На берегах любви

Джейсона била дрожь, зубы стучали, невыносимо болела челюсть. Это было даже хуже, чем в Ирландском море при северо-западном ветре. Если они сейчас же не войдут в дом…

Как зовут этого подонка англичанина? Ах да, Грегори… Джеймс Грегори – капитан, который и детской лодкой на пруду не смог бы управлять. А он тоже хорош – попал в плен к безмозглому дураку!

Чьи-то грубые руки стащили Джейсона с седла и подтолкнули вперед, в открытую дверь. Воющий ветер остался снаружи.

– У кого эта чертова отмычка?

Один из сопровождающих, порывшись в карманах, достал ключ, и уже через секунду холодное железо упало с запястий Джейсона.

– Вот и все, парень. Сядь. Выпей.

Джейсон опустился на скамью и, все еще дрожа, попытался поднести к губам чашку. Господи… да это же шоколад! Никогда он не пил ничего вкуснее.

– А теперь пошли наверх.

Кто-то потянул его за руку. Джейсон лихорадочно допил горячую жидкость и поднялся на ноги. Куда они его ведут? В камеру пыток?

Сильный толчок, и Джейсон, пролетев через всю комнату, ударился о противоположную стену.

– Желаю хорошенько повеселиться.

Дверь с громким стуком захлопнулась.

Что ж, здесь по крайней мере относительно тепло. Джейсон внимательно оглядел комнату. Интересно, где же находится его новая тюрьма? Пока он знал только одно – это не Лондон. В небольшом камине горел огонь; посередине стоял стол со свечой, а по обеим сторонам от него два простых, но по виду прочных стула. У стены скамья с постельным бельем и ведро.

Джейсон подошел к окну, открыл ставни, выглянул сквозь толстую решетку. Внизу стояла виселица, и на ней, поворачиваясь в разные стороны вместе с порывами ветра, болталось чье-то тело.

Гвендолин легонько постучала, и дверь сразу открылась. Муж ожидал ее за обеденным столом.

– А, входи, входи, дорогая. – Он поднялся с места. – Сколько времени мы не виделись? По меньшей мере неделю.

Гвендолин, улыбаясь, заняла место на противоположном конце стола.

– Я терпеливо ждала, пока мой супруг и повелитель меня позовет.

– Приношу свои нижайшие извинения, любовь моя. Дела… Но не будем вспоминать о прошлом. Я приказал зарезать гуся – ты ведь любишь гусятину, не так ли? А потом еще пирог с почками, тоже специально для тебя. Прошу, Хенли.

Лакей тут же начал разрезать гуся, и вскоре сочные куски мяса, политые белым вином, уже лежали на тарелках. На некоторое время за столом наступило молчание: Роджер не любил болтать во время еды; Гвендолин же, хотя ее и снедало любопытство, все же предпочла не искушать судьбу.

Наконец Пенскотт отодвинул тарелку.

– Можете сказать повару, что сегодня он сотворил чудо.

– Да, милорд. – Стоявший за стулом графа дворецкий поклонился.

Гвендолин молча ждала продолжения.

– А теперь, пожалуйста, наполните наши бокалы и можете быть свободны.

Двигаясь бесшумно, словно призрак, дворецкий налил хозяину и хозяйке портвейна, потом наполнил чашки густой дымящейся жидкостью и вышел, отвесив перед дверью низкий поклон.

Гвендолин удивленно вскинула брови:

– Шоколад, милорд?

Пенскотт усмехнулся:

– Сюрприз, моя дорогая, – что-то я к старости стал сентиментальным. Попробуйте, достаточно ли он сладкий?

Гвендолин сделала глоток и улыбнулась:

– Ридж, как и положено настоящему повару, знает, какой я люблю.

– Ну разумеется. Вот мы и подошли к главной цели нашей с вами встречи.

Гвендолин моментально подобралась, и шоколад не казался ей теперь уже таким сладким.

– Что вы имеете в виду, милорд?

– Моя дорогая, я буду говорить без обиняков. Вам, конечно, рассказали о наших гостях?

– Милорд! Я полагаю, мои связи – это мое личное дело. Если вы с возрастом выдохлись, то есть и другие. Я не собираюсь отказываться от тех немногих удовольствий, которые у меня еще остались в этой темнице!

– Совершенно справедливо. И меня это нисколько не интересует, за исключением тех случаев, когда ваша легкомысленность ставит меня в неловкое положение либо наносит удар по моему положению. До сих пор я не вмешивался и не диктовал вам, кого выбирать. Теперь, боюсь, мне придется это делать. Капитан Грегори допускается, Джейсон Брэнд – нет.

– Брэнд?! Не думаете же вы в самом деле…

– Я прекрасно знаю, что одного раза вам всегда недостаточно. Так вот, шотландца я вам не прощу. И не лгите, Гвендолин. Можете надувать губы, сколько вам вздумается, можете возражать и даже плакать, как полагается женщине, но только не вздумайте меня дурачить. Я знаю, что однажды вы провели вечер с этим джентльменом, знаю, в какой части дома он находился в тот момент, когда набрел так неудачно на Эдмонда. Вы что, считаете меня слепым, безмозглым идиотом?

Гвендолин откинулась на спинку стула.

– Боюсь, милорд, вы пытаетесь руководить такими вещами, которые не поддаются контролю. То была игра. Правда, он оказался великолепен в отличие от некоторых, но я не собираюсь…

– Если я еще раз услышу о ваших играх с Брэндом – какими бы великолепными они вам ни казались, – то тут же выставлю вас из дома, и вам придется коротать зиму в полном одиночестве.

Гвендолин нервно рассмеялась:

– Оставить Пенскотт-Холл без хозяйки? А что скажут ваши высокопоставленные друзья? Человек, который не может уследить даже за собственной женой, вызывает насмешку.

– Есть и другие претендентки, мадам, способные занять ваше место. Не забывайте, даже наш король держит свою жену в отдалении.

Не выдержав, леди Гвендолин вскочила.

– Вы осмеливаетесь мне угрожать? Я не собираюсь слушать…

– Сядьте и придержите язык. Вы будете слушать. Так вот, если я еще раз узнаю что-либо подобное, вас отправят в поместье Котсуолд-Хиллз, где не будет никого, кроме конюших и садовников. Вот с ними и играйте в свои игры.

Несколько минут Гвендолин потрясенно смотрела на мужа.