На острие истории
Шрифт:
– Меня смущает возможность реализации африканской стратегии Гитлера. Если он, согласно вашей теории, вторгнется в наше мягкое африканское подбрюшье, за сколько недель его дивизии дойдут до Суэца и перережут Канал?
– Вопрос в том, что мы можем ему противопоставить. Большие силы Гитлер в Африку послать не сможет – ему нечем будет их снабжать. Да и сама переброска потребует отвлечения большого тоннажа транспортных средств. А Средиземное море не принадлежит Германии, даже Италия там игрок средний. Мы всегда сумеем нарастить наши ударные силы флота. Если не в Каире, то на Мальте, да и Гибралтар – удобная база средиземноморских операций.
– Значит?
– Если Гитлер решится атаковать Мальту – то он будет перебрасывать крупные силы и нам надо готовится к тому, что Канал не удержать. Лучшее будет в таком случае его разрушить. Если удара по Мальте не будет – мы сможем адекватно ответить на любую угрозу Гитлера.
– И все-таки?
– В этой ситуации лучшей стратегией для нас будет вовлечение в орбиту войны СССР. Нашим вынужденным союзником.
– Война на два фронта?
– Именно. Кузены – не захотят воевать. Помогать будут.
– Кто распределяет продовольствие, тот и правит миром, верно, Бэззи?
– Как я понимаю, Джо не спешит воевать?
– Да, усатый тиран слишком хитёр, выжидает, время тянет. Он затеял большую перестройку армии, сейчас там конфликт с Финляндией. Что думаешь по этому поводу?
– Нами не надо слишком портить отношения с дядюшкой Джо, как называют его кузены. Осудим вторжение в независимую страну. Окажем моральную поддержку, немного продадим оружия. Больше никакой помощи. Только воодушевлять и осуждать. Надо внимательно присмотреться к возможностям их армии. Нам надо оценить, сможет ли Джо сокрушить ефрейтора, или у нас будет только передышка, пока Гитлер начнет переваривать захваченное, и тут нас спасти сможет только вступление в войну кузенов. К сожалению, мне кажется этот сценарий наихудшим. Кузены оберут нас до последней нитки.
– Жадность – это смертный грех. Бэззи, отныне вы будете получать те же данные что и я, мне нужна ваша оценка Красной армии.
– Буду стараться…
Глава девятнадцатая
Пробка Раатской дороги
9 декабря командир 9-й пехотной дивизии, полковник Ялмар Сииласвуо прибыл в район парома Хаукиперя, где сосредотачивались выделенные ему части. Фактически, кроме группы майора Карри, чуть более двух тысяч человек, полковник располагал пехотным полком, саперными подразделениями, минометами. Невысокого роста, спокойный, похожий на сельского учителя в очках, полковник на самом деле был человеком опасным и целеустремленным. Как и маршал Маннергейм, Ялмар был этническим шведом, который стал финном, но в отличии от того же Маннергейма, военное образование получил в Германии. Отношение к красным, русским и большевикам – крайне враждебное. Непримирим к врагам рейха в том числе… Стоп, это из другой характеристики, но тоже подходит. К боям на Раатской дороге за ним уже закрепилось прозвище Кровавый Ялмар, в первую очередь, из-за Выборгской резни, финального аккорда белофинской победы. Хладнокровие, хорошая военная школа, гибкий ум делали из полковника Сииласвуо (урожденного Стрёмберга) опасного противника. Он сразу же обратил внимание на две возможности, которые не мог не использовать для разгрома частей Красной армии. Крепкие морозы скрепили лёд на озерах, которые стали гладкой белой пустыней, закрепившись небольшими силами с пулеметными гнездами на высоком берегу озера, финны могли не пропускать врага вглубь своей территории. Без танков или тяжелой артиллерии их с этой позиции было не выбить. Таким образом полковник укрепил силами двух пулеметных рот южный берег Хаукперя, а основные силы отправил как раз в узкое дефиле между озерами Куйвас-ярви и Куома-ярви. 11-го декабря 163-я дивизия оказалась почти полностью отрезана от снабжения. Заткнуть пробку Раатской дороги должен был отряд Контулла из двух пехотных рот и двух отрядов разведчиков. Финны быстро готовили позиции, не зная, где находятся части 44-й дивизии и когда они подойдут, а основные части группы Сииласвуо вышли на Раатскую дорогу и повернули на Суомосалми, чтобы ударить по частям 163-й дивизии.
Я знал, что промедление моей дивизии в прошлом, а также пассивность авангарда, при первом сопротивлении финнов, остановившего наступление привело к тому, что 163-я не выдержала и начала отступление, а высвободившиеся силы финны перебросили для разгрома уже моей дивизии. Но сейчас на острие моего наступления был не 25-й полк Миши Плюхина, а 305-й полк майора Легкодуха. А это было намного лучше. Михаил Михайлович Плюхин – командир храбрый, но безынициативный, точнее, не так, командир 25-го стрелкового достаточно инициативен и решителен, но в рамках приказа. Он ни физически, ни морально нарушить приказ не мог. Это с ним я спорил до хрипоты, доказывая, что командиры, особенно младшего и среднего звена, не должны быть легко узнаваемы, из-за чего командиры отделений и взводов вооружились внештатно винтовками. В ТОЙ истории, внезапно наткнувшись на позиции финнов, отряд Плюхина затормозил в ожидании приказа, который так и не поступил. Штаб дивизии был в Важинара и никак на появление противника не отреагировал. Комбриг (не я, а тот), вроде бы, узнал о столкновении с противником только к вечеру, начштаба ждал появления командира дивизии, потом долго думали и решали, что с этим делать, а отряд Плюхина топтался на месте и дал возможность противнику еще больше укрепить позиции, даже пушку туда подтянули. Именно нерешительность комбрига Виноградова, его не умение быстро реагировать на изменившуюся обстановку было усилено абсолютным отсутствием инициативы со стороны командиров подразделений. А ТУТ… тут Миша рвался в бой, говорил о хорошей подготовке полка, был расстроен тем, что его полк должен быть основой для блок-постов, которые должны были прикрыть узловые точки дороги, в которых были наиболее вероятны нападения финских лыжников, но поставить его на острие наступление – это та еще глупость. А вот задача по нейтрализации вылазок финских лыжников как раз по нему. Легкая мобильная пехота в тяжелых природных условиях – это козырь, который очень трудно перекрыть. И вроде лечение простое – фланговые дозоры, быстрое движение, блок-посты, огонь артиллерии и давление броней. А тут у меня гордое название
отдельный танковый батальон, а из 66 танков, что в нем числятся, танками можно назвать только 26, а все остальное – пулеметные танкетки. Ну, скажите, зачем мне тут в снегу и при сорокоградусных морозах 22 плавающих танка с пулеметным вооружением и легким бронированием? А тут получилось, что из пришедших среди первых легких танков Т-26 техники смогли отморозить и привести в порядок всего 6 штук… Хорошо, что только один из танков был двухбашенным. Три танкиста три веселых друга это про экипаж именно однобашенного варианта этого легкого танка. На них и пушка стояла посолиднее, уже могла оказать пехоте серьезную поддержку, особенно тут, где массивных дотов, таких, как на линии Маннергейма не было и в помине. Будь у противника сил больше, мог бы и многочисленные завалы на дороге организовать, и точек долговременных понакапывать, морозы окапыванию не помеха, особенно если хотите выстоять.Так что основная задача танкеток – патрулирование дороги и разведка. Над оставшимися танками упорно трудились техники, накрученные мной по самое нехочу. Я не был уверен, что у финнов тут будут противотанковые орудия, но этим танчикам и попадание мины противопоказано. А минометы у них должны быть. Так что делаем все по науке: выдвигаемся как можно скорее, чтобы сбить небольшой заслон, выходим на оперативный простор, давим основные силы. Ага. Все будет как раз так просто. Но пару козырей я в рукавах имею.
Я занял позицию на наблюдательном пункте, оборудованном разведчиками. Финны не успели серьезно зарыться, но при нашем приближении затихарились. У них было несколько минометов, мины не расставляли, окопы отрыли насколько могли, сделали вал из снега, снегом присыпали два ряда колючей проволоки. Для наступающей пехоты колючка в снегу могла оказаться очень неприятной неожиданностью. Фланговые дозоры сбили несколько групп вражеских разведчиков, которые пытались выяснить наши силы. Было обнаружено несколько снайперских засад. Я помнил, что двадцатые числа декабря кроме сильных морозов еще отличался сильными снегопадами и метелями. Поэтому начал движение заранее, даже не успев получить приказ командующего армией.
На наблюдательный пункт прибыл майор Ивлиев, командир Богунского, 146-го стрелкового полка. Его первый батальон составлял второй эшелон, который должен был поддержать нашу атаку на вражеский заслон. Я ни на минуту не сомневался в том, что как только мы собьем противника с дороги, как он развернет на нас свои основные силы.
– Петр Васильевич, как ваши ребята?
– Батальон движется в полном составе, будут тут через полтора-два часа максимум. С нами четыре танка, отремонтированных, один двухбашенный. – майор Ивлиев был человеком монументальным. Надо сказать, что среди его умений было не теряться, хорошо ориентировался в обстановке, в ТОЙ истории был на Раатской дороге ранен, но организовал отход своих бойцов, вышел с ними, потом хорошо проявил себя в Великую Отечественную, героически сражался под Сталинградом. Погиб в начале 43-го. Он нравился мне такой крестьянской основательностью, отсутствием паникерства. Кстати, интересный факт, читая материалы про Раатскую дорогу и трагедию 44-й дивизии помню «свидетельства» о расстреле то ли семи, то ли десяти командиров, остальные, мол, застрелились сами… Реально: комдив, начштаба, политрук дивизии – да, их расстреляли перед строем. Ни одного из командиров полков, отдельных подразделений не то что не расстреляли, не понизили в званиях, они продолжали служить верой и правдой.
Не знаю почему, но майор Ивлиев вызывал у меня подсознательное чувство симпатии. Может быть потому, что я и раньше воспринимал таких монументальных людей как защиту, знал, что слабого такой сильный не обидит. Захотелось побыть под его защитой подольше, наверное, такие вот выверты подсознания.
– Петр Васильевич, задержись, посмотрим, как ребята Александра Игнатовича отработают. Александр Игнатович, корректировщики на месте?
– Мы готовы, Алексей Иванович! – майор Александр Игнатович Балаев был сыном царского офицера, происхождения самого не пролетарского. А дослужился до генерал-майора, не был репрессирован, всем своим жизненным путем опровергая мифы о страшном беспределе того времени. Честный служака. Фанат своего дела. Уверен, что себя покажет с лучшей стороны. Такие как он, во время Бруссиловского прорыва, вражеские огневые точки гасили вторым снарядом. А тут, когда нет дефицита снарядов, ему, как говорится и все карты в руки.
– Тогда начинаем через 15 минут. Вот, ребята Легкодуха заканчивают сосредотачиваться.
15 минут тишины. Отмашка. В небо взлетают три красных ракеты.
Глава двадцатая
Штопор для Раатской дороги
Сначала была огненный вал. Первые пристрелочные выстрелы, корректировка, и огонь гаубичного дивизиона оказался для противника совершенным громом среди ясного неба. Штурмовые группы выдвинулись вперед, а фланговые отряды лыжников стали обходить позиции финнов по льду озера, поддерживая продвижение огнем станковых пулеметов, которые передвигались на санках, в санки же уложили боекомплект, да не один, имея приказ прижать финскую пехоту к земле.
Пошли цепи 305-го стрелкового, в передней я увидел батальонного комиссара Семена Даника, который высоко подняв револьвер, воодушевлял бойцов, вел их в атаку. И талдычил я им, что надо идти спокойно, ч винтовкой в руках, бойцы видят, кто идет с ними! А врагу знать не обязательно! Ну, не сидит еще в головах наших командирах, что в поле надо быть незаметнее для вражеских снайперов!
Сначала это должно было быть отступлением, но под давлением с флангов отступление быстро превратилось в бегство. Значит, мой штопор начал открывать эту пробку, которой враг запечатал Раатскую дорогу! В преследование противника ушел отряд лыжников в сопровождении танкеток, за ними пустили группы разведчиков, мне надо было понять, какими силами будет атаковать противник. И знать это надо было заранее. Сидеть на месте я не собирался, но и кинутся, очертя голову, волку в пасть было глупостью.