На берегу Севана (др. изд.)

— Но откуда же здесь глина? — прервал учителя Камо.

— Эти рыжие камни и есть глина. Они когда-то образовались на дне моря из глины. А теперь, разрушаясь, опять превращаются в глину, и дожди уносят ее в озеро. Там, оседая на дне, она снова становится под давлением воды такими же рыжими камнями… Так как растительность на южных склонах бедна, здесь земля не может задержаться, ее всю смывают и уносят дожди. На северных склонах, где растительность богата и пышна, верхний слой земли даже увеличивается с каждым годом.

Деда Асатура эти простые объяснения ставили в тупик. Все это он видел с детства, но думал ли он, что одна сторона горы может распадаться, другая — нарастать, увеличиваться.

— Оттого, значит, у наших гор спины такие толстые, как у горбунов? — спросил он.

— Ты правильно заметил, дед. Спина — толстая, а грудь — худая, впалая…

— Но постойте-ка! — вдруг, точно что-то вспомнив, вмешался Армен. — Тогда почему же те склоны, что идут вниз от этой тропы, не разрушаются?

— Ты это тоже заметил? — ласково проговорил Арам Михайлович. — Вот как раз этот вопрос и волнует меня. Поглядите, как резко эта тропа разделяет Дали-даг на две части.

Все внимательно осмотрели склоны, идущие вверх и вниз от тропы. Контраст был очевиден: верх склона был каменист и лишен растительности, низ был покрыт травой, правда сухой, выжженной солнцем,

— Это что-нибудь да значит… — таинственно сказал учитель. — А ну, Камо, копни-ка землю там, пониже тропы.

Камо копнул. Слой земли достигал здесь четырех-пяти пальцев в толщину.

— Здесь почва не только не уменьшилась в течение ряда лет, а даже увеличилась… Что бы это значило? — взглянул на мальчиков учитель*

— Не значит ли это, что ниже этой дороги была раньше густая растительность? — спросил Армен и покраснел.

— Да, ты, наверно, прав, Армен: ниже нас, должно быть, когда-то была пышная растительность, она-то и оставила этот слой почвы. Вот и перегной в нем смешан с глинистой землей, потому и цвет этой почвы темнее, чем у верхней. Теперь, Камо, попробуй копни там, наверху… Видите, какая разница? — говорил учитель, сравнивая образцы почвы, взятые под тропкой и над ней. Один из них был красно-рыжий, другой — красно-серый с черным отливом. — Но как же все-таки мог образоваться здесь, внизу, на покатом склоне, такой слой земли?

— Тут он, значит, не уменьшается? — быстро спросил Камо.

— Нет. Ниже тропы весь склон покрыт густым сплетением травяных корневищ: они сберегают почву. Но интересно, когда образовалось такое сплетение?

— Оно могло образоваться только в том случае, если эти склоны орошались, — сказал Армен.

— Орошались?… А где же твой вишап, дед?… И почему здесь такая гладкая дорога?

— Дорога как дорога… Должно быть, скотина вытоптала. Гоняют же тут стада на пастьбу.

— Но разве скотина такую широкую тропу протопчет? Да и зачем ей к Черным скалам ходить? Там разве есть пастбище?

— Какое там!… Одни камни.

— Нет, это не простая дорога, это что-то другое. Вот посмотрите, нижний край ее кое-где приподнят, — сказал учитель. — Пойдем-ка, мы это выясним вон у тех камней, где дорога прерывается гребнем.

Не пройдя и ста шагов, Армен остановился и подозвал учителя:

— Вы заметили, что наклон тропы везде одинаковый? Я знаю, о чем вы думаете, Арам Михайлович, все признаки говорят о том же…

— Ты прав: наклон повсюду равномерен, точно животные, прежде чем проложить тропу копытами, сначала наметили ее… карандашом, — ответил учитель.

Этот загадочный разговор между учителем и учеником привлек всеобщее внимание.

Армен так возвысился в глазах Асмик, что когда немного спустя она обратилась к нему с каким-то вопросом, то невольно назвала его на «вы» и смутилась.

— Ученый сынок, разъясни-ка мысль свою, чтобы и мы поняли, — не вытерпел старик.

— Нет, еще не время, — возразил учитель, — еще ничего сказать нельзя. Все разъяснится вон у того гребня, что преграждает путь.

Молча они шли вперед.

«Что же это за тайна, которая только у тех камней и разрешится?» — думала Асмик, торопясь поскорее дойти до указанного учителем места.

Когда они были уже недалеко от Него, Арам Михайлович остановился и, обращаясь к старику, сказал:

— Если на этих камнях окажутся знаки, о которых мы с Арменом думаем, то скоро и вишапа твоего найдем.

— Откуда вы это узнали? — спросил старик, пораженный. — Так оно и есть…

— Мы знаем… — ответил учитель улыбнувшись. — Не так ли, Армен?

У Камо эти таинственные разговоры вызывали чувство досады. Он исподтишка посматривал на Асмик, замечал, какое впечатление производит на нее ум Армена, и сердце у него сжималось от обиды.

«Уж не зависть ли меня разбирает?» — подумал Камо и остановился, неприятно смущенный этой мыслью: он очень любил Армена.

Наконец они подошли к каменистому выступу. Учитель и Армен внимательно осмотрели дорогу в этом месте и понимающе улыбнулись друг другу. Край утеса был здесь затерт и точно отполирован.

— Ну вот, глядите, это сделала вода — вода, которая бежала по этой предполагаемой дороге к селу Личк, — сказал учитель, показывая на сточенные водой камни. — Здесь был небольшой водопад… Камо, сбегай вниз и покопай вон там. Ты должен будешь найти там камни, круглые-круглые. Такие, как речные голыши.

Камо взял кирку и побежал вниз, куда стекал предполагаемый водопад. За Камо увязался Чамбар. Собака почувствовала внезапную перемену в настроении своих хозяев, но никак не могла понять, где же дичь и почему старый охотник не снимает ружье с плеча…

Камо вскоре поднялся наверх с шапкой, полной камней и камешков. Учитель с большим интересом стал их рассматривать.

— Видите, — сказал он задумчиво, — ни у одного из этих камней нет острого угла — так обточила их вода.

— Да, верно, что камни водяные, — подтвердил и дед, взяв в руки несколько камней.

— Значит, Армен, наше предположение верно, — сказал Арам Михайлович. — Эту дорогу не животные проложили и никто другой: это русло древнего водного канала.

— Канала?! — удивилась Асмик.

— Но где этот канал начинался? — спросил Камо.

— Какая вода в этих горах! Все склоны Дали-дага перероешь — ни одного родника не найдешь, — сказал старик, безнадежно махнув рукой. — По этой дороге скот ходил. Откуда тут быть воде?

— Обследуем. Где твой вишап, дедушка? Веди-ка к нему.