Музыка любви
Шрифт:
Спустилась ночь.
Аврора лежала в темноте без сна, уставившись в выцветший потолок и бомбардируя его вопросами. Снова и снова прокручивала в голове узнанное сегодня, прикидывала, что еще предстоит узнать. Сопоставляла факты, строила гипотезы, пытаясь определить степень их правдоподобия. Но все это нахально затмевал собой образ Андреу. Она перебирала в памяти подробности встречи, его слова — и словно невидимая пружина скручивалась внизу живота. Странное томление, граничащее с болью, не давало заснуть.
Рассвело.
Цели поездки она практически достигла. Директор отеля пригласил ее позавтракать с ним, но Аврора решила не ходить — слишком уж она нервничает,
Закравшаяся было с утра робкая мысль: «А не вернуться ли в Барселону?» — была решительно и бесповоротно отброшена. Аврора хотела знать больше.
Позвонив директору «Карлтона» и рассыпавшись в извинениях, она отменила встречу. Затем быстро приняла душ, натянула купальник, который дома, сама не зная зачем, в последний момент сунула в сумку, и отправилась на пляж искать того, чего еще никогда не искала — ласки... Ласки моря, солнечных лучей, ветра — как же ей всего этого не хватало! Смешавшись с толпой туристов, она бездельничала на берегу, купалась и загорала. Во второй половине дня ее незаметно сморил сон...
Когда она проснулась, солнце уже клонилось к закату. К своему отелю Аврора бежала сломя голову, как девчонка. У нее оставалось два часа, чтобы привести себя в порядок перед встречей. Распахнув дверь номера, она остолбенела. На разобранной постели ее ждала огромная красная коробка, перевязанная золотистой ленточкой.
И что это, скажите на милость? Видимо, кто-то ошибся адресом — это не для нее. Она приблизилась к кровати, затаив дыхание, словно боясь, как бы из коробки чего не выскочило. На карточке, прикрепленной к ленте, стояло ее имя. Несколько минут Аврора приходила в себя, пока не набралась мужества открыть подарок. Медленно и осторожно, чтобы не порвать, развязала бант, который в ее глазах уже сам по себе представлял немалую ценность. Под крышкой, завернутое в шелковистую алую бумагу, лежало черное вечернее платье необыкновенной красоты. К нему прилагалась открытка: «На тебе этот простой кусок ткани обретет королевское достоинство. Оденься в цвета ночи. Сегодня будет луна». И размашистая подпись Андреу внизу.
Аврора в замешательстве не осмеливалась ни вытащить платье, ни предпринять что-либо еще. Восторг и стыд раскачивали ее, как на качелях, туда-сюда, сильнее и сильнее, того и гляди упадешь. С одной стороны, этот широкий, галантный жест приятно щекотал нервы, с другой — мучительно было сознавать, что Андреу прекрасно осведомлен о скудости ее финансов. Может, ему неловко показываться на людях с бедно одетой спутницей, вот он и прислал ей сказочный наряд? А может, искренне хотел преподнести красивый подарок и ничего более? Почему же так трудно его принять?
В конце концов любопытство одержало верх над щепетильностью. Аврора взяла платье и побежала с ним в ванную, где над умывальником примостилось убогое, но все-таки зеркало. Приложила сверху, не раздеваясь, — просто изумительно, и размер ее. До встречи оставался всего час, и она поспешно залезла в душ. Вода текла вялой струйкой, притом ледяная, но за те деньги, что стоила комната, смешно было бы рассчитывать на горячую ванну. Аврора стойко вымылась, а вытираясь, даже стала напевать веселый мотивчик. Она потеряла способность трезво мыслить, зато обрела нечто иное...
Платье сидело как влитое — строгое и вместе с тем
не лишенное чувственной дерзости. Корсет соблазнительно подчеркивал округлость груди, юбка струилась до пола по стройным ногам, разрез сзади поднимался до середины бедра — ровно настолько, чтобы и соблюдать приличия и будоражить воображение. Да, платье подошло идеально, будто специально на нее сшито, каждый сантиметр ткани на своем месте. Она себя не узнавала. Женщина, глядящая на нее из зеркала, никак не могла быть той самой Авророй, что носит монашеские юбки с невзрачными блузками. Она смотрела и смотрела, пока наконец зазеркальная красавица не удостоила ее признания.— Ну и что теперь, а? — насмешливо поинтересовалась она у своего отражения. — Туфли ты какие сюда наденешь?
Отражение как ни в чем не бывало указало взглядом на дверь, возле которой на стуле скромно притулилась еще одна коробка, черная. Из-за цвета и скромных размеров Аврора не заметила ее раньше. Внутри оказались самые восхитительные туфли, какие ей только доводилось видеть, и маленькая сумочка, более напоминавшая изысканное украшение, нежели сумку.
— Боже мой, да что же это творится?! — вырвалось у Авроры, когда она примерила обувь. Никогда еще ее ноги не испытывали подобных ощущений. Настоящаяитальянская кожа. Шелковые перчатки на женские ножки... и размер опять угадан в точности! Как он узнал?..
Она снова подошла к зеркалу, чтобы потратить последние десять минут на легкий, почти незаметный макияж. Никаких драгоценностей... все равно их нет. Да что же она делает? Сердце колотилось где-то в горле. Она взволнованна, как никогда... И боится... и... счастлива? Что это за чувство, не поддающееся определению?
Хозяйка отеля постучала в дверь и, когда Аврора открыла, пристально ее оглядела, словно желая удостовериться, что именно этой женщине она сдавала комнату.
— Вас ждут внизу, — равнодушно сообщила она.
— Merci, madame.
Но стоила Авроре выйти из номера, как ей стало неловко в новом наряде. Ей захотелось переодеться, и она уже готова была вернуться, как вдруг хозяйка снова подала голос.
— Tr'es jolie [18] . Не сомневайтесь, платье бесподобно. Вы в нем очень элегантны.
— Правда? Merci.
— Он тоже недурен собой, — бросила женщина на прощание, удаляясь по коридору.
Аврора беспомощно посмотрела ей вслед. Спуск в непривычных туфлях занял целую вечность. К тому же прикосновение тонкой ткани к телу едва ощущалось, заставляя чувствовать себя обнаженной.
18
Очень хороша (фр.).
Когда она вышла к нему навстречу, одетая в черный шелк, Андреу утратил дар речи. Утром, покупая платье, он представлял в нем Аврору, но его воображению далеко было до ошеломляющей действительности. Ему явился ангел ночи, несущий на крыльях таинственное мерцание звезд, создание совершенной красоты, которая, как известно, — в глазах смотрящего. И одними глазами он звал ее по имени, и она отвечала ему — одними глазами.
Они пытались что-то сказать, но у обоих перехватило дыхание, и слова заблудились в пути. Тьма окутывала их шелковым покрывалом, молочно-белая луна манила обещанием чудес. Завороженные, они все так же молча сели в кабриолет, и «феррари» неслышно заскользил по серпантину.