Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная

Он, держа её руку, вложил в неё увесистое оружие, крепко удерживая у виска мужчины, угрожавшего ей и её детям.

– Хочешь – стреляй, Агата, никто не узнает.

– Я не могу, - она не могла, пальцы покрылись потом, она интуитивно пыталась отстраниться от оружия.

– Он пытался убить твою дочь.

– Убить?

– Да… жертва. Им нужна была жертва.

Агата всхлипнула.

– Боже, неееет.

– Хочешь – убей.

Она хотела убить, хотела. Хотела растерзать этого человека, разрядить в него всю обойму, как это бывает в кино, а потом сжечь его труп, она чувствовала ненависть к этому человеку, острую, до тошноты и сведённого солнечного сплетения. Но на самом деле она не могла даже удержать пистолет, который был холодным и тяжёлым, тяжелей, чем когда-либо думала девушка, если и задумывалась над этим.

– Стреляй!

– Нееет, - слезы покатились по щекам, девушку трясло, она плакала, чувствовала, что не может не только удержать оружие, но и стоять тоже.

В какой-то момент большая рука взяла её ладонь и освободила от тяготеющего куска металла, подарив взамен тепло. Всё, что она видела перед собой – это пара серебристых кнопок на куртке Ярослава, и чувствовала запах парфюма, всё это приносило если не успокоение, то возможность дышать.

– Явился, не запылился, - Антон быстро обвязывал тёмным скотчем рот мужчины и его руки, пока тот стоял на коленях.

– Давай подробнее, - Ярослав прижимал к себе Агату, которая всхлипывала и мелко тряслась.

– Все живы, может, будут здоровы…

– Рассказывай, - он терял терпение.

– Чего рассказывать? Ребята из службы собственной безопасности присматривают за твоими.

– Что? – девушка, вопрос, оставшийся без ответа.

– Звонят мне, мол, вышла одна с ребёнком, и этот хмырь за ней… что делать? А что делать? Я в квартале, приехал, поймал урода.

– Поймал, значит? – глядя зло.

– Да, поймал.

– На живца?

– Можно и так сказать.

– Да… - у Ярослава потемнело в глазах.

– Ты не на меня ори, ты лучше красаву свою спроси, чего одна ходит? Ты почему одна пошла?

– Машеньке нужна была каша.

– Каша? А подождать эта каша не могла? – Антон.

– Нет, не могла, она капризничает, заболевает и ест только эту кашу.

– Отлично, а муж у тебя на что???

– Какой муж?
– Агата растерянно смотрела на Антона, прижимаясь крепче к Ярославу.

– Слав, у тебя же нормальные бабы были, где ты отыскал такую?.. Это же пиздец какой-то… Мужик, с которым ты живёшь, не муж тебе, Агата?

– У него было занято, - кажется, поняв о чём речь.

– Отлично. А позвонить Антону, так мол и так, гони кашу малой, не судьба?

– Ваааам?

– Тебе! Да, мне, жене моей, секретарше его, - в сторону Ярослава, - кому угодно, любой притащит тебе эту несчастную кашу, раз уж ты живёшь с НИМ. Слав, ты бы объяснил на досуге своей молодухе, что мы хоть и пиздим на неё, но она вроде как жена твоя, а значит, в любой момент поможем… включая кашу. Ты вообще из дома не должна была выходить, тебе говорили?

– Говорили.

– И что?

– Каша…

– Каша ей… Ну, ты посмотри на неё, в мозгах у тебя каша, тащи лопату.

– Какую лопату?

– Какую найдёшь.

– А зачем?

– Могилу себе копать будет, - он пнул крепко связанного мужчину, который лежал на боку в снегу и страшно водил глазами.

– Но…

– Тащи.

Агата принесла трясущимися руками и смотрела, как мужчину загружают в большую машину Ярослава, и как она медленно выдвигается за ворота.

Сколько она просидела в дверях, не раздевшись, она бы не могла сказать, кто-то снимал с неё куртку, кто-то поднял на руки, и она уже была в стенах ставшей родной спальни, кто-то мерил ей температуру и растирал холодные ноги, кто-то заставлял есть суп и укачивал, как ребёнка, чтобы она уснула.

Через время она открыла глаза, поняв, что ночь, а она в объятиях большого дяди, и что сделал этот человек. Она тихо заскулила, пытаясь отодвинуться подальше.

– Мурочка, что с тобой, тебе плохо?

– Оставь меня… оставь.

– Ну что ты, что ты… это лекарства, у тебя был сильный жар, девочка, иди ко мне.

Ей хотелось, но… «Могилу себе копать будет», и медленно отъезжающий автомобиль.

– Вы убили его? ТЫ убил его?

– Нет, с чего ты взяла, но очень хотел, он обгадил мне салон.

– Лопата.

– Это у Антона такие дебильные шутки.

– Не ври мне, большой дядя.

– С чего мне тебе врать, Мурочка, смотри, - он протянул телефон, где был сфотографирован мужчина на перроне вокзала и в поезде, он натянуто улыбался и смотрел с ужасом.

– Мурочка, клянусь, я готов убить за тебя, за любого из вас, но в этот раз, слава богу, не понадобилось.

– Он не вернётся? – Агате стало страшно, и даже на долю секунды она пожалела, что Он всё же остался жив.

– Если совсем не идиот, то не вернётся. Он трус, самый обыкновенный, что ж не поугрожать молоденькой девушке с тремя детьми на руках… Но поверь, он не сунется сюда, зная, что тут ему приставят дуло пистолета ко лбу, и в этот раз уже церемониться не будут.

– Ладно…

– Как ты себя чувствуешь?

– Голова болит… не знаю, долго у меня была температура?

– Неделю.

– Ооооооооо.

– Да, врач приходит каждый день…

– Машенька, что?

– Со всеми всё хорошо, все здоровы, только по тебе скучаем, завтра Новый год.

– Пааааап, - в дверях стоял Лютик.
– Паааааааап, мама проснулась, да?

– Иди ко мне, - Агата попыталась улыбнуться, обнимая худенькое тельце мальчика.

– Не болей больше, мама.

– Не буду.

– А может, и есть Дед Мороз, - Арни, услышавший разговор в спальне родителей, но долго сомневающийся, зайти ли, и только полоска света и голосок младшего брата вселили в него уверенность. Лютик сидел рядом с бледной блондинкой, с синяками под глазами, с небольшой отёчностью на лице, взлохмаченной и в большой мужской рубашке, и искренне называл её мамой.

Видимо Дед Мороз всё же исполнил желание мальчика.

Глава 6

Агата, превозмогая слабость, приплелась на кухню, где критически осмотрела содержимое холодильника и кухонных шкафов. Прикинув в уме, что ей нужно купить, она поставила вариться овощи и рис для суши. На этом силы, казалось, покинули девушку, но она была не из тех, кто сдаётся или отступает, она просто присела на краешек стула и положила голову на руку, совсем на чуть-чуть, самую капельку.

Проснулась она от того, что её голову устраивают на подушке, а саму кутают в тёплое одеяло на большом и светлом диване в огромной комнате с ёлкой.

– Зачем ты встала, Мурочка? – глаза Ярослава смотрели с укоризной, но сам он улыбался.

За предыдущую неделю, пока Мурочка болела, он спал едва ли по три часа в сутки, она сильно напугала его, когда, вернувшись, он нашёл её, сидящую у дверей дома, сжавшуюся в комочек, с застывшими следами слёз. Итогом стала сильная температура, впрочем, и нервное потрясение тоже вполне могло сказаться на девушке.