На перепутье: Воительница

— Но продолжит вершить зло, — бросаю жестким, сухим голосом, после чего шеф тяжело вздыхает.

— В мире столько дряни, Джонни, столько поганых людей... Все они не останавливаются на одном преступлении, а количество их не уменьшается, сколько бы усилий мы ни прикладывали. Не нужно мнить себя героем. Мы делаем все возможное, и мы не должны забывать, что помимо всего этого ужаса у нас есть личная жизнь. Собираешься полностью отдаться работе? Не успеешь оглянуться, как увязнешь в этом болоте жестокости и бесправия.

Смысл, который он пытается донести до меня, я отлично улавливаю. Но меня раздражает, что он превышает свои полномочия и лезет в мою жизнь, которая находится за гранью полицейской рутины. Раздает советы налево и направо, а сам прислушаться к этим советам не может или же не хочет. Это самое легкое — давать советы другим. Гораздо труднее познать самого себя.

— Насчет твоей знакомой… — шеф резко переводит тему, и то, как он оттягивает двумя пальцами плотно прилегающий к шее воротник белой рубашки, не остается незамеченным. — Ты часто с ней видишься? Если так переживаешь, мы можем приставить к ней охрану…

— В этом нет необходимости, — во рту сухо, губы тоже сухие, но я сдерживаю желание облизнуть их. — Она моя соседка. Я прослежу, чтобы ей ничего не угрожало.

— Что ж, как пожелаешь, — Томас достает из ящика стола какие-то бумаги, кладет перед собой и быстро подписывает некоторые листы. — Думаю, двадцати двух дней тебе будет достаточно…

— Шеф, вы это серьезно?

Меня не покидает ощущение, что все происходит слишком быстро. Никак не могу уцепиться за бегущее впереди меня событие, нагнать его и обогнать… В груди словно все сжимается — воздуха не хватает.

— Предлагаете мне пропустить еще один день икс и выйти на работу только в декабре?

— Для твоего же блага, — холодно отрезает мужчина. — Отдохни, проведи время с семьей…

— Я не могу, вы же понимаете…

— Довольно, Джон, — взгляд шефа становится суровым, и все возмущение отпадает само по себе. — Сегодня дорабатываешь, с завтрашнего дня в отпуск. Пока ты отсутствуешь, главным по делу будет Брукс. Вернешься — тебя введут в курс дела. Возможно, к этому времени оно уже окажется закрытым…

Больше не говоря ни слова, он ставит на документах печать и пододвигает их ко мне. Приходится прикладывать немало усилий, чтобы не сорваться и не выплеснуть все бурлящие внутри эмоции прямо в его мнимо спокойное лицо.

Проглотив недовольство, подписываю бумаги и молча покидаю кабинет шефа. Но неприятный осадок остается со мной. А еще тревожит догадка, что меня отстранили от дел намеренно, вовсе не из добрых побуждений человека с холодным взглядом и каменным сердцем. Но какой в этом смысл? Зачем отстранять меня, возможно, единственного, кто с таким жаром и энтузиазмом вцепился в это дело?

Может, Томас прав, и мне действительно нужно отдохнуть. А то сейчас его поведение и решение тревожат меня так же сильно, как и нападение на Наари, и я невольно начинаю искать связь между этими двумя событиями…

Глава 24. Стук сердца

Наари

В ушах гремит женский голос — четкий и спокойный. Это пугает и одновременно восхищает. Еще ни разу в жизни я не была так погружена в чужие слова, окутана ими, как туманом. Я старалась не показывать страха, когда Валери надевала на мою голову — как она выразилась — наушники, но, думаю, она все поняла по моему ошалелому взгляду. Однако вскоре страх ушел, и сейчас я жутко благодарна ей за возможность слышать знакомящую меня с кельтской культурой девушку и при этом не отвлекаться на посторонние звуки, вроде тех, что издавала Бонни и Мэй, когда та еще была на ногах и носилась по комнате.

Приостанавливаю видео на дощечке, отрываясь от увлекательного рассказа о мистической стране кельтов и друидов, и бросаю взгляд на девочку. Игры в догонялки с собакой изрядно вымотали ее, и она умудрилась заснуть на диване рядом со мной, хотя вначале говорила, что только чутка полежит. Активность гиперактивной Бонни тоже оказалась исчерпана: она лежит у кофейного столика, положив мордочку на лапы. Из кухни доносится шипение готовящейся еды, запах жареного мяса, и я уже предвкушаю вкусные яства, умело сотворенные волшебными ручками Валери.

Чудесное место. Этот дом не был бы таким прекрасным без этих людей, к которым я уже успела привязаться. Мое присутствие они воспринимают как должное, и, кажется, я тоже начинаю принимать себя в этом мире. Так, словно никогда не была в Норфии. Так, словно моего мира никогда не существовало и я была рождена здесь — на Земле, среди людей, заменивших мне семью…

От поглощающих мыслей меня спасает неожиданный звонок в дверь. Бонни тотчас соскакивает с нагретого ее тушкой места и несется в холл.

— Наари, ты не могла бы посмотреть, кто там пришел? — кричит из кухни Валери, а я и без того уже отложила волшебную дощечку и наушники и направилась следом за собакой. — Я сейчас подойду. Крылышки горят…

Бонни замирает у двери, несколько раз лает, будто предупреждая нежданных гостей о своей готовности сцапать за руку, за ногу, ну или за что удастся… Но замолкает, когда я подхожу к двери и отпираю замок.

— Добрый день, мэм, — сразу врезаются в меня слова курчавого мужчины, голос и лицо которого мне кажутся смутно знакомыми. Рядом с ним стоит еще один — с легкой щетиной, одетый, как и его товарищ, в темно-синие брюки, рубаху и куртку. — Я Николас Росс, напарник Джона. Вы ведь Валери Хонг, его сестра, верно?

— Я…

Не успеваю договорить — Валери быстро оказывается рядом, чуть отодвигает меня, втискиваясь в проем двери.

— Это я. Валери Хонг. Какие-то проблемы, офицеры?

Голос девушки так тверд и полон уверенности, что мужчина мгновение колеблется.

— Нет, мэм… Просто ваш брат просил заехать и забрать документы. Он вам не сообщал?

— О, должно быть, я не слышала звонка… Подождите немного, я позвоню ему.

— Разумеется.

Валери отступает от двери, вытирая о передник руки. На светлом лице появляется милая улыбка, и я снова поражаюсь ее умению быть такой холодной и одновременно приветливой.

— Проходите, подождите в коридоре, — говорит она, шагая в зал. — Наари побудь с офицерами, я сейчас.

В отличие от нее Бонни не сдвигается с места — сидит и с некоторой настороженностью глядит на ступающих на ее территорию мужчин. Как только дверь закрывается, из ее груди вырывается тихое рычание.

— Кэп про эту собаку все время говорил? — шепчет один из мужчин, тот, что выглядит выше своего товарища и часто касается подбородка, словно щетина колит его изнутри. — А я-то думал, у него тут питбультерьер или ротвейлер какой-нибудь…