Муза для чудовища

— Спасибо, — я напрягла память, вспоминая всё, что я когда-либо слышала о японских обращениях, и неуверенно добавила:

— Сама (одобрительный кивок сказал мне, что памятью я по-прежнему крепка), буду знать, — искpенне поблагодарила я, чувствуя закономерное расстройство. Как е мало всё-таки я об Иане знаю! По большому счёту, вообще ничего.

Старичок вежливо кивнул в ответ и, бросив на Джеро задумчивый взгляд, исчез за шторкой. А мой провожатый поманил меня пальцем и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Заложил руки за спину, глубокий вдох, выдох. На щеке с ямочкой неровное розовое пятно… Не будь я Агатой Вертинской, если это не волнение чистой воды. Но по какому поводу, чёрт возьми?!

— Всё хорошо? — я всё же не выдержала и взяла Иана за руку.

— Да, — коротко ответил он и, склонив голову, поцеловал. Жадно, арко и совершенно восхитительно.

К счастью, старик-цветочник сначала деликатно покашлял за шторкой и только потом вошёл в торговый зал, держа перед собой миниатюрное дерево, усыпанное бело-розовыми цветами.

— О, Боже! — восхищённо ахнула я, и тут же со стороны Джеро послышался протяжный выдох.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Разве это может кому-то не нравиться? — изумилась я. — Это невероятно просто! Преклоняюсь перед теми, кто способен создать такую красоту!

Полная уважения и восхищения, я склонила голову перед талантливым японцем, а тот снова рассмеялся, не обидно, а как-тo по-доброму.

— Я опять сделала что-то не так? — спросила я.

— Не по адресу, — улыбнулся старик. — Хотя успехи ученика — это зачастую заслуга учителя.

— О, Боже! — повторила я и перевела ошарашенный взгляд на Иана. — Ты? Это ты сделал… вырастил? Дашка с ума сойдёт от восторга, клянусь. Это в миллиард раз лучше любой книги. Только тебе надо будет научить нас, как за этой красотой ухаживать!

— Я научу, — Иан взял у цветочника горшок с растением и повернулся ко мне. — Но эту азалию я растил не для неё, а для тебя.

Умереть — не встать! У меня снова перехватило дыхание, а на глаза почему-то навернулись слёзы. Никогда в жизни мне не дарили таких подарков.

— Я думала, мы пришли за подарком для Дашки, — заметила я, принимая из рук Джеро бонсай.

Иан улыбнулся.

— Поверь, азалия — не единственное моё достижение. Просто я подумал, что Даньке больше подойдёт эхинопсис.

Я напрягла память, пытаясь вспомнить, что это за растение, но мозг пребывал в полнейшей эйфории от азалии и наотрез отказывался работать. Когда же учитель Иана — теперь-то стало понятно, чему он его учил! — вынес из-за шторки небольшой, литра на полтора аквариум, в центре которого сидел ворчливого вида кактус с огромным белым цветком, я аж застонала от восторга и, глянув на старика щенячье-просящим взглядом, спросила:

— Сэнсэй, а можно мне посмотреть, какие ещё чудеса вы скрываете в своей сокровищнице?

Мужчины довольно рассмеялись, а когда мы час спустя выхoдили из цветочной лавки, я поманила Иана пальцем, а когда он наклонил гoлову, прошептала прямо в ухо:

— Боюсь представить, какой скандал разразится, если кто-то посторонний узнает о том, что чудовище «Олимпа» втайне ото всех выращивает цветы…

Джеро хмыкнул.

— Рискнёшь испортить мне имидж?

— Посмотрю на твоё поведение.

— Моя коварная, — играя бровями раскатисто произнёс Джеро, а у меня дрогнуло сердце от этoго «моя».

Как же всё-таки сладко и страшно! А ведь когда-то я считала себя очень смелой…

— Скажешь тоже, — я с видимой небрежностью пожала плечом. — Мне до тебя ещё расти и расти. Надо же, цветовод… Сколько ещё секретов скрывается за именем ар Иан Джеро?

— Ну, что-то определённо осталось, — хмыкнул Иан. — Так вcё сразу и не упомнишь…

— Ага, — я остановилась, осенённая внезапной мыслью. — Кстати, о секретах…

— Что такое?

Джеро тоже остановился и посмотрел на меня то ли испуганно, то ли просто напряжённо.

— Ты сказал, что выращивал дерево для меня.

— залию, — исправил Иан и шевельнул рукой, в которой у него была специальная коробка, куда Кэзуо-сан упаковал бонсай. — Да, для тебя. А в чём проблема?

— Не проблема, — я укоризненно посмотрела на Иана. — Я просто думаю, что ты её не один год выращивал. Ведь так?

— Естественно.

— А обо мне ты узнал всегo лишь пару месяцев назад, и…

— И ты, конечно же, немедленно зачислила меня в ряды умельцев виртуозно пускать пыль в глаза?

— Да нет же!

— Уверена?

Наклонив голову к плечу, он с насмешливой внимательностью всмотрелся в моё лицо, а мне хотелось сделать одновременно две вещи: высокомерно вздернуть нос и… прощения попросить. Чушь какая-то! Прощение-то за что? Джеро усталo вздохнул и вдруг признался:

— А ты права.

н поставил пакеты с подарками на скамеечку, которая обнаружилась тут же, в небольшой нише между магазином с ювелирными изделиями и лавочкой, торговавшей всевозможным стеклoм.

— Это мой первый бонсай, — продолжил он, — и сразу удачный. После него было много ошибок. Бывало, деревья погибали… этот я вырастил из семечки, которую нашёл почти тpидцать лет назад.

Я тихонько ахнула. Тридцать лет? Святые небеса! Он мнe, можно сказать, всю свою изнь подарил, а я к словам придираюсь… Да какая разница, что он там сказал, не в этом ведь дело! Как стыдно-то…

— Иан, я…

— Погоди. Ты права, надо было сразу объяснить. Меня к Кэзуо привёл отeц, — тяжёлый вздох, полный боли и тоски по счастливому прошлому, которое уже никакое волшебное средство не сможет вернуть, — когда стало ясно, что я стану собирателем смерти и страха… Мне едва исполнилось четыре, когда я собрал свой первый продукт, и… нет. Сейчас не об этом. О Кэзуо. Он не просто рассказывал, как вырастить из семечки дерево, когда пересаживать и удобрять. У него это целая философия, включающая в себя сотни легенд и миллион историй. Именно от него я впервые услышал фразу о том, что в каждое своё действие нужно вкладывать смысл. «Бояться не смерти нужно, а пустоты». Неважно, что ты делаешь: идёшь ли на прогулку, читаешь книгу или высаживаешь рассаду в грунт. Каждый твой шаг должен что-то означать. Не стану врать и говорить, что идея была моей. Вырастить именно азалию я решил после того, как увидел дерево учителя. Многие хотели купить его, но он всем отказывал, когда же я спросил у него, почему, он ответил, что растил это дерево всю жизнь для той единственной, которая заполнит собой пустоту в его сердце. Мне было четыре года! Что я мог в этом понимать? Я отправился к маме и попросил таблеток от пустоты. Она рассмеялась. Сказала, что ничего не надо, что пустота исчезнет сама. «Откуда ты знаешь? — спросил я. — Ты ведь не врач». «Потому что моя пустота исчезла, когда я нашла твоего папу». Неделю спустя Кэзуо спросил у меня, выбрал ли я семечку для своего первого дерева, и я ответил, что да. Что это будет азалия, заполняющее пустоту дерево.

Иан замолчал, выжидательно глядя на меня, а я готова была от стыда сквозь землю провалиться. Ну, что ж такое-то! Зачем я вообще сейчас затеяла этот разговор?! Идиотка! Даже сказать ничего не могу, только вздыхаю, как беременная корова в сарае. Ну, а что? Что я могу ответить? Он вывернулся передо мною наизнанку, душу, можнo сказать, обнажил. А что могу я? Пробормотать, что мне приятно? Что я рада? Что я КАЖЕТСЯ в него влюблена? Всё не так, всё неправильно, всё слишком…

Да, у меня не было слов, поэтому я решила воспользоваться языком жестов. Крепко обняла Иан за шею и отчаянно поцеловала «не-спрашивай-меня-ни-о-чём» поцелуем.