На пороге Мира
Шрифт:
И лицо его оставалось все таким же по-детски добрым, наивным и открытым. Ни следа триумфа, ни следа злобы, ни следа азарта... Чистые глаза ангела.
А дальше было кроваво, мерзко, страшно, жестоко и медленно. Раненый Кассель не мог сбежать, увернуться или защититься, а Лео планомерно, с деловитостью хирурга на операции, настигал его и причинял боль: дробя мелкие косточки пальцев ног и рук, отрывая ухо, и выковырнув один глаз (второй был оставлен этим маленьким монстром до самого конца, дабы Кассель мог видеть и бояться), ломая кости покрупнее, нанося методичные, не очень сильные, но многократные удары по гениталиям, ломая позвоночник
Мало кто заметил, еще меньше кто запомнил и вообще уже никого, кто придал бы значение, но еще в самом начале медленного убийства Лео что-то сказал Валентину. На оставшееся целым ухо. Совсем немного. Буквально два слова. Имя. И фамилию. Но это осталось только между ними. Между Касселем и Ангелочком.
Когда Лео отошел от тела под все то же шокированное молчание толпы, выражение: "у него руки были по локоть в крови", было применимо к нему совершенно буквально.
И также в полной тишине юноша покинул клетку. И прошел сквозь толпу, что расступалась перед ним, как стая мелкой рыбешки перед акулой, в тишине. И в раздевалке скрылся в тишине. Шум поднялся как только за его спиной закрылась дверь. И ни секундой раньше...
* * *
Администратор боев приветливо улыбался подошедшему, уже принявшему душ и переодевшемуся Лео. Вот только руки, отсчитывающие пачки купюр, дрожали. И в глазах его плескался ужас.
Видя это, юноша не стал ничего говорить. Молча, грузил деньги в черный ученический ранец. Горячо пожал, холодную от страха руку, непосмевшему отказать в рукопожатии администратору.
– Многовато впечатлений для одного дня, Василий, - не отпуская руки, сказал юноша.
– Снотворное хорошо помогает забыться. Напиться, уколоться и забыться, как пел один древний российский бард, - не совсем в тему пошутил Лео, впрочем, продолжая смотреть прямо в глаза застывшему, как кролик перед удавом потеющему от страха, человечку.
– Поспи, Вася. Поспи, и все забудется, - юноша отпустил руку администратора и, не прощаясь, ушел из ангара.
* * *
Лабертовский и Стариков были немногословны. Первый передал деньги второму, и тот уехал в окружении своей охраны на бронированном флаере с двумя чемоданами, одним собственным, другим выигранным.
Утром полиция обводила тела восьми охранников и хозяина на асфальте перед особняком Старикова. Лабертовский был найден застрелившимся в рабочем кабинете своего собственного дома.
Василий Шнырев... Эту ночь тоже не пережил: наркотики, алкоголь и снотворное - плохое сочетание. Вредное для организма. Смертельно вредное. Просто сдали нервы у человека. Всего лишь нервы... и гипноз тут совершенно не при чем. Наверное. К делу его все равно не пришьешь.
* * *
Следующим утром в маленьком летнем кафе на набережной сидели за одним столиком двое парней примерно одного возраста. Один был в кадетской форме с нашивками выпускного курса, другой в светлой летней рубашке, такого же цвета летних брюках и мокасинах. Пили сок и смотрели на воду.
– Ты намекнул утром, что разговор не телефонный, - обратился один к другому, впрочем, не отводя взгляда от поверхности
воды.– Я все сделал, Паша, - тихо ответил второй.
– Как ты и просил.
– Что просил?
– удивился юноша в кадетской форме, названный Пашей, поворачиваясь к соседу.
– Убил его. "...заставил страдать, мучиться, вырвал ему глаза... нет, один глаз! Чтобы он до конца видел, а потом задушил эту падаль его же собственными кишками!" - слово в слово процитировал тот.
– Ты... достал Касселя?
– слегка дрогнувшим голосом спросил Паша.
– И его. И Лабертовского, - подтвердил второй юноша, отпивая из своего стакана сок фейхоа.
– Но как?...
– Как ты и сказал. Буквально. Слово в слово. И мне за это еще дали пятьдесят тысяч, - поднял юноша рюкзак, стоявший у ноги, и поставил его к ноге Паши.
– Отдай их Настьке на лечение и вообще... Как она?
– Лучше. Врачи обещали, что скоро из комы выйдет. Лицо только...
– Вот на них новое лицо и сделает.
– Лёнь, не надо, - попытался вернуть рюкзак Паша.
– Ты и так помог уже... Если бы ты тогда, три месяца назад с врачами не договорился, Настька бы...
– Оставь, - спокойно и уверенно остановил его Лёня.
– Ей нужнее. Особенно теперь, когда она вот-вот очнется.
– Но...
– Паш, как я мог иначе поступить? Мы же с одного детдома все. С тобой и с Настькой. Я же знаю, что остальные ребята, как узнали, дали сколько смогли. Сивый с Щербатым даже точку Старикова накрыли, чтобы денег достать...
– Ищут их теперь, дураков... Стариков из-под земли достанет и туда же опять закопает, - печально вздохнул Паша.
– Не закопает. Не ссы, Одноглазый, - взлохматил Лёня волосы Пашке.
– Умер Стариков. Вчера вечером.
– Умер?
– удивился тот.
– Умер, - подтвердил Лёнька.
– Но впредь думайте головой, кого и когда брать.
– Повезло нам, - ответил Паша. Повисло молчание. Оно не было тягостным. Просто, каждый о чем-то своем думал.
– И что, прямо так... кишками?
– спросил Паша Одноглазый. Лёнька кивнул.
– Я ж, просто со злости тогда сказал... в запале, - Лёня пожал плечами. Вновь помолчали.
– Спасибо, - тихо сказал Паша.
– Не за что, - тихо ответил Лёня.
– Обращайся. На то и нужны друзья.
* * *
Конец второй арки.
Портрет
глава 29
Под самое утро в квартиру вернулся Лео. Он был уставший, запыхавшийся, вспотевший. В каждой руке держал по дипломату. На спине его болтался школьный рюкзак.
– Что с тобой?
– удивилась и немного испугалась Анна.
– Лифт не работает, - пожаловался Леонид.
– Пришлось по лестнице подниматься. Устал, запыхался...
– А что в дипломатах?
– поинтересовалась девушка.
– Деньги. Крупными купюрами! Тяжелые, дрянь такая!
– Откуда же?
– окончательно успокоилась девушка. Раз парень шутит - значит все в порядке.
– Казнил одного маньяка по просьбе друга, попутно грабанул двух авторитетов. Перся потом пешком через полгорода. Почувствуй себя вьючным ослом называется...
– Проходи уж, народный мститель, - усмехнулась Анна.
– Ужинать будешь?
– Естественно!
– отозвался Леонид из своей комнаты.
– Только душ приму по-быстрому, а то вспотел, как свинья.