«Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву!

– Какой дурак это сделал! – ругался Михайленко. – Так же можно и своих задеть! – «Ровно семьдесят», – удивился он, закончив счет стоявших на дороге автомашин.

Группа лейтенанта Червова, с которой был и Вольхин, на своем участке немцев разогнала быстро. Бойцы уже шарили по машинам, а Червов, подойдя к легковушке, по кузов застрявшей в грязи, увидел на сиденье портфель.

– Эй, рус! – услышал Червов и оглянулся.

Из бурьяна метрах в двадцати встали несколько немцев с поднятым руками.

Червов сначала опешил, но потом приказал пленным построиться в шеренгу. Пересчитал их, оказалось ровно двадцать человек, приказал сдать документы. Немцы поняли, начали дружно расстегивать карманы своих френчей.

Лейтенант Червов собрал у всех документы.

– Ну, как тут у вас? – подошел к Червову Михайленко.

– Все машины оказались со снарядами. – ответил Червов, – пятерых убили, да вот двадцать сами сдались. Что с ними делать? И портфель вот, с документами.

– Пленных пока охраняйте. Портфель давай, полковнику Гришину отнесем.

– А у нас там целая машина со шнапсом стоит, в другой – куры жареные в пакетах, – рассказал подошедший политрук Старостин. – Две машины шоколаду, а в одной «Тройной» одеколон – где-то, значит, грабанули наш магазин.

– Дай-ка хлебнуть, – попросил Михайленко фляжку у бойца. – А у меня, представляешь, фляжку пулей сбило. Так, ладно, охраняйте колонну, а мы к Баранову сходим.

Солдаты лейтенанта Семена Баранова, когда к ним подошли Михайленко и Старостин, сбившись в кучу, громко хохотали.

– Что у вас тут смешного? – спросил Михайленко, войдя в круг.

Какой-то тощий боец напялил на себя немецкий мундир и изображал генерала.

– А ведь мундир-то, похоже, и правда генеральский, – сказал Старостин.

– Так это с него и сняли померить, – показал кто-то на немца, стоявшего в сторонке и дрожавшего от холода или от страха.

– Это не его мундир. Генерал пожилой, в избе лежит, ранили его в обе ноги, – добавил кто-то.

– Так уж и генерал, – усомнился Михайленко. – Полковник хотя бы.

– Смотрите, погоны какие: плетеные, серебряные.

Бойцы опять чему-то громко засмеялись.

Михайленко вывел Баранова из круга.

– Ну, Семен, молодцы твои ребята. Как действовали – я не ожидал. Ведь вчера все еще еле ноги таскали.

– У меня и убитых-то всего один человек, – сказал Баранов, – а раненых вообще нет. Коробков молодец, не ожидал от него: первый бросился в атаку, когда к деревне подошли. За ним и все поднялись. Пятерых, кажется, уложил. Григорьев двоих застрелил, троих в плен взял, а Папанов семерых привел, как на веревочке, да троих, говорит, убил. Они было в контратаку сунулись, так Яковлев их один остановил, человек двадцать было – гранатами забросал. Арисов отлично действовал, четверых уложил. И все из отделения Корчагина. Молодцы ребята, я просто не ожидал такой инициативы. Выше всяких похвал!

– А Корчагин где? – спросил Старостин Баранова.

– Молодец, командует уверенно. Самое дружное отделение. Представь себе: с начала войны все держатся как заговоренные. А сам Корчагин в каком-то сарае десять немцев уложил. Они сидят лопочут – ала-ла, а он туда гранату, и – тишина.

– Товарищи командиры, – к Михайленко подошел старик в драном овчинном полушубке, – не вижу, кто у вас здесь старший…

– Что тебе, отец? – спросил его Старостин.

– У соседнего хутора тоже полно немецких машин.

– Далеко отсюда?

– Версты две, не боле. Трояновским хутор прозывается.

– Проводишь, отец? – спросил Михайленко. – Баранов, возьми с собой человек пять и сходи разведай. Николай, – повернулся он к Старостину, – я сейчас записку набросаю, отвезешь ее полковнику Гришину. Передай, что могут идти сюда.

Старик, как и договорились, что если немцев нет, дал сигнал Баранову, и разведка смело вошла на хутор. Баранов отослал двоих к Михайленко, а сам с сержантами Олейником, Коробковым и Литвиновым принялись считать и осматривать автомашины. Стояло их, застрявших в непролазной грязи, около двадцати, все с обмундированием и продуктами. Только они начали набивать свои вещмешки шоколадом, как на хутор въехал немецкий танк. Он сделал выстрел, зацепил одну машину корпусом и остановился, поводя башней.

– Уходим, – тихо сказал своим сержантам лейтенант Баранов. – Никуда они от нас теперь не денутся.

Полковники Гришин и Яманов и комиссар дивизии Канцедал, когда пришли со штабом в Гремячее, не сразу и поверили своим глазам, что на дороге стоит столь длинная колонна захваченных их бойцами автомашин.

– А ведь большое дело сделали, Алексей Александрович, – довольно сказал Гришин Яманову. – Вот что значит действовать решительно и смело. Этой операцией мы за многое оправдаемся, да и с фрицами посчитались неплохо.

– Товарищ полковник, здесь в избе раненый немецкий генерал, – подошел к Гришину взволнованный капитан Лукьянюк.

– Пойдем посмотрим.

У крыльца на бревнах сидели двое пленных немцев. Полковник Яманов, заходивший в избу последним, услышал, как один из них нарочно громко сказал: «Руссише швайне».

– Что-о? – Яманов, бледнея от ненависти, вытащил из кобуры браунинг.

– О, белгиен, – кивнул на браунинг немец, сразу расплываясь в подобострастной улыбке.

Яманов выстрелил ему в грудь, немец, выкатив глаза, медленно и молча повалился на землю. Второй пленный в ужасе вытянулся по стойке «смирно». Опешил от этой сцены и часовой, курносый парень с винтовкой.

– Оттащи эту шваль отсюда, – сказал Яманов часовому. Ему было неловко перед ним за свою минутную слабость. Он не должен был убивать этого пленного, но и сдержать себя после всего пережитого за последние дни не смог.

В избе полковник Гришин допрашивал пленного генерала:

– Значит, говорить с нами отказываетесь? Ну что ж, дело ваше.

Немец, холеный, седой, с аккуратным пробором, лежал на лавке. Ноги его были обмотаны какими-то тряпками.

– Что с ним делать, товарищ полковник? – спросил Лукьянюк Гришина.

– А что бы он с тобой делал, если бы ты к нему в лапы попал?

Они вышли из избы, и как раз подошел лейтенант Баранов.

– Немедленно поднимай роту и на хутор, – выслушав его доклад, приказал полковник Гришин старшему лейтенанту Михайленко, – а то уйдут еще. Капитан Балакин, вы тоже со своими людьми идите за Михайленко.

– Там танк был, товарищ полковник, – перебил его Баранов.

– Эй, танкист, – постучал Гришин по броне забрызганного грязью «Т-34», отставшего от бригады Бахарова и двое суток двигавшегося со штабом полковника Гришина.