Муза для чудовища

И он так боялся, так не хотел умирать, так жалел о том, чего не было, жалел, что не сказал мне, что влюблён, хотя каждый из наших общих одноклассников сообщил мне об этом так или иначе, да не по одному разу. Жалел, что не выучил немецкий и не съездил хотя бы на одну игру мюнхенской «Баварии», за которую болел всю свою недолгую жизнь, жалел, что умирает девственником, что не нажил друзей, что вынужден был отдать Персика в приют для животных, потому что старому коту недавно исполнилось десять лет, и он никому не был нужен, точно так, как Ванька Семёнов, у которого из всей родни только мать, да и та давно спилась.

Как это ни ужасно, но больше всего Ванька боялся именно за Персика. Не обижают ли его? Дают ли любимые консервы? И не нарушат ли обещание, данное умирающему хозяину? Сдержат ли слово, позволят ли старому персу умереть своей смертью?

Когда всё закончилось, и лицо Семенова осветила светлая спокойная улыбка, я, оттолкнув от себя руки Иана, вылетела в коридор и едва-едва успела добежать до уборной, где меня и вывернуло наизнанку. Захлебываясь горькой от желчи слюной, я плескала в лицо ледяную воду и думала лишь об одном: я не выдержу ещё четыре дня.

— Агата, — и не думая стесняться того, что я скрылась за дверью женского туалета, Джеро вошёл внутрь и теперь встревоженно следил за мной. С другой стороны, чего ему стесняться? Нас же всё равно никто не видит и не слышит… Кстати.

— Иан, скажи, — я вытeрла лицо бумажным полотенцем и обернулась к ару. — А если бы в туалете кто-то был, он бы что увидел? Как вода включилаcь сама по себе, а потом по воздуху салфетки начали летать?

— Ничего бы никто не увидел, — проворчал ар. — Агата, тебе точно лучше? Ты такая бледная…

Бледная… да я чуть живая вообще!

— Но ведь первого мая ночью нас точно видели. Ну, по крайней мере Дашку. И тогда, когда я под твой джип упала, вы с Тьёром тое не были невидимками…

— Ты прямо здесь хочешь об этом разговаривать?

Он выгнул бровь, а я пожала плечами, и мы, выйдя из уборной, направились к лестнице.

— Так что за волшебство такое? Я точно знаю, что мантии-невидимки у меня нет, — продолжила я допрос. — Я же не арри Поттер и даже не Гермиона Гренджер.

— У тебя есть пропуск, Агата, — ответил Иан и щёлкнул по висящему на моей шее бейджу, его мне, кстати, Тьёр дал, когда мы проехали вторую проходную «лимпа». — Он даже лучше, чем мантия-невидимка. Пока он на тебе — переживать совершенно не о чем.

— И всего-то? — изумилась я. — А если я его потеряю?

— Штраф заплатишь и в канцелярии новый получишь. Но лучше не терять — не хочу, чтобы тебя снова мне в помощники назначили.

Боже упаси! Я поплевала через плечо и для большей надёжности спрятала бейдж под одежду.

— То есть, если я его сниму, то смогу гулять по улицам Города, как обычный человек?

Иан скользнул по мне взглядом и кивнул.

— очешь погулять? Или по магазинам прoйтись? С удовольствием составлю тебе компанию.

Я виновато вздохнула и качнула головой.

— Понятно, — Джеро напряжённо замер, а я мысленно дала себе затрещину: вот же идиотка! Он теперь решит, что я после всего пережитого не хочу его видеть.

Я идиотка, а он болван.

— Понятно ему, — передразнила я и в свою очередь щёлкнула Иана, да не по бейджу, а прямо по носу. — Конечно, составишь мне компанию. В конце концов, тебе с ним тоже жить.

— С кем? — мой недогадливый ар окончательно перепугался, наверное, решил, что я слегка рассудок повредила (я, к примеру, была искренне удивлена, что после всего случившегося сегодня этого не произошло).

— Я знаю, ты просил, чтобы я не пропускала через себя, но я не могу иначе.

Мне на глаза сова навернулись слёзы, и я, прежде чем закончить, была вынуждена несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть.

— Но Ванька Семёнов… мы ведь с ним в одном классе училиcь. Не дружили даже… Хотя я тогда вообще ни с кем не дружила. Я его не замечала вовсе, по-моему. А теперь он тут…

Взгляд Иана наполнился пониманием и сoчувствием, и мне еще больше захотелось плакать.

— Агата, мне так жаль.

— А у него кот, понимаешь? В приюте. Старый совсем, никому не нужный. Сидит там один, небось, в клетке. Персиком звать. А Ванька… до последнего, до самого последнего, только о нём и переживал. Вот я и подумала, хоть чем-то, хоть как…

Я зaмолчала. Глупо, конечно. И Иан прав, нельзя всё та близко к сердцу брать. Кто его знает, сколько еще таких Семёновых я до конца недели встречу! Но… но я просто не могла иначе. Сердце буквально разрывалось от чужой боли, и отчего-то казалось, что если я помогу бедолаге-Персику, мне станет легче.

Молча мы спустились на один этаж, а потом Джеро всё-таки хмыкнул:

— Персик, значит… оть в каком он приюте, знаешь?

Я покачала гoловой.

— Ладно, будем искать.

Миновали ещё два пролета, и Иан вдруг застыл на очередном лестничном марше, посмотрел на меня совершенно безумными глазами и прохрипел:

— Что ты сказала?

— Вообще ничего, — честно ответила я. — Иду, молчу. Думаю, как Персика искать будем.

Джеро сдвинул брови и нетерпеливо дёрнул головой, схватив меня при этом за плечи и притянув к себе.

— Не прямо сейчас. Раньше. том, чтo мне придётся жить с этим твоим Персиком.

н так на меня смотрел, что я покраснела, не зная, куда глаза деть из-за внезапно накрывшей волны неловкости. И ничего, казалось бы, такого: я ведь решила уже, что обязательно перееду к Джеро до конца недели, да и он, думаю, знал, что этим всё кончится. Поэтому не было никакого повода для стеснения, и умом я это понимала. Только вот…

— Ты покраснела, — прошептал Капитан Очевидность, задумчиво рассматривая мои губы.

— Это не я, — я шевельнулась, делая наши объятия более тесными, и прошептала:

— Это все гормоны. Костры разводят в неположенных местах.

Подумала секундочку и со вздохом призналась:

— И в положенных тоже.

Иан подхватил меня на руки, и я испугалась, что мы сейчас рухнем с лестницы, сломаем себе шеи, и так и будем валяться тут невидимыми трупами до скончания веков, но, к счастью, Джеро справился с эмоциями и поставил меня на место.

— Значит ли это, что мы перевозим твои вещи ко мне?