Мы все - осетины

Но как оказалось я напрасно клеветал на дорогу, стоило радоваться пока ехали пусть по такому, но все же покрытию. Неожиданно наш молчаливый шофер решительно свернул с бегущего дальше вдоль реки шоссе на уходящую вправо разбитую грунтовку и почти не снижая скорости понесся по ней вздымая кучи пыли и мелких камешков.

— Э-э, шеф! Я не понял, мы чего с шоссе съехали?! Куда ты нас повез?! — возмущенно завозился сзади ударившийся на очередной колдобине головой об крышу Фима.

Водитель его вопрос проигнорировал, старательно делая вид, что полностью сосредоточен на том, как бы половчее объехать очередное вынырнувшее перед капотом препятствие. Мог бы, кстати, особо не утруждаться, дорога была разбита настолько, что уворачиваясь от одной ямы, ты все равно не минуемо попадаешь в другую.

— В самом деле, куда вы нас везете? — подключился я к стенаниям дружка.

— Это объездная дорога, — нехотя пояснил, хмуря брови шофер. — Шоссе идет через грузинские села. Там мне появляться нельзя, да и вам я бы не советовал. Мы всегда в объезд ездим, по этой дороге, она чуть длиннее, зато проходит только через осетинские селения. В них живут хорошие люди, бояться нечего. Вы не переживайте, скоро уже будем на месте.

— Да что они тут, совсем с ума посходили, что ли?! — гневно воскликнул Фима. — Да мне по хрену грузинские там села, осетинские, или негритянские! Какое мне-то до этого дело?! Я хочу ехать с комфортом, по нормальной дороге, и мне от души насрать, кто вдоль нее живет! Слышь, водила! Хватит дурку валять! Если решил за наш счет своих родственников заехать проведать, так не выйдет, можешь даже не рассчитывать! Не на тех напал! Мы тебе не лохи какие-нибудь! Давай, поворачивай назад на нормальную дорогу! Ну! Что не слышишь, что тебе говорят?!

Он решительно положил руку на плечо водителя, и кто знает, чем бы все это кончилось если бы в этот момент не ударила автоматная очередь. Грохот выстрелов разорвал тишину, многократно отразившись от каменных стен по обе стороны дороги. Три патрона, почему-то четко решил я в тот момент. Очередь ровно на три патрона, значит стреляли прицельно, не просто из баловства. Кто стрелял? В кого? Судя по сузившимся глазам водителя, по напряженности его позы и впившимся в руль пальцам, последний вопрос был явно риторическим. На разбитой грунтовке машину и так-то швыряло из стороны в сторону, а теперь, когда педаль газа была утоплена практически в пол, и двигатель ревел на максимальных оборотах, болтанка стала просто невыносимой. Я благодарил бога за то, что все-таки догадался пристегнуться, но даже несмотря на ремень, меня то и дело бросало то ударяя об напряженное плечо водителя, то впечатывая в всем телом в дверцу, будто теннисный мяч, а уж что творилось с Фимой на заднем сиденье, можно было только предполагать по матерным возгласам и мягким ударом о железо его рыхлого заплывшего ранним жирком грузного тела.

Не могу точно сказать, сколько времени продолжалась эта безумная гонка наперегонки со смертью, вряд ли дольше нескольких минут, но по моим внутренним часам прошла целая вечность. Я все-таки разок неудачно впечатался головой в стойку, и теперь череп в месте удара наливался тупой пульсирующей болью. «Надо бы приложить что-нибудь холодное, а то как пить дать, вырастет здоровенная шишка!», — настойчиво билась в голове глупая и неуместная сейчас, вынырнувшая откуда-то из глубин детской памяти мысль. Я даже оглянулся в поисках какого-нибудь подходящего предмета, естественно ничего не нашел. Что может быть достаточно холодным в несколько часов подряд летевшей по жаре машине? Ума не приложу…

Наша многострадальная «шестерка» замерла прямо посреди дороги, полностью заблокировав проезд, правда, ни попутного, ни встречного транспорта мы не видели уже давно, так что заботиться, было в принципе не о ком. В крайнем случае постоят немного, потерпят, подумаешь всего одна машина, это вам не московские многокилометровые пробки. Блин, что за дурь в голову лезет?

Водитель молча сидел, глядя остановившимся взглядом в окно, бессильно лежащие на руле руки крупно дрожали. Откуда-то с пола с трудом поднялся Фима, слегка подрастерявший свою напористость, но все еще горящий праведным гневом.

— Я не понял, шеф, это что такое было? В нас что, стреляли?! Что ты молчишь? Стреляли, да?! Кто? Зачем? Да не молчи ты, истукан, чертов!

— Здесь грузинский пост на горе, — тяжело с трудом разлепляя непослушные губы выдавил пожилой осетин. — Они часто обстреливают проезжающие машины… Не бойтесь, сейчас они уже нас не видят…

— Ну спасибо, успокоил! — всплеснул руками Фима. — Ну ничего себе заявочка! Что это еще за грузины такие? Армия? Полиция?

— Нет, — покачал отрицательно головой водитель. — Это просто грузины, те, что живут в селах рядом с Цхинвалом. У них там отряды самообороны, оружие, вот пост оборудовали на горе, так чтобы объездную дорогу видеть…

— Час от часу не легче, — демонстративно вздохнул мой приятель. — Что у вас здесь за дичь творится? Партизаны какие-то отмороженные! Они что, вот так вот по всем машинам стреляют?

Водитель лишь молча кивнул.

— По всем? — недоверчиво сощурился Фима. — И на фига же это им нужно?

— Не знаю, — устало пожал плечами осетин, и добавил так, будто это все объясняло: — Они же грузины…

Вот так вот значит, раз грузины, то все понятно. Словно не название национальности произнес, а четкое определение дал, сразу же поясняющее любую неадекватность поступков.

— Угу, — недовольно проворчал меж тем Фима. — А они точно так же говорят, мол чего там, это же осетины, или абхазы. И ручками точно так же машут…

Водитель ничего не ответив резким жестом воткнул передачу, и наша машина дальше запрыгала по проселочной дороге.

Да, судя по всему, командировка не обещает быть легкой и веселой, как вначале предполагалось. Собственно и изначально такое предполагалось только Фимой Федорцовым, фотокорреспондентом и пупом земли. Я, как маленький ассистент при этой космической величине сразу мыслил гораздо более приземлено. Да, конечно, кавказское гостеприимство, шашлык из молодого барашка, домашнее вино из собственных виноградников и лезгинка, как неотъемлемые части местного колорита, мерещились моему горе-однокласснику вовсе не зря, и при минимальном приложении усилий и наличии некоторых денежных средств, все это можно было бы отыскать даже здесь, не говоря уж о Северной Осетии. Вот только на первый план все явственнее выходила неприглядная изнанка жизни непризнанной республики, разом перечеркивая всю традиционную экзотику. Ну какая, к чертям, может быть лезгинка в то время, когда на дорогах вот так вот запросто стреляют по людям? До кавказского колорита ли тут?

Я все острее ощущал, как глубоко во мне просыпается что-то давно и прочно забытое, спавшее в потаенной глубине души с тех самых пор, когда я топтал эти горы сопливым срочником внутренних войск. Внутренних войск еще великой и могучей страны — Союза Советских Социалистических Республик. Правда уже одряхлевшего, впавшего в старческий маразм, но все еще мощного государства. Тогда еще Грузия вовсе не была заграницей, а существовала всего лишь в качестве одной из союзных республик, как неотъемлемая часть единого целого. И никому из нас в то время и в голову бы не пришло говорить, что грузины чем-то лучше или хуже осетинов и абхазов. Для нас они не отличались ничем. Но это для нас. Очень многие грузины, да и осетины тоже в то же самое время уже считали иначе. Потому и служба в здешнем полку внутренних войск была мало похожа на обычное унылое существование армейских гарнизонов. Уже тогда здесь шла самая настоящая война, с ранеными и убитыми, с сожженными и разоренными селами, с ограбленными и изнасилованными мирными жителями, со своими героями и мерзавцами… В общем самая обычная война со всей положенной атрибутикой, разве что не такая масштабная, как войны из фильмов и учебников истории. Но крошечной песчинке — человеку, обычно вполне достаточно своих личных маленьких бед и несчастий и нет дела до глобальных страданий целых народов. Так что для тех, кто смотрел на происходящее из Москвы и даже из Тбилиси все происходящее возможно и виделось небольшим внутренним конфликтом, как тогда модно было говорить «низкой интенсивности», но для тех кто был непосредственно вовлечен в круговорот событий изнутри, все смотрелось несколько иначе и вполне тянуло на личный конец света, этакий персональный Армагеддон. Ну посудите сами: если вдруг в ваш дом ворвутся вооруженные люди, которые изобьют вас до полусмерти и в чем мать родила вышвырнут на улицу с пожеланием убираться ко всем чертям и никогда не возвращаться обратно, а сам дом не долго сомневаясь подпалят со всех четырех углов, будет ли вам утешением, что подобное произошло только с вами и десятком-другим ваших соседей, а не с несколькими миллионами человек, как во Вторую Мировую войну? Вряд ли, я думаю… Наверное обрушившееся на вас горе и бедствия будут вполне сопоставимы со страданиями, что перенесли деды и прадеды, участники великой войны. И плевать вам будет тогда на то, что большие люди в Москве и Тбилиси успокаивающе назовут случившееся с вами «некоторыми перегибами национальной политики на местах».

Что бы вы сделали в этом случае? Молчите? Не знаете? Ведь у человека всегда есть выбор: умереть стоя, или позорно бежать. Что выбрали бы вы? Честно скажу, для себя я так и не решил. До сих пор не знаю ответа на этот вопрос… Зато знаю, что выбрали осетины. Они взялись за оружие. Сначала это были охотничьи ружья, да черт знает каким образом припрятанные с войны раритеты. Но для начала хватало и этого… Потом как-то очень быстро появились стволы посовременнее… Ничего удивительного, спрос всегда рождает предложение. Была бы где необходимость в оружии, а уж поставщики найдутся. И запылали в ответном огне грузинские села, запричитали над покойниками матери и вдовы… Началось. Положение осложнялось еще и тем, что здесь не было, да и не могло быть сплошной линии фронта. Национальная политика СССР, которая неуклонно проводилась здесь в жизнь железной рукой Коммунистической партии в течение многих лет привела к закономерным результатам. Не существовало в принципе осетинской или грузинской территории, все было перемешано в одном вдруг разом забурлившем котле. Осетинские села соседствовали с грузинскими, бывало даже так, что граница противостояния делила пополам одно и то же село. На одном конце грузины, на другом осетинские ополченцы. А смешанные браки? Когда-то это было модно и поощрялось. Теперь же кровавый водораздел прошел прямо по семьям, разделив их на разные части.

Справедливо говорят, что нет ничего страшнее гражданской войны, той, когда не разберешь толком: где свои, где чужие. Когда схлестываются между собой две правды, и нельзя однозначно сказать кто прав, кто виноват. Точнее можно: виноватых нет вообще, или нет правых, кому как больше нравится. Каждый бьется насмерть за себя, за своих близких, за само право существовать на этой земле, бьется с точно таким же как и он сам борцом за правое дело. Потому нет в истории человечества более жестоких войн, чем войны гражданские. Слишком похож на тебя враг, слишком легко понять его правду, стоит лишь на одно мгновенье остановиться, опустить раскаленный автоматный ствол и задуматься, ставя себя на его место. А ведь понять, значит простить… Потому нельзя себе дать ни секунды на раздумья и сомнения, на той стороне не люди, а взбесившиеся звери, те, что должны быть уничтожены безусловно и беспощадно. Все до одного, просто стерты с лица земли… Такова изнанка любой гражданской войны…