Мы снова дома
Шрифт:
— Я пойду туда, — неожиданно для самого себя заявил Сом. — Она меня зовет.
— Не только тебя, — покачала головой Алэкуа. — Похоже, она зовет всех, кто способен ее услышать. Эстрасенсов или псионов, если иначе.
— Что ж, идем, — встал парень. — Мне почему-то кажется, что она не причинит нам вреда.
— Не причинит, — подтвердила Адаоби. — Ей нужна помощь.
— Будьте осторожны, — попросила Белая Лань, которой очень не хотелось терять только что обретенную семью. — Она не хочет зла, я слышу, но ее добро может быть страшнее любого зла. Она совсем другая. Я… Я не могу объяснить, я просто чувствую…
— Хорошо, — поцеловал ее в щеку Сом и выпрыгнул из флаера на уступ, одновременно переводя комбез в состояние скафандра с полевым шлемом.
Он давно стал имперцем и привык рисковать собой. Так нужно, такова судьба первопроходца.
Андрей сделал шаг вперед, еще не зная, что делает шаг навстречу не только своему, но и всей империи будущему.
Глава 14
Высокий, смуглый мужчина средних лет хмуро смотрел на низкорослого и плотного, но тоже смуглого человека. Оба явно были то ли турками, то ли азербайджанцами. Одеты в модные в последние годы имперские комбезы, другой настолько удобной одежды не существовало. На накрытом столе чего только ни было, но это собеседников, похоже, мало интересовало.
— Что думаешь, Джамаль? — спросил первый, он говорил по-азербайджански. — Похоже, мы окончательно проиграли.
— Еще нет, Ильхам, но дело идет к тому, — едва слышно ответил второй и опрокинул в себя стопку дорогого виски, закусив вяленой бараниной. — Наша молодежь все больше слушает проклятых гяуров и уходит к ним туда, — он показал пальцем вверх, — а мы туда доступа не имеем. Возвращаются, ежели возвращаются, уже имперцы, а не азербайджанцы, аланцы или турки. Им плевать на наши идеи, на наш ислам, их ислам совсем другой, на тюркский мир и на все, что нам дорого. У них один приоритет — империя, будь она проклята! Причем вся ее жизнь опять же там, наверху, а здесь, на Земле, никому не интересная, убогая провинция, где нет ничего, что им близко.
— Так и не лезли бы к нам, жили бы себе там! — раздраженно стукнул кулаком по столу Джамаль.
— От нас это не зависит, к сожалению, — вздохнул Ильхам. — О чем речь, если даже турецкая молодежь вовсю вербуется к ним и улетает. Имперцам есть чем соблазнить, у нас ничего подобного и в помине нет.
— Да, одно продление жизни чего стоит…
— Вот-вот, никто не отказался бы жить по восемьсот лет молодым и здоровым. Вот только никого из нормальных людей они не продляют, только чокнутых фантазеров. Мы в их понимании — скоты и сволочи только потому, что заботимся прежде всего о себе. Мне в имперской канцелярии прямо заявили, что такие, как я, в будущем не нужны, чтобы ничего не изгадили. Знаешь, так обидно мне ни разу в жизни не было! Очень хотелось дать имперскому инспектору в морду, но рядом с ним проявились эти их штуки летающие, которые людей жгут, и я, честно признаюсь, побоялся.
— Все, кто не побоялся, давно на кладбище отдыхают, — криво усмехнулся Ильхам. — А кто бунтовать решил, на Сауле. Смотрел я репортажи оттуда, не хочу там оказаться.
— А кто хочет? — тяжело вздохнул Джамаль и снова выпил. — Даже заработать толком не дают, паскуды.
— У тебя же шесть ресторанов!
— И что? Работать приходится честно, потому прибыль минимальна. Попробуешь кого-то надуть, тут же предупреждение от искина. В серый список и так внесли, в черный неохота, приходится сдавать назад. Раньше, сам знаешь, я в финансовом секторе подвизался, неплохо зарабатывал. Но сейчас туда никому ходу нет, все их железные истуканы делают. Товарных бирж — нет! Фондовых бирж — нет! Торговли акциями — нет! Фьючерсов — и тех нет! Только прямая, убогая торговля товар-деньги-товар. Имперцы сделали экономику примитивной! Все достижения финансовой мысли просто похерены! Если раньше можно было стать миллиардером, торгуя воздухом, то теперь это невозможно в принципе. Все возможности напрочь перекрыты! Частному капиталу доступны только мелкие предприятия — рестораны, парикмахерские и тому подобное. Крупные в руках государства. И никаких акций — нет такого понятия в империи, чтоб ей провалиться! Понимаешь? Нет!
— Да большинство и деньгами-то почти не пользуется, все бесплатно, — хмыкнул Ильхам. — Разве что на выпивку да сигареты они нужны, а немного заработать, чтобы на них хватало, не проблема. Зато, ты прав, активные люди, раньше делавшие бизнес, сейчас не востребованы, маются от безделья, не знают, куда себя приткнуть. Все сделано для блага быдла и только быдла.
— Ох, не скажи… — покачал головой Джамаль. — Сами имперцы кто угодно, но только не быдло. Это здесь быдло жирует, а там, мне один из племянников, туда улетевших, —
он опять ткнул пальцем в потолок, — во время отпуска рассказывал. Там ничего не делающих презирают. У них там страшный недостаток мужиков, на одного чуть ли не по двадцать баб, причем какие они у них красивые сам знаешь.— Да, имперские цыпочки — это что-то с чем-то, — сделалось мечтательным лицо Ильхама. — Только к ним и не подойди, обольют холодным презрением, словно ты не человек и мужчина, а кусок бараньего говна. Но раз у них мужчин не хватает, почему?
— А мы для них не мужчины, а так, паразиты, — криво усмехнулся Джамаль. — Богатство для имперских девок ничего не значит, им надо, чтобы мужик был чем-то там, у них, важным — инженером, пилотом, ученым или еще кем. Люди, зарабатывающие деньги, там не котируются. А уж к быдлу, только жрущему и пьющему за государственный счет, они и вовсе относятся с гадливостью. Мне Рустам говорил, что когда получил пилотский сертификат и пошел учиться на навигатора, сразу с десятком красавиц закрутил. Говорит, что скоро женится, причем сразу на двенадцати. Потом, мол, будет еще больше. Невесты сами ему новых девок притаскивают и в постель укладывают.
— Ничего себе! Да разве так бывает?..
— Там, наверху, еще и не то бывает. Рустам сказал, что один русский пацан недавно сразу на тридцати двух женился. Причем там и негритянки были, и дарийки, и арабки, и орки, и эльфийки, и гномы. Мы последних трех только по телевизору видели. Помнишь, какие эльфийки красавицы? У меня руки затряслись, как первый раз увидал.
— Хороши девки, да не про нас, — поморщился Ильхам. — Меня сейчас куда больше беспокоит имперский ислам, он становится все более популярным среди молодежи. Говорил я как-то с их муллой — это кошмар какой-то! Это еретики, не признающие ничего нашего! Я тогда изобразил интерес, и мулла охотно рассказал мне, что их ислам возник во время Великой войны. Тогда муллы, христианские попы и буддийские ламы шли в одних рядах, с тех пор они почти едины. Понимаешь, насколько это страшно?! Имперских мусульман не натравишь на неверных, как ни старайся! Понятие джихад для них не священная война за веру, а служение обществу! Это чушь, дикая, непредставимая, но она все больше завоевывает сердца молодых мусульман. Нужно что-то делать, брат, или нам действительно конец, и все, во что мы верили и к чему стремились, канет в бездну.
— А что мы можем сделать? — пожал плечами Джамаль. — Выпестованные нами фанатики большей частью либо уничтожены, либо сосланы, а оставшиеся повзрослели, завели семьи, далеко не все из них захотят рисковать своим благополучием — империя кормит народ так, как никто и никогда не кормил. Очень многие думают только о себе, тем более они знают, что с ними будет за бунт. А среди молодежи наших намного меньше, чем хотелось бы, в их школах очень хорошо умеют промывать мозги. Я попытаюсь, конечно, поднять толпу на восстание, но обещать не могу. Да и будет оно не слишком массовым.
— Все равно попытайся, или надежды изменить ситуацию не останется. Еще лет десять, и вообще никто не встанет!
— Я уже говорил, что попробую, но обещаний давать не буду. Да и не хотелось бы, чтобы имперские ищейки вышли на меня. Болтаться в петле на площади желания не имею. Только более, чем уверен, что бунт подавят.
— Совсем жизни не стало, — понурился Ильхам. — Сын моей сестры двоюродной, сильный и решительный парень, недавно девку красивую увидел в Подмосковье. Не знаю, чего на него нашло, решил своего силой добиться. Ничего страшного, все равно же шлюха, раз в короткой юбке ходит, не убыло бы от нее. Так нет же, чтобы спокойно отдаться, завизжала, сучка, как резаная. Исмаилу их летающая пакость и отстрелила все нужное, а выращивать потерянное в медкапсуле медики отказались, заявив, что поделом насильнику. Раньше бы заплатил, все бы сделали, а сейчас… А! Жалко парня, ничего же дурного не сделал, всего лишь хотел от русской девки получить то, для чего она предназначена! Теперь спивается и всего на свете боится…
— Таких историй много, — вздохнул Джамаль. — Пора бы уже привыкнуть, что нельзя силой брать, так нет, находятся дураки, думающие, что им это сойдет с рук. А не сходит! Головой надо думать, головой!
— Когда это молодые парни верхней головой думали? Себя вспомни, только нижней и справлялся.
— Тогда были другие времена и другая власть. Мне, когда одну дуру в Самаре поимел, даже отвечать не пришлось, люди из диаспоры занесли денег кому нужно, все на тормозах и спустили. Теперь попробуй денег предложить, сразу на Саулу спровадят.