Мусорные хроники. Новый порядок

– Я убил твоего любимого Зафара и теперь сам на его месте. – ответил я, глядя горбуну прямо в глаза. Интересно было, как он отреагирует.

– Брешешь. – не поверил горбун. – С чаво б тебе его убивать? Или это Колян тебя надоумил? Скажи мне, что это шутка.

– Можешь пойти и проверить.

Как раз в этот момент из особняка вышел Шаман и прямой наводкой направился ко мне. Новости, что он принёс, оказались не из приятных. Зафар не пролезал в дверь и единственный вариант, на котором сошлись рогатые, был распилить тушу на кусочки. Но тогда что людям показывать?

– Может голову на балконе оставить? – предложил Шаман.

– Ты серьёзно? – даже в воображении вид отрезанной головы представлялся мне невероятно мерзким. Совсем не то, с чего бы стоило начинать знакомство с подчинёнными. – Прекрати нести чушь и похороните его по-человечески.

– Жабу? По-человечьи? – Шаман неодобрительно закачал головой. – Теперь понимаю, чё вдруг Колян помогать тебе взялся. Он тоже грязь за людей считает.

– Просто сделай всё так, будто это обычный человек.

Шаман нехотя согласился и ушёл. Но теперь заговорил горбун:

– Ты чаво, и впрямь Зафара забубенил?

– Что ты хочешь от меня услышать? Я устал и у меня болит голова. Ещё немного, и я решу, что у тебя нехватка свинца в организме, вот ты и тупишь.

– Так я ж просто в счастье своё поверить не могу! – расплылся вдруг горбун в кривой, но искренней улыбке.

– В каком смысле? – напрягся я в ожидании очередного прилива восторга по поводу новой выгоды.

– Ты знать не знаешь, как энта жаба народ мучила. Сволота он, а не человек. Вот так вот. Таких только убивать и надо.

– Быстро же ты переобулся.

Горбун посмотрел на свои ноги, пошевелил пальцем в дырке на мысу башмака, и просто ответил:

– Да вродь в чём был, в том и остался. Чаво мне обувку-то менять?

От продолжения разговора меня отвлекли рогатые. Они громко и беспрерывно переругиваясь, пытались вытащить руку Зафара через дверной проём. Огромная, покрытая толстым слоем грязи вперемешку с потом и кровью, она оставляла позади себя сочный бурый след. Даже двум крепким мужчинам было тяжело с ней справиться, но они всё-таки протиснулись в проём и потащились к окраине. А следом показалась вторая рука и всё повторилось с поразительной точностью.

Мне вдруг резко захотелось уйти подальше, чтобы ничего этого не видеть, но то бы была слабость, недопустимая для человека, только что взявшего власть силой. В идеале мне бы следовало горланить сейчас приказы, указывать, как правильно надо нести и чтобы меньше следили, но заставить себя не мог, как бы не старался.

С телами Зафара и его людей разбирались ещё несколько часов, пока площадь не приняла более-менее приличный вид. Тогда на неё начали возвращаться торговцы и покупатели. Вот только ни о какой торговле у них и мысли не было. Все как один обсуждали произошедшее и гадали, что же будет дальше.

Очень кстати в этом горниле сплетен и побасенок оказался горбун. Он ловко и тонко, проявляя натуру опытнейшего из пустословов, намекал на смену власти и на то, что знает нового хозяина. Кому надо подсказывал, с кем можно – спорил. Порой и вовсе надо было в лоб предложить свою версию, и тогда он умело подбирал правильные слова.

Горбун как заведённый мелькал в толпе, а костыль его ловко находил опору то на земле, то на чьих-то ногах. Впрочем на возмущения никто не отвлекался, а вот старания Черепахи быстро давали плоды. Люди переключались на возможных приемников и сочно представляли безоблачное будущее. За исключением некоторых зануд, все были уверены, что будущее будет непременно безоблачным.

Я всё время держался в стороне от толпы и наблюдал за её копошением с вялым интересом. После всплеска адреналина на меня напала апатия и хотелось только одного – чтобы день этот закончился как можно скорее. Но не тут-то было. Когда тела были вынесены, Шаман подошёл ко мне с предложением выступить перед народом.

– Может потом? – попытался я отказаться, и сразу сам понял, несколько глупо это звучало.

– Нельзя, Костолом. Сейчас не скажешь – найдётся мразь, которая на твое место полезет.

Я тяжело вздохнул и согласился. Прав он был, хоть и хотелось мне сейчас забиться в самый дальний, в самый тёмный угол, какой смогу найти и там насладиться тишиной и спокойствием.

Шаман подошёл к входу в особняк, я проследовал за ним и встал по правую руку. Рядом собрались ещё девять рогатых, оставшись за нашими спинами.

– Слышь, крысы помойные, новый пахан с вами базарить будет! – громко объявил Шаман. – А ну все быро заткнулись, и чтоб ни звука!

«Мда, прекрасное начало. Мог бы ещё похлеще, чего стесняться?» – подумал я.

Но решил не сбавлять гонор. Вдруг они по-другому не понимают?

– Короче, слушай сюда! – объявил я, когда на площади воцарилась тишина. – Я кончил Зафара и теперь все его дела принадлежат мне! Все его кучи мои, весь его мусор мой, и заносить дань вы будете мне. Если кого-то что-то не устраивает, советую заткнуть язык куда подальше и терпеть. Иначе могу вам устроить встречу с крысами. Понятно всё? Глухих нет?

Уж не знаю, о таком они безоблачном будущем мечтали, да и плевать мне было, но в толпе зазвучала поддержка и одобрение. А мне впервые за пять лет захотелось покурить.

Глава 12

Не сказать, что я испытал удовлетворение, когда оказался на месте Зафара. Даже облегчение после пережитой перестрелки улетучилось уже на следующей день. «Теперь всё позади» только и успел подумать я, когда пришёл повар и предложил выбрать раба для забоя на мясо.

– Что, прости? У меня, кажется, уши ещё плохо слышат. – переспросил я.

– Мясо от прошлого кончилось. Зафар обычно сам выбирал следующего. – с видом, будто это прописная истина, объяснил он.

Я был уверен, что не правильно что-то понял и отправился посмотреть на всё своими глазами. Повар провёл меня через столовую с прекрасным видом на небольшую кучу медицинских отходов. Зафар любил есть в одиночестве, и потому за столом стояло одно, но непомерно огромное кресло. На таком запросто могло поместиться три человека и им бы не было тесно.

Потом мы прошли через кухню, где в чаду крутились три поварёнка. От жары фартуки они нацепили на голые тела, но всё равно покрылись потом и блестели в мерцающем свете очага.