«Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву!
Шрифт:
Все заулыбались. Сразу в избе стало шумно.
– Наконец-то! – громко сказал кто-то.
– Товарищи, в беседах с бойцами обязательно скажите, что наступление мы начинаем от исторического Куликова поля, где один раз уже решалась судьба Родины, – сказал Кутузов. – На этом у нас все, товарищ полковник, – повернулся он к Гришину. – Задача всем поставлена, людей по полкам распределил.
– Хорошо, пусть все идут в батальоны. Федор Иванович, – обратился Гришин к старшему политруку Архипову. Он хорошо знал его несколько лет, уважал и ценил как политработника, – вы в какой полк назначены?
– К Фроленкову, товарищ полковник.
– Очень
– В полк к Тарасову.
– Разумно. Полк необстрелянный, учтите это. И посмотрите там за комиссаром, это между нами, конечно. Связь можете держать непосредственно со мной. Я вам верю, Антон Корнеевич. – И Гришин крепко пожал Воротынцеву руку.
И Архипов, и Воротынцев были горьковчане, а к ним полковник Гришин питал особую слабость. Больше доверял, чем другим, и сейчас был уверен, что оба они не подведут и задачи свои выполнят.
Утром 11 декабря полковник Гришин сел в сани и поехал на последнюю рекогносцировку перед наступлением. В 771-м полку он долго рассматривал из окопа село Буреломы.
– Ну, как, Малхаз Ираклиевич, волнуетесь? – спросил Гришин майора Гогичайшвили.
– Есть маленько, товарищ полковник. Ночью наши привели пленного. Хотите посмотреть?
– Давай своего пленного. Давненько с немцами не спорил. – И Гришин пошел по ходу сообщения в блиндаж командира полка.
– Пригнитесь, товарищ полковник. Снайпер может стрелять, мою шапку прострелили, – услышал Гришин знакомый голос.
– Багадаев? Шапку тебе прострелили? Как твои артисты?
Политрук Багадаев, приземистый бурят с раскосыми глазами на плоском лице, был завклубом дивизии, с бригадой артистов давал концерты на передовой. Гришин знал, что однажды бригада, переходя из одного полка в другой, напоролась на немецкую разведку, но Багадаев не растерялся, принял бой со своими музыкантами, двоих немцев они тогда убили, а остальных отогнали выстрелами.
– Я слышал, ты и немцев развлекаешь? – снова спросил его Гришин.
– Было, товарищ полковник. Вчера поставил на патефоне «Катюшу», смотрим, а немцы высунулись из окопов – слушают. Интересная наша песня и для них оказалась.
– Завтра им будет «Катюша», – сказал Гришин, – она им не только споет, но и сплясать заставит.
Вошли в блиндаж. Пленный сидел на корточках.
– Разрешите доложить, товарищ полковник, – обратился к Гришину лейтенант Бакиновский, начальник разведки полка, – пленный – рядовой Эрик Ферстер, двести девяносто третья пехотная дивизия.
– Какие дал сведения?
– А никаких. О целях войны и то не знает. На все кивает головой, говорим ему: «У тебя что, голова мякиной набита?» – «Я, я», – отвечает.
– А вид-то, вид, – поморщился Гришин.
Пленный был в грязной шинели, в истоптанных коротких сапогах, в старой пилотке на ушах, небритый и очень худой.
– А знаете, что мы у него в кармане нашли? – спросил Бакиновский. – Иконку Казанской Божьей Матери. Вот украсть ее – ума хватило.
– Смотрите, оставит вам вшей немецких. Кто его привел?
– Красноармеец Козлов. Сам был ранен, но нес нашего раненого бойца и вел пленного.
– Козлов? Это тот, которого вы Эвой зовете? – спросил Гришин.
Козлов,
простодушный тамбовский парень, свое прозвище получил за то, что часто от удивления говорил: «Э-ва…»Полковник Гришин заметил среди командиров секретаря дивизионной газеты политрука Мазурина.
– Я газету привез, товарищ полковник, первый номер, – радостно сообщил ему Мазурин свою главную новость.
– Отлично, как раз перед наступлением. Я в штаб, могу прихватить с собой.
В двадцатых числах ноября в дивизию наконец-то прибыл редактор газеты старший политрук Дмитрий Васильев. Оказалось, что с Мазуриным они виделись и раньше, под Трубчевском. Там Васильев работал в редакции фронтовой газеты. В первый же вечер они подружились. Дмитрий Михайлович оказался интересным человеком и отличным рассказчиком. Невеселый внешне, по внутреннему складу он оказался душевным человеком, и Мазурин скоро понял, что он умеет ценить дружбу. В дивизии Васильев быстро познакомился со всеми работниками политотдела, любил бывать и на передовой.
Имелась у Васильева интересная привычка: не мог ужинать один, обязательно в компании, чтобы можно было пообщаться. Да и сам ужин для него был обычно поводом для какого-нибудь разговора. Биография у Васильева оказалась интересной. Ивановский рабочий, старый партиец, в Гражданскую – чапаевец, был знаком с Маяковским. Стихи писать начал с юности. Сначала рабкор на заводе, потом журналист ивановской газеты «Рабочий край», перед войной – редактор газеты в Вязниках. На фронт пошел добровольно. Когда он приехал в дивизию, редакции как таковой не было – ни сотрудников, кроме Мазурина, ни материальной базы. Но у Мазурина уже был собран материал, в частях подобраны корреспонденты, и, посоветовавшись, они на следующий же день обратились к начальнику политотдела дивизии с предложением поехать в ближайший райцентр и там отпечатать номер. Газете придумали название – «За Родину!», составили план номера, Кутузов одобрил, и в тот же день на санях они поехали в Воскресенское, ближайший к дивизии райцентр в Рязанской области. Через несколько дней номер был отпечатан тиражом в сто экземпляров. Распределили газету по ротам, и надо было видеть, с каким интересом и удовольствием бойцы держали в руках собственную газету и читали статьи и заметки о себе и своих товарищах.
– Когда думаете второй номер выпускать? – спросил Гришин Мазурина, когда они отъехали от штаба полка. – Угощайтесь, фрицевские. – Гришин протянул пачку сигарет в яркой обертке.
«Юно», – прочитал Мазурин на пачке.
– Разведчики дали попробовать.
– Думаем в ближайшие дни выпустить, товарищ полковник, но теперь материал нужен о наступлении. А вообще, чаще, чем раз в неделю, не получится: далеко ездить в типографию.
– Товарищ политрук, как вы думаете, что сейчас у нас в дивизионной газете должно быть главным? – спросил Гришин Мазурина.
Мазурин удивился вопросу, что командир дивизии, человек, далекий от газетных дел, советуется с ним.
Он в нескольких фразах высказал свое мнение. Гришин внимательно выслушал, не перебивая, а потом сказал:
– Передовая статья, по-моему, должна быть более масштабной. Конечно, о начавшемся контрнаступлении, о взятии Ростова, Тихвина, о работе тыла. Но подчеркнуть также, что война с фашизмом разгорается по всей земле. Англия объявила войну Финляндии, Румынии, а США – Японии. Надо, чтобы люди поняли: в мире в целом начинается перелом в нашу сторону. Надо вселить в людей не только надежду, но и уверенность в нашей победе.