На изломе доверия

Отец старпомом на корабле служил, по полгода в рейсе, потом пару месяцев дома, и вновь уезжал. Других сближал подобный график вроде, а у них как-то каждый сам по себе и особо близости не искал.

Мать — заслуженный учитель, гордость школы и города, еще и завуч, ей некогда было сыном слишком заниматься, общественные дела и работа требовали внимания. Дмитрий с младших классов полюбил пропадать на спортивной площадке школы, а потом и в ближайшем спортзале. Впрочем, и об учебе ему не давали забывать, мать не имел права опозорить. Долг перед семьей обязан был выполнить.

Нет, не ощущал себя заброшенным, все было, что необходимо, не голодали и не бедствовали. Все, что могло понадобиться для нормальной жизни, имели. Даже более других, может, все же отец хорошо зарабатывал.

Но и душевности какой-то, привязанности, что ли, что потом по жизни у друзей и знакомых видел, в своей семье не замечал никогда. Словно два чужих человека время от времени пересекались на одной жилплощади, а потом еще он появился.

Но Дмитрий не искал в этом и каких-то причин для упреков родителям, да и себя ущемленным не чувствовал. Рано независимым стал — это да. Должен был принимать свои собственные решения, что поощрялось. Кроме того, казалось, так легче в узде держать то мощное, но довольно дикое начало, которое никак в рамки общества не вписывалось, а потому и не одобрялось. Но ведь бурлило внутри. От отца досталось, тот потому на флот и пошел после службы в армии, помогала ему себя дисциплинировать такая жизнь.

Вот и Дмитрий когда в правоохранительные органы податься решил, его не отговаривали: отец и тогда в рейсе был, а мать ничего против не имела. Вероятно, понимала, что именно муштра поможет сыну научиться управлять собой еще лучше. Да и со стороны хороший выбор, значит, воспитала верно ребенка, если хочет во благо обществу служить.

Он даже с каким-то облегчением в другой город перебрался, уже прекрасно умея заботиться о самом себе. Только из-за той, с детства привитой, отстраненности и в университете ни с кем не сблизился особо, собственно, как и после, когда работать пошел. Общался, был в компаниях, умел находить контакт и связи, это легко у него шло, будто в роль вживался, делая необходимое. Мимикрировал под ситуацию. Притворялся. Но не откровенничал никогда и не панибратствовал, не пускал в близкий круг или душу. Одиночка.

Наверное, потому его заметили и отобрали для тренировок по другой программе. Управлению такие люди нужны особо. Есть те задания, куда только таких и отправишь. А Дима не возражал, по нему такие операции были, да и в крови жило стремление все порученное лучшим образом выполнить, вбитое уже за годы тренировок желание «оправдать доверие»… Зря над Алей потешался в этом плане, конечно.

Да и что у него.ю кроме этой работы, жизнью ставшей, было? Ничего. Даже с родителями не общался по факту, так, звонил пару раз в год, и они не особо стремились к контактам, может, уже в ответ на его холодность. Но не сложилось у них с детства теплых связей.

И тут Алина вдруг…

Как снежная лавина на его голову рухнула, если откровенно говорить! И вот Дима словно лежит в куче снега настолько ледяного, что кожу обжигает, и в себя прийти не в состоянии. А она ему внезапно нужна, как кислород на следующий глоток воздуха! Легкие разрывает от этой потребности в свою безраздельную власть заполучить! Со всеми потрохами, мыслями, прошлым своим и настоящим…

И кто сказал, что Дима права не имеет получить то, чего так сильно хочет? Да он готов был зубы затолкнуть в глотку любому, кто на нечто подобное бы отважился!

А еще до внутреннего иссушающего зуда, как оказалось, необходимо ему, чтоб и она в нем так вот нуждаться начала. До дрожи и боли почти, когда все разумное и логичное в тартарары летит и остается только вот эта неадекватная и необъяснимая умом потребность!..

Не замечал ранее за собой склонности к настолько… пограничным желаниям и тягам, что есть, то есть. Однако же и бороться с собой не имел ныне ни настроения, ни малейшего порыва. Особенно после того, как Аля таки себя в схожих устремлениях выдала. Да, понимал, что пока ей сложнее поддаться этому их притяжению, тем более в свете имеющихся обстоятельств. Но был доволен и уже полученным результатом.

А сейчас стоило просто отдохнуть. Сама Аля уже минут двадцать, как уснула, прислушивался к ее дыханию и пульсу. Да и система оповещения включена, и навряд, чтоб Романенко сумел его отследить, не в том состоянии босс… Имеет право и Дима выдохнуть, заснув рядом с женщиной, нежданно ставшей едва не основным смыслом всего происходящего. И он сейчас вовсе не данную ситуацию с полицейским отделением подразумевал.

— Почему я должна опять остаться здесь, а ты свободно уходишь и приходишь, когда тебе вздумается?! Почему я не могу с тобой пойти… За данными, в больницу к подполковнику, да хоть в магазин за молоком, ей-богу?! — Аля просто-таки прожигала его возмущенным взглядом.

А Дима отчаянно старался ухмылку сдержать. Это точно не лучший аргумент в споре с ней, уже понимал, что к чему, а оно все равно наружу лезло.

Вот кто мог бы подумать еще час назад, что она так сердиться умеет? Ведь так сладко спала на его плече всю ночь, в упор не желая перебираться на подушку! А Дима, и ощущая, что рука уже окончательно затекла, принципиально не хотел ее перекладывать или к этому подталкивать…

Или когда Аля сорок минут назад стонала ему в это самое плечо, закусывая свои губы и его кожу, когда Дима своей жажде поддался, ну и ее сумел распалить, убедив, что секс интереснее сна… Теперь у него на этом самом плече имелся конкретный засос, что тоже случилось с Димой впервые. Впрочем, обнаружилось по итогу, что и он на ее шее и ключицах оторвался по полной, а ведь даже не заметил, когда так мозги свернуло. Забыл обо всем, потерял контроль…

Черт! Не замечал за собой такой ненасытности ранее! Такой поглощающей алчности, буквально захлестывающей все естество!..

Да и много чего другого, доселе неведомого, теперь в себе открывал. Что заставляло задуматься, само собой… Но вот тормозить не хотелось. И от вида отметин, оставленных его губами на ее коже, что-то глубинное и дикое внутри отзывалось тлением, распаляя уже иную, мощную и жаркую волну в крови.

Но и это пока не казалось разумным демонстрировать ей.

Сейчас они вновь обосновались на кухне. Дима сварил кофе, почему-то не желая делиться данной обязанностью, требовательным был ко вкусу напитка всегда… Ну и просто нравилось варить первой кофе Але. И, понятное дело, сразу всплыл вопрос о дальнейших действиях. Она отчаянно пыталась вспомнить еще что-то об этой охране, Дима решил, что стоит снова с ее начальником поговорить. Ну и понеслось…

Вместо слов, для начала, обхватил Алину за плечи руками и притянул к себе. Во-первых, хотелось максимально близкого контакта и нравилось то, что она тоже подалась вперед. Во-вторых… если начнет пытаться в драку лезть, что по ее воинственному и обиженному взгляду не мог исключить, меньше себе навредит, и ему проще будет пресечь эти попытки, не причинив ей боли.

— Отпусти… — ну, Аля у него точно идиоткой не была и моментально поняла все эти причины. Сжала раздраженно губы.

А ему опять те поцелуем разомкнуть захотелось, еще разок услышать тихий гортанный стон…

Капец, кроет, конечно. С таким задурманенным сознанием он еще ни на одно задание не шел. Однако же и кристально ясное понимание важности и потребности выиграть при этом любой ценой. Потому что на кону настолько многое, чего просто не может лишиться! Никому отобрать не позволит!

— Аля, ты же не дура. Сама понимаешь, почему выходить из дома тебе — отстойная затея, — попытался максимально ровно ее саму к осознанию подвести. — Нас ищут, а по твою душу уже приходили…

— Или по твою, — огрызнулась, явно не в состоянии сразу назад сдать.