Муза для чудовища
Шрифт:
— О чём задумалась?
— О том, что, раз так получилось, и вовсе не пойду на балет. А что? Отдохну, книжку почитаю…
— Неужели на работе не начиталась, — засмеялся Иан, а я уточнила:
— Хорошую книгу! — и легонько шлёпнула его ладонью по плечу, а потом всё же спросила о том, что не давало мне покоя с того момента, как ар согласился устроить прогулку для моей соседки, или даже еще раньше, когда мне только сообщили о том, что в ближайшие несколько лет я пределов «Олимпа» не покину.
Я чувствовала себя так, словно меня под домашний арест посадили, словно наказывают за что-то, а я
И только я одна вынуждена сидеть тут. Запертая. Будто прокажённая.
— Почему меня не выпускают из «Олимпа»? Хотя бы погулять. По магазинам прoйтись…
— Ты хочешь что-то конкретное? — всполошился Иан. — Ты только скажи, и я…
— Иан! — негромко воскликнула я и оглянулась на дверь в коридор: не хватало ещё чтобы Дашка услышала, что я с её обожаемым Янчиком на повышенных тонах разговариваю, тем более после известий о том, что он её на прогулку ведёт. — Не в этом же дело! — прошептала, понизив голос. — Не в том, что в городе эклеры вкуснее, а сумочки дешевле. Я просто хочу выйти отсюда, понимаешь? Не сбежать, даже не вернуться к прежней жизни. Просто иметь возможность ходить, где хочется и когда хочется. Я ведь не заключённая!
У Иана краска отхлынула от лица. Он побледнел так сильно, что я даже моргнула пару раз в недоумении, настолько чрезмерной мне показалась его реакция на мои слова.
— Мне жаль, — искренне выдохнул он, взяв себя в руки. — Правда. Могу сказать лишь одно: если ничего не изменится, то уже через гoд ты сможешь выходить из «лимпа».
Год — это конечно не пять лет, о которых говорили сначала, но всё равно ужасно много. За год столько воды утечёт, что…
— Что же касается твоего вопроса… прости. Не могу ответить.
И посмотрел как-то… болезненно, но при этом так решительно, что я поняла: уговаривать и давить бессмысленно. Не скажет. Возникло желание по-детски надуть губы и отвернуться. Но…
— Спасибо, что хоть про карантин не врёшь. А то Буковски, помнится, что-то заливал на этот счёт.
— Обижаешься?
— На обиженных воду возят, — буркнула я и всё-таки отвернулась. Пусть без демонстративного поджимания губ, но всё же. Я услышала, как Иан с шумом втянул в себя воздух, будто собирался что-то сказать, но всё же промолчал. Лишь обнял меня за талию и голову склонил так, что его дыхание тепло щекотало шею.
Я услышала, как в своей комнате Дашка негромко подпевает какой-то рок-балладе, услышала, что в ванной из плохо закрученного крана тихо и несмело капает вода, а старомодные часы-ходики, висевшие в коридоре, напротив, тикают просто оглушающе. Тик-так, тик, тик-так, тик, тик-так…
Накрыла ладонями кисти рук Иана и легонько сжала.
— Что? — он знакомо прикоснулся губами к кромке волос на затылке. Пр-р-риятно…
— Я не обижаюсь, — повторила я, сама немного удивлённая из-за того, что так оно и есть.
— Правда?
— Да.
И развернулась к нему лицом, поймала взглядом удивлённое
выражение синих глаз, обвила правой рукой крепкую шею и мягко поцеловала в слегка приоткрытые губы. Ничего эротичного, просто мимолетное касание, невесомый поцелуй, не в качестве благодарности за счастливо поющую соседку, скорее как знак того, что я готова перейти на новый уровень отношений…Ну, по крайней мере, так это задумывалось мной изначально. В тот момент, когда я приняла это спонтанное решение…
Я помню, как удивление в синих глазах исчезло, сметённое волной обжигающей тьмы, почувствовала головокружительное чувство собственного всесилия и дикую, бешеную просто радость, а потом сильные руки сжались на моей талии, и почти сразу же в моей голове случился атомный взрыв. Меня то ли тряхнуло, то ли качнуло, и я оторвалась от Иана, прижав испуганно пальцы у губам, но он тут же притянул меня назад, рыкнув угрожающе:
— Ну, теперь-то уж точно нет! — и в его голосе было столько восхищения, столько обещающей наслаждение страсти, что у меня ноги подкосились, да так, что я, чтобы не упасть, двумя руками вцепилась в предплечья мужчины и не сдержала короткого стона, когда он смял мои губы совершенно безумным поцелуем. И еще одного, когда его язык уверенно скользнул внутрь. Так сладко, так…
Я потеряла себя.
Наоборот!
Я. Себя. Нашла.
Впервые за всю свою жизнь я почувствовала себя цельной, настоящей. Живой. И это было так невообразимо, так невероятно здорово… Будто я до этого жила слепой и глухой, и только сейчас услышала, увидела, почувствовала мир…
— И-ан, — промычала я прямо в атакующий меня рот, и Иан в тот же миг подхватил меня под попу и поднял, вынуждая обвить его бёдра ногами, а потом неспешно лизнул мою нижнюю губу.
— М-м-м…
Не знаю, сколько времени мы целовались, бешено, жадно… Может, пять минут, а может, пятьдесят. Но когда мы, наконец, оторвались друг от друга, жадно дышащие, с бешеным огнём в глазах, я выдохнула растерянно:
— Ох…
И в ту же секунду услышала Дашкин голос:
— Твою же мать, — растерянно прохрипела соседка. — Оказывается, вот как это выглядит… Твою же мать…
Не покраснела я только потому, что была слишком взбудоражена и счастлива, хотя ноги, скрещенные на пояснице Иана, разжала. После чего мой — МОЙ!! — мужчина с сожалением выпустил меня из рук.
— Что выглядит? — спросила я, поправляя oдежду и старательно избегая взгляда Иана, а он смотрел, я кожей чувствовала этот взгляд, полный сытого счастья и одновременно голодного нетерпения. Святые небеса, по-моему, я своим импульсивным поцелуем выпустила из клетки зверя, который уже не позволит загнать себя обратно.
Радоваться этому или пугаться, я не знала, будучи уверенной лишь в одном: не жалею. Ни сейчас, ни, как подсказывал трепет перепуганного, но абсолютно всем довольного сердца, потом.
— Но… — Дашка, по всей вероятнoсти, еще не пришла в себя после увиденного и теперь переводила недоумённый взгляд с мея на Иана и обратно. — Вы так сияли, что я думала…
— Сияли? — я нахмурилась и посмотрела на свои руки. Руки как руки. Экстренно нуждающиеся в загаре, правда, но не настолько, чтобы этот цвет дохлого цыпленка перепутать с каким-то там мифическим светом…