На острие истории
Шрифт:
– Скажите, полковник, Гражданская война была жестокой?
– Да! Но мы в Выборге не были более жестоки чем ваши, красные в других городах…
– Нет, вы ничего ещё не поняли, полковник. Идёт война, которая по жестокости заткнёт Гражданскую за пояс. Когда людей будут массово уничтожать только потому что они не той расы или национальности. И мы этого не хотим…
– А я тут при чём?
– А вы тут предупреждение, тем, другим, полковник. Гражданских трогать нельзя!
– Вы хотите, чтобы война велась в белых перчатках? Наивно…
– Да… но если удастся уменьшить потери гражданских – мы не зря старались…
– Знаете, комбриг, как странно чувствовать себя пешкой в чужих руках от которой ничего не зависит. Спасибо за откровенный разговор. Меня не покидает мысль, что если бы мне
Я ушёл. А ведь финский полковник был прав, на все сто процентов прав, только не стать ему генералом, уже никогда! [62]
62
Ялмар Сииласвуо за действия против Красной армии в реальной истории получил генеральские погоны.
Глава тридцать шестая
Разговор в кремлевском кабинете
(интерлюдия)
Этот рабочий кабинет знает весь мир. Извините, вырвалась очередная банальность. Тем не менее, это правда. Обитатель кабинета расхаживал, изредка покуривая трубку, в которую, по слухам, набивал «Герцеговину Флор». За рабочим столом находился один единственный посетитель, который в этом кабинете был чаще многих других.
– Присмотрелся? – Сталин не сомневался, что Берия знает, кого он имеет в виду.
– И присмотрелся, и порылся. – ответил всесильный глава НКВД.
– И что ты нарыл за это время, Лаврэнтий? – Сталин был спокоен. Острота интереса к личности «писателя Виноградова», как немного иронично Сталин назвал про себя комбрига, написавшего ему лично письмо с прогнозами на войну с Финляндией.
– Иосиф Виссарионович, комбриг Виноградов ничем ранее не выделялся из общего числа военных. В нем все среднее. В меру старателен, в меру раздолбай. Любит выпить. Чуть больше среднего, но не пьяница, меру, свою меру знает. Вот к бабам это да, у него тяга… даже так, притяжение! Да и женщины ему не отказывают во внимании. Серьезных отношений не заводит. В юности молодая беременная жена умерла от испанки. Но… странности начинаются с момента посещения объектом разработки штаба Киевского военного округа. Показания ординарца – чуть не потерял сознание, бил, крушил в купе, орал благим матом, и не благим тоже. А потом как отрезало. Почти не пьет. Стал собран. Внимателен к бойцам и командирам. Требователен и не только к окружающим, но и к себе. Изменился в отношениях с женщинами.
– Это как понимать?
– Раньше он женщину добивался с максимальной энергией, иногда это было даже на грани изнасилования, но грань не переступал, а сейчас нет, не изменился в сторону товарища Чичерина, он стал с женщинами робок и застенчив, да и вообще уделяет им мало времени.
– На грани, говоришь?
– Ни одна из фигуранток факта изнасилования не подтвердила, а чтобы слухам верить, так можно поверить и в то, что я школьниц на рабочем столе насилую. Своём, а не Вашем. – Сталин усмехнулся. С чувством юмора у него было всё в порядке.
– А чему комбриг уделял освободившееся врэмя? – Сталин выбил из трубки табак и стал её набивать вновь.
– Боевой работе. Не ленился перепроверить несколько раз как исполнены его приказы. При этом стал инициативен и изобретателен. Очень положительно характеризуется сослуживцами, хотя многие отмечали, что особого рвения в службе до этого не проявлял. И еще. Стал несколько смелее, склонен к риску, но очень дозированному. И вроде бы никаких особых новшеств не ввел, многое уже записано в уставах, но почему-то его коллеги эти записи игнорировали, а он нет. В результате его дивизия оказалась наиболее эффективной в 9-й армии и успехов Особый корпус добился благодаря этим «незначительным» изменениям. Я дал его действия на проверку военным старой школы. Они получили высокую оценку.
– Это хорошо, Лаврэнтий? – вождь произнёс с вопросительной интонацией, заложив в вопрос солидную долю иронии.
– Это хорошо, плохо то, что изменились его привычки, такие, которые не могут так просто измениться. Мелкая моторика. Раньше комбриг Виноградов много курил. Курить бросил. У него была
привычка, когда думает, крутить между пальцами сигарету, вот так примерно. Он мог постукивать пальцами по колену, если нервничал. Сейчас этих движений нет. Но стали замечать, что во время раздумий потирает пальцами лоб, ровно по центру, когда раздражён, крепко сцепит зубы, как будто останавливает порыв гнева, говорит очень медленно, чуть затягивая гласные, особенно «а» и «о». Сделали предположение, что у него был удар, как говорят врачи, микроинсульт, могли тогда измениться движения, да, мог начать заботиться о здоровье, бросил курить, но врачи говорят, что признаков удара у него не было. А вот врач второго ранга Воронина утверждает, что у комбрига Виноградова была истерика в медицинском вагончике, но объяснил это тем, что много болел и с детства боится врачей и больничной обстановки. Не было этого раньше, мы проверили. К военврачу Ворониной объект пытался, как бы точнее сказать, пытался завязать с ней романтичные отношения, но робко, без обычного напора. И даже не слишком расстроился, когда получил от ворот поворот.– А не могли товарища Виноградова подменить в штабе Киевского военного округа? Середнячка Виноградова спрятали, а нам выдали военного гения Виноградова. Как, товарищ Тимошенко на такие проделки не способен?
Сталин оставался ироничен, но за иронией скрывалась и заинтересованность. Загадки Вождь любил.
– Это была бы проделка не уровня товарища Тимошенко. И мы проверили. Человек тот же.
– Точно?
– Он же ехал в Китай…
– Отпечатки пальчиков?
– По ним человек тот же.
– Человек тот же, мозги у него чужие, ты это мне хочешь втолковать, Лаврэнтий?
На этот раз, почувствовав раздражение в голосе Сталина, Берия предпочёл промолчать.
Глава тридцать седьмая
Здравствуй, Москва!
В Москву я прилетел 8-го февраля. Да, сознание того, что до войны остаётся всего ничего уже было, оно преследовало меня с того самого момента, когда я оставил Оулу. Дивизия уже передислоцировалась в Житомир. Увы, пришла и плохая новость: майор Чернов, который был моим начальником штаба, а сейчас, фактически, руководил эвакуацией дивизии с финской территории, умер в Ленинградском госпитале. Он погиб в мирное время. Водитель ошибся, машина свернула с дороги и тут же угодила в полынью. Из всех вытащили из воды. Но… переохлаждение, пневмония, в госпитале Ленинграда боролись за жизнь майора… Но увы… Шестого, когда я навещал его в госпитале, майор уже был без сознания, я смотрел из дверей палаты, где он метался в горячечном бреду и понимал, что даже будь у меня чудо-лекарства, спасти его было бы маловато шансов. И всё-таки мне было его жаль.
Знаете, когда мы проходили подготовку, мне всё это напоминало игры в солдатики. Туда переставь пехоту, там расположим артиллерию. Не наигрался в солдатики в детстве, на тебе. Играй сейчас. А тут накатывало ощущение того, что всё это взаправду! Что люди, которых ты знаешь и к которым у тебя есть какое-то отношение, ты их посылаешь на смерть, и они гибнут! Это ведь как – живёт себе человек – ты о нём не знаешь ничего, он вне твоего мира. Но стоит тебе с ним познакомится, дать ему какую-то оценку, как человек входит в твой мир, становится его частью, твой мозг вбирает в себя его внешний вид, голос, запах, мимику, привычки и движения. Это происходит помимо твоей воли, твой мир становится больше. И тут бой, и тут человек уже хладный труп, последние почести, короткая речь, стопка водки, и то не за каждого… ибо сопьюсь! Но мир твой становится меньше… И от этого тоска…
А ещё был страх… Страх потерять людей, когда можно их не терять. Было желание всё сделать самому, но потом быстро пришло отрезвление: ну не может же быть командир во всех дырах затычкой. И тогда я быстро понял, что такое кадровый голод. А теперь ещё и жуткий дефицит времени. И занят я был важным делом, и понимал, что докладные на меня пошли наверх. И что не только приятели и друзья есть у меня, но и враги. Вот только не определился, кем станет для меня Лев Захарович Мехлис в ЭТОЙ истории врагом или другом? А третьего не дано: попал в его сферу внимания, так разложат тебя по кубикам, сложат и куда-то зачислят: в друзья или враги.