее на руки. Не успели они войти во двор, как раздался страшный грохот.
Обернувшись на звук, Варна увидела, как рухнула колокольня.
Глава 4. Святослав
В какой-то момент река исчезла, он обнаружил себя стоящим в поле. Духи тоже пропали, вокруг никого нет. Пейзаж кажется смутно знакомым. Если это и есть Навь, то ожидания Свята не оправдались.
Это место не похоже на Ад, которым
Ноги сами несут его вперед. Пахнет так…странно. Он знает этот аромат, это полынь, сено и ладан. Ладан…
Прибавил шагу, пробежал через высаженные в ряд молодые деревья и остановился. Глазам своим не поверил, заморгал, уставился на серое здание с крестом на крыше и чуть не выругался.
Старая церковь, под полом которой целая сеть катакомб, ставших убежищем для сирот. Что он здесь делает?
Даже если Навь не является Адом, она начинает напоминать его.
По привычке перемахнул через забор и подошел ближе. Стены, не ставшие родными, место, не ставшее домом. Во рту стало горько, захотелось сплюнуть, но кляп из заговоренного воска намертво запечатал горло.
В какое время он попал? Если Навь – это «когда», то когда он?
Удары дерева о дерево стали ответом. Усмехнулся, покачал головой – ну, конечно, когда же еще!
Вышел из-за угла и увидел тренировочную площадку. Это место стало свидетелем стольких его неудач, что до сих пор хочется его сжечь. Странно, но на деревянных мечах он сражается не с ней, а с Дарием. На вид им лет по шесть, значит, ее еще не привели.
Дарий смешной – низкорослый, круглый и неуклюжий. А еще он похож на картошку – такой же чумазый. Второй мальчишка выглядит не лучше – длинный, тощий как жердь, но меч держит неплохо. Гореслав уже тренирует его, однозначно.
Беззаботное время. Почти беззаботное.
Огляделся, увидел мальчишек снова, но уже бегающими меж деревьев. Они одновременно находятся в двух местах, потому что застряли «когда», а не «где». Еще одну пару заметил на крыше старого сарая. Кажется, в тот день Дарий свалился и сломал руку.
Язычники верят, что Навь – это хорошее место. Они вообще не считают смерть чем-то плохим, наоборот, больного она избавляет от мук, голодного – от тягот жизни. В Навь идут без страха, с радостью в сердце. Тогда почему его она встретила самыми болезненными воспоминаниями?
Сел на траву, скрестил ноги и оперся на колени локтями. Есть чувство, названия для которого еще не придумали. Щемящее, острое и одновременно волнующее, оно обволакивает тело, тугим комком ложится в желудок и заставляет слезы подступать к глазам. Не тоска, но почти. Сожаление об утраченном, быть может. Ему действительно жаль этих детей, особенно Дария.
Себя он никогда не жалел. С самого детства знал, что проклят, что несет с собой что-то злое. Когда Гореслав бил его, всегда казалось, что заслуженно. Он все еще думает, что заслужил все, что с ним произошло.
Где искать брата? Почему река привела его сюда, а не к началу их пути – к хижине, в которой жила мать? Нужно найти это место, других зацепок у него нет.
В последний раз окинул взглядом тренировочную площадку и пошел прочь, но не успел даже
за угол повернуть, как сквозь него пронесся кто-то еще.«Не оборачивайся. Не смей оборачиваться».
Но она уже рядом – носит воду, кричит на младших, бегает вокруг стога сена, задорно хохоча. Если он проклят, то проклят дважды.
Ненависть, которую он испытывал к ней, когда Дарий перестал быть только его другом, превратилась в одержимость. Ему нужно было стать лучше нее во всем, он тренировался до кровавых мозолей, учился как проклятый, стараясь заслужить дружбу снова, но эти двое… Между ними сразу зародилось что-то особенное.
Дышать стало тяжело, он попытался успокоиться, прислонился к холодной стене и прикрыл глаза. Все это в прошлом.
Потом стало только хуже.
Третий лишний. Пятое колесо телеги. Снова один, наедине с тенью, которая пугала его до дрожи. Он так старался вернуть Дария, что невольно стал наблюдать за девчонкой, пытаясь понять, что в ней особенного. Его друг мягкий, добросердечный и нежный, а она – фурия, дикарка, упрямая, как баран. Но Дарий так смотрел на нее… И с каждым годом этот взгляд становился все пристальнее. И пока он убеждался в своей любви к ней, пока их дружба перерождалась во что-то большее, Свят гнил в одиночестве, отринутый всеми.
Наставники сторонились его, другие дети боялись. Все знали, что за ним идет смерть, но не могли объяснить этого словами.
Он часто смотрел как она спит. Отправлял Злата в комнату и, пользуясь его глазами, наблюдал за ней. Каждая черта ее лица была им ненавистна. Когда произошло то, что сломало его? Когда ее грозный взгляд ударил в самое сердце? Помнит только, как потерял равновесие и упал, запнулся на ровном месте. Из легких вышибло воздух, он задыхался и ненавидел, но не ее, а себя.
С того дня вся жизнь стала сплошным мучением. Если раньше он тосковал по общению, то теперь сам сбегал в катакомбы, чтобы быть как можно дальше от остальных. Ему казалось, что одного взгляда хватит, чтобы понять, что с ним случилось. Стыд. Жгучий стыд пожирал его, потому что он не умел разговаривать с людьми, только с Дарием. Все вокруг шутили, смеялись, делились мыслями, а он терялся, стоял истуканом и хлопал глазами, когда к нему обращались. Глупый, слабый ребенок.
Даже звери учат своих детенышей общаться друг с другом. Учат рычать, ластиться, играть и охотиться. У него была только покойница, которая укачивала его своим воем, а потом – наставники, бросавшие его одного по ночам. Он орал, орал во всю мощь своих крошечных легких, потому что видел, как Злат то появляется, то исчезает, но никто не приходил. В конце концов, стало понятно, что эта тень – единственное существо, которое никогда не бросит его.
Встрепенулся, сделал несколько шагов вперед и понял, что стоит у сарая. Что за игру ведет это место?
Внутри, скорее всего, его уменьшенная копия передает ей крест. О, как же он гордился собой в этот момент! Злат чуял, что она связалась с ведьмами. Они видели, как девчонка вернулась под утро, растрепанная, красная, с безумными глазами и запачканным кровью ртом. Нужно было испугаться, но он почувствовал то, чего никогда прежде не ощущал – надежду. Надежду на то, что теперь их двое. Проклятые, запятнанные тьмой, они могли стать друзьями, поддерживать друг друга и…