Муж, которого я забыла
Шрифт:
— А фотографии? — Глухо спрашивает Лукерья.
— Фотошоп. — Пожимает плечами Миронов. — Мы следили за вами почти два года. Подготовка была на высшем уровне.
Как-то незаметно уходит Авдотьев. И все прочие молчавшие мужчины. В кабинете нас остаётся четверо.
— Значит, это всё неправда? — Уточняет Лукерья.
— Что именно? — Усмехается Миронов. — Если касаемо вашей квартиры, то, конечно, все права принадлежат вам. Как и компания. Как и часть счетов. Те, что не будут арестованы в результате проверки.
— Ясно. — Кивает она. — А… мои документы?
— Сумку с ключами
— Понятно. — В голосе Лукерьи нет абсолютно никаких эмоций. — То есть, вы вернёте мне мои документы?
— Тут немного сложнее, — говорит Метлицкий. — Видите ли, в данный момент времени, начиная с пятнадцатого июня прошлого года, вы, скорее, Акманова, чем Голавлёва. Но не переживайте, ваш брак будет аннулирован, все записи — уничтожены, и вы сможете вернуться к прежней жизни. Словно ничего не было.
Я физически истощён. Вынужденно опускаюсь в кресло рядом с ней. Боль за грудиной превозмогает ноющую боль в руке.
Лукерья мельком смотрит на меня.
Миронов достаёт из ящика стола два конверта. Это документы Лукерьи. Все. На обе фамилии. Действительные.
Останутся у неё на руках только те, что она сама решит оставить.
— Вот ваши документы, — говорит он ей.
Она не берёт их в руки. Качает головой.
— Значит, это всё неправда? — Снова спрашивает она.
А потом смотрит на меня. В упор. Сканирует взглядом.
У меня поднимается жар. Другого объяснения нет. Иначе почему я так остро воспринимаю всё происходящее?
— Нет. — Говорю ей.
Она смотрит недоверчиво. Почему бы просто не оставить нас наедине, товарищи полковники? Но это финал какой-то другой истории. Не этой. Потому что она ждёт объяснений, а друзья моего отца не стремятся к пониманию тонкости данной ситуации.
— Ты всегда врал мне? Всё это время? — Её голос взлетает на несколько октав.
— Нет, — снова говорю ей.
И как же хочется сказать многим больше!
— Ты… — Она мнётся. — У тебя есть кто-то? На самом деле? Ты женат?
— Да, Лукерья. — Сдержанно киваю ей. — У меня есть жена. На самом деле. И я люблю её.
— Ясно. — Выдыхает она. — И что теперь?
Я с недовольством смотрю на Миронова. И на Метлицкого. Весело им! И они, конечно, ни разу не планируют предоставить нам немного уединения.
— У тебя? — Аккуратно спрашиваю у неё. — Или у меня?
Она молчит, предлагая мне решать самому.
— Я планирую взять долгожданный отпуск, чтобы провести его со своей женой. — Говорю ей. — Сесть в машину и поехать, куда глаза глядят. — Доверительно склоняю голову. — Просто я невыездной, поэтому придётся ограничиться путешествиями по стране. Но я уверен, что она не будет против.
Лукерья сжимается и часто дышит. Неужели не понимает?
— А я? — Спрашивает еле слышно. — Что мне теперь делать?
Она бросает взгляд на конверты. И резко выдыхает.
Больше не смотрит на меня.
— Могу я уйти? — Обращается она к кому-то из полковников.
— Идёмте, я вас провожу, — отвечает Метлицкий.
И она уходит из моей жизни.
Я всеми силами заставляю себя не смотреть ей вслед.
Миронов хмыкает.
— Эх, ты! Соколик,
а документы гражданка Акманова так и не забрала.— Что? — Непонимающе смотрю на него.
— Куда она пойдёт без документов?
Я хватаю оба конверта и бросаюсь догонять её. По пути встречаю Метлицкого. Уже бодро вышагивающего в одиночестве. Проводил до выхода, значит. И отпустил в свободное плавание.
Я нахожу Лукерью сидящей на лавочке. И устраиваюсь рядом.
— Ты забыла документы, — говорю ей.
— Нет, не забыла. — Она качает головой. — Я знала, что ты их заберёшь.
— И куда ты собралась в таком случае?
— Домой.
Смотрю на неё, и она нерешительно улыбается.
— Хотела взять ключи у Риммы Германовны. — Она скромно пожимает плечами. — Тебе, наверно, нужно остаться на работе?
— Уверен, мне простят, если я уеду прямо сейчас. — Позволяю себе улыбнуться. — Всё-таки меня ранили.
— Как ты себя чувствуешь? — В её голосе звучит беспокойство.
— Уже лучше. — Отмахиваюсь я. — Главное, что ты не пострадала.
— Было бы лучше, чтобы вообще никто не пострадал.
Она тяжело вздыхает и придвигается ближе. Обнимаю её плечи здоровой рукой.
— Это всё, что ты хочешь обсудить? — Спрашиваю у неё осторожно.
— Мне же не придётся самой возглавлять компанию?
— Нет, это не обязательно. Как я и говорил, можно нанять управляющего.
— Хорошо. А когда я смогу вернуться на учёбу?
— Как будешь к этому готова.
— Хорошо. А квартира? Я не хочу её продавать.
— Можно сдать. Тебе будет дополнительный доход. И квартира под присмотром. — Она хмурится, размышляя над моими словами. — Или… ты хочешь…
С чего я вообще решил, что она остаётся?!
— А ты хочешь, чтобы я съехала? — Напряжённо спрашивает она.
— Нет, конечно. — Заверяю я. — Не сомневайся.
— Аннулировать брак обязательно?
— Если это то, чего ты хочешь, — всеми силами удерживаю беззаботный, даже безразличный тон.
— То есть… — Она тщательно подбирает слова. — Ты правда мой муж? Это настоящие документы? Не подделка?
— Нет, конечно, Луковка. Документы настоящие. Я — твой муж, а ты — моя жена. На самом деле. — Я вынужден сказать ей, — мы можем аннулировать все записи, тогда документы на фамилию Акманова будут недействительны, так как такого человека не будет существовать. Ты останешься Голавлёвой. Либо ты можешь остаться Акмановой… Нас сможет развести любой загс… При необходимости. Потому что брак настоящий.
Она медленно кивает.
— Ясно. — Она молчит с минуту. — Продукты дома есть?
— Что?
— Меня не было дома больше месяца, — я прекрасно помню каждый этот долбанный день! — Когда ты был в магазине последний раз?
— Я не понимаю… — Хмурюсь я.
Мне не нравится её состояние. Вероятно, она в шоке и пока не осознаёт в полной мере, что происходит. И меня пугает, что она молчит и не засыпает меня вопросами.
— Сейчас тебе нужно хорошее питание, чтобы скорее восстановиться. — Она вздыхает. — Возможно, тебе не стоило отказываться от госпитализации. Я не уверена, что у меня получится обеспечить тебе должный уход. Я ничего не знаю о пулевых ранениях.