Мы обещали не расставаться

Имелся у неё во внешности, пожалуй, один лишь изъян: передние зубы были великоваты и выдавались немного вперёд. Когда Инна раскрывала свой красивый пухленький ротик, в немалой, к общему удивлению, улыбке, восхитительные черты её искажались, и прекрасное личико становилось неприятным, в нём появлялось что-то лошадиное.

Первое, что она произнесла, как только Алёша представил её Тинке и Вадиму:

– Вы, наверное, обратили внимание, что я евреечка?

– А Валентина - башкирка, - вклинилась в её речь пришедшая вместе с Алёшей и Инной Зосимчик. – Потому что в Башкирии родилась. А я китаянка, а может, узбечка… Это так важно? – и захихикала.

Инна, равнодушно взглянув на неё, промолчала. За столом поначалу она не раскрывала рта, когда же Зосимчик стала рассказывать о своей работе в аптеке, неожиданно заговорила:

– Позволь поправить тебя, Роза, не бАловаться, а баловАться.

– Хорошо, - согласилась Зосимчик и принялась с воодушевлением описывать события дальше.

И снова вдруг прозвучало:

– Позволь поправить тебя, Роза, не зАвидно, а завИдно.

Когда Инна поправила Зосимову в третий раз, начиная словами «Позволь поправить…», та не на шутку взвилась:

– Не позволю! Набери в рот воды или еды, жуй, молчи и не слушай! Не для тебя рассказываю!

На гнев Инна Зальц отреагировала безмятежным спокойствием, мило улыбнулась, не показывая лошадиных зубов, лишь одними губами и невозмутимо, без какой-либо обиды на лице принялась за еду. Через минут десять ни с того ни с сего заявила:

– Хорошо, что Алёша наполовину еврей! У меня мама тоже полукровка.

Все недоумённо взглянули на Алексея.

– На какую половину? – прыснула Зосимчик и, не обращая внимания на останавливающие тычки Алексея под столом, настырно спросила: – Нижнюю, верхнюю?

– Не имеет значения, - хладнокровно продолжила Инна. – Я твёрдо обещала бабушке не дружить с парнем, не имеющим еврейских корней. Нас, евреев, в России всё меньше и меньше. Уезжают в Израиль, Америку, во вторую мировую войну много погибло. Чтобы не исчезнуть, мы должны искать пару в своей национальности. Я так обрадовалась, когда Алёша при знакомстве со мной признался, что наполовину еврей. Это его немного смущает.

– Да!
– беззастенчиво соврал Алексей и лихо взъерошил себе кудри. – Моя еврейская курчавость меня немного напрягает и выдаёт! Хоть распрямляй!

– Ты не должен от этого страдать, - принялась успокаивать Инна, - бабушка утверждает, евреи – богом избранный, почти священный народ, ты должен гордиться, что принадлежишь к нему.

– Э-э! Что, у вас крыша поехала! – не выдержала Зосимчик. – Еврей не еврей? При чём тут нация? Все мы равны. В любой национальности есть хорошие люди и подонки. Что, нам больше поговорить не о чем?

Позже выяснилось, что Инночка хорошо поёт и играет на фортепиано. В спальне родителей Вадима было пианино. После ужина направились прямо туда. Инночка пела красиво и задушевно романсы. Удивительно, куда только делась её занудливость. Она превратилась в нормальную девушку, которая неожиданно Тинке понравилась. Голос был глубокий, грудной, довольно низкий, но обволакивающий негой.

– Теперь ты поняла, чем она меня привлекает? – послышался шёпот Алёши у Тинки над ухом. – Прекрасная дивчина, правда? Открытая, непосредственная и поёт, как Калипсо, обещавшая вечную молодость Одиссею.

– А согласна она быть следующей Морин, девушкой Ринго? – едва слышно, с насмешкой спросила Тинка у новоявленного полуеврея.

– Не сомневаюсь! – уверенно прошептал на её выпад Алёша. – Инночка будет петь в нашем ансамбле. Я ей сказал, мы все там еврейские полукровки, только не афишируем это. Она считает своим долгом поддержать нас.

Родители Вадима должны были вернуться из отпуска к вечеру. Накануне он и Тинка перевезли в общежитие её вещи и убрались в квартире. Повезло ему, что с утра было всего две пары, успеет забежать в магазин за свежим хлебом и овощами до того, как Тинка вернётся с занятий и начнёт хлопотать у плиты. Они решили приготовить для встречи родителей утку с картошкой.

– Вадим, подожди! – остановила его за локоть на институтской лестнице Полинка. – Поговорить нужно.

– Не могу, родители прилетают, у нас с Тинкой ещё много дел! – отмахнулся парень. – Завтра поговорим!

И хотел уже мчаться дальше, но Полинка произнесла решительно:

– Не могу ждать до завтра! Мне надо сказать сегодня!

– Да что там такого срочного? – раздражённо повернулся к ней Вадим. – Что подождать невтерпёж!

– Я беременна, - тихо произнесла девушка и добавила грустно: - Сожалею, но ты - отец!

Глава X

От этого известия Вадима словно кто-то обухом ударил по голове. Ошеломлённый, застыл на месте как соляной столб или деревянный истукан.

– Ты шутишь? – наконец, выдавил из себя.

– Мне не до шуток, - серьёзно произнесла Полина, - пошли в рекреацию, там поговорим.

Парень послушно побрёл за ней. Обычно в рекреационном помещении собирались любители покурить – там был балкон, выходящий во двор, но в этот раз никого не было.

– Это правда, что ты беременна? – немного оправившись, Вадим стал наступать на Ардову. – Или ты таким образом забавляешься, пугая меня?

– Я тоже испугана! – резко отпрянула от него девушка. – После того, как узнала, просто в ужасе!

– Почему думаешь, что я отец? Ты же говорила, что со многими спала, - с надеждой в голосе произнёс Вадим.

– Но не после, как увлеклась тобой. Если честно, то полгода точно ни с кем не занималась любовью, кроме тебя.

– Ты была у врача? – в мыслях парня снова мелькнула надежда, а вдруг Полинке беременность только кажется, может, просто её стошнило от чего-нибудь или месячные не пришли вовремя, она уже и запаниковала.

– Конечно, первым делом! Моя молодая тётушка, сестра матери, сводила к гинекологу, я сдала анализы. Беременность бесспорна – можешь быть уверен! – её ответ просто припечатал Вадима к земле.

Вот она расплата! Она настигла его. Недаром он всё время опасался Полинки. Когда та входила в аудиторию, вздрагивал, словно чувствовал от неё угрозу. Но ожидал, что просто проболтается кому-нибудь об их ночи и до Тинкиных ушей слух дойдёт.

Между тем оказалось всё гораздо хуже: у Полинки будет их общий с ним ребёнок. Его сын или дочь. Имеет ли Вадим тогда право на счастье с Тинкой, если без отца будет расти его малыш? А сквернее всего, как ему расстаться с той, которую любит всем сердцем? «Ты лучшее, что есть у меня!» - шептал Тинке в страсти. А ведь так и есть на самом деле. Как он будет жить без неё! Но ребёнок…