Муза Диониса
Шрифт:
– Мне надо видеть Андрея Валентиновича, – сообщила она секретарше.
– Он вас вызывал?
– Нет. Я по личному делу.
– Хорошо, сейчас доложу.
Войдя в кабинет прокурора, она тут же натолкнулась на его настороженный взгляд. Да он меня боится, – подумала вдруг она. – Тем лучше – легче будет добиться того, зачем она сюда пришла.
– Секретарша сказала, что ты по личному делу, – произнес не без удивления Кулаков.
– Вас это удивляет? Могу я хоть раз в жизни обратиться к начальству с личной просьбой?
– Можешь. Просто на тебя это
«Если бы ты только знал, как я не похожа на саму себя», – мысленно ответила она ему.
– Если пришла, обращайся, – проговорил прокурор.
– Да, просьба у меня совсем простенькая. Отпустите меня в отпуск. Всего на каких-то две недели. И по графику я должна как раз в это время идти.
– Подожди, я что-то не понимаю… График графиком, но ведь ты ведешь дело Миловидова. А сама знаешь, какое ему придают значение. Постой, или ты хочешь от него отказаться? – Голос прокурора вдруг пропитался надеждой.
– Ни за что на свете! – решительно ответила Анна. – Я это дело доведу до конца. И уже многое сделала. А две недели ничего не изменят.
– Тогда я ничего не понимаю. – От надежды в голосе не осталось и следа.
– Ну, что тут не понять, Андрей Валентинович? Просто я немного устала и хочу отдохнуть. Поехать на море. Я давно не была на море. Отдохну и примусь за работу с новыми силами.
– Хочешь поехать вместе с Анатолием Борисовичем?
– Одна. Он не хочет. У него дела. И к тому же он предпочитает море, дачу. А мне дача надоела. Вдруг ужасно захотелось на море. Миллионы людей едут каждое лето на море. Что тут такого?
– Да ничего такого нет. Но дело Миловидова… Сам губернатор за ним следит.
– Все будет нормально. Обещаю. Кстати, о Миловидове. Я намерена на эти две недели отпустить его под подписку о невыезде. Пусть немного отдохнет от тюрьмы. Может, станет сговорчивей, когда увидит, как на воли жить хорошо, какие тут приятные запахи?..
– А если сбежит?
– Не сбежит, – даже излишне уверенно произнесла Анна. – Куда ему бежать? Только хуже себе сделает: срок лишний получит. Он это не хуже нас с вами понимает.
– И все же я бы поостерегся…
– Под мою ответственность.
– Ну, хорошо, – сдался Кулаков, – освобождай, я возражать не стану. – Значит, уходишь в отпуск. И когда?
– Через четыре дня улетаю.
– Так это событие следует отметить, как у нас полагается.
– Как у нас полагается, так и отметим, – заверила обрадованная Анна. – Я обычаи знаю.
– Одно это и радует. – Кулаков еще что-то хотел сказать, но не решился.
Теперь ворота открыты, осталось сделать последнее дело, самое, пожалуй, непростое, размышляла Анна, идя по коридору прокуратуры к своему кабинету.
В последние дни Анна бесчисленное число раз прокручивала в голове эту сцену, выверяла до запятой текст, который собиралась произнести, даже намечала интонации и паузы в отдельных его частях. И надеялась, что эта титаническая, хотя и невидимая режиссура напрочь заблокирует ее волнение. Но сейчас она сидела напротив Миловидова и волновалась до такой степени, что
была не уверена, что вообще сможет говорить связно. А именно этого она и хотела больше всего на свете, не хватало только, чтобы он воочию наблюдал, насколько она взволнована. Такого позора она просто не переживет.Анна всей поверхностью тела ощущала на себе изучающий взгляд Миловидова, и от этого терялась еще больше. Он же в своей манере спокойно ждал, как станут разворачиваться события. По умению держать паузу ему нет равных, – с ненавистью подумала она.
«Начинаем, – скомандовала она себе. – Я все равно дело доведу до конца. Как задумала».
– Послушайте меня, Владимир Эдуардович. Я должна вам сказать важные вещи.
– Я весь – внимание, гражданин старший следователь.
– Некоторое время вы можете называть меня Анна Марковна.
– Что же случилось такое, если я получил на это ваше милостивое разрешение?
– Сейчас узнаете. – Анна говорила и одновременно прислушивалась к своему голосу. И с радостью убеждалась, что он звучал вполне обыденно, никак не выдавая ту бурю, что бушевала у нее внутри. – Я ухожу в отпуск на две недели.
– Поздравляю. Мне так было обидно за вас, такая замечательная погода, а вы сидите в этом тоскливом кабинете, копаетесь в каких-то дурацких делах. А в это время миллионы людей купаются, загорают…
– Я знаю, что делают миллионы людей, – слишком резко перебила она его.
Он удивленно посмотрел на нее, и она поняла, что выдала себя.
– Извините. Я была не права.
– Если женщина не права, мужчина должен перед ней извиниться.
– Как мило. – Анна заставила себя улыбнуться.
– А позвольте узнать, куда вы отправляетесь?
– На Кипр.
– Прекрасное место, я там был десятки раз. Знаю остров, как свою камеру здесь. Могу порекомендовать места, о которых у нас мало кому известно. А между тем там так замечательно.
– Вы меня не дослушали, Владимир Эдуардович.
– Извините. Я весь – внимание.
– Я ценю ваше намерение рассказать мне об интересных местах на острове. Но я решила по другому. Вы мне их покажите прямо там. Мы отправляемся туда вместе.
Впервые она увидела изумление на лице Миловидова. Он даже привстал, но тот ту же сел.
– Я вас не совсем понимаю, Анна Марковна. Мы отправимся вместе?
Анна усмехнулась вполне искреннее.
– А что тут не понять? Мы с вами едем отдыхать. На две недели.
– Но… во-первых, я же в тюрьме.
– На этот срок вы будете отпущены по подписке о невыезде.
Несколько секунд Миловидов молчал, пытаясь понять ситуацию.
– Но если у меня будет подписка о невыезде, как я выеду за границу?
– Вы нарушите ее. Ради меня.
– Ради вас я готов нарушить все, что угодно.
– Ради меня вы будете нарушать только то, что я вам укажу. Если вы, конечно, хотите поехать со мной на Кипр.
– Хочу ли я?! Да это слово не в состоянии выразить мое желание и мой восторг! И потому заранее согласен на все ваши условия. И все же я не совсем понимаю…