На пороге Тьмы
Шрифт:
– А хрен их знает, – сказал он. – У нас с ними обмен новостями плохо налажен, вот и забывают рассказать.
– А пленных не было?
– Как не было? Были, только пользы с этого… Как их там в НКВД не спрашивают за жизнь их неправильную – ничего не рассказывают. Орут, визжат, но ничего не говорят. А некоторые так и вовсе хохочут. Де-мо-ни-чес-ки, так сказать.
– Говорить разучились может быть? – предположил я.
– Между собой-то базарят, разведка сколько раз слышала. А вот с нами отказываются. Брезгуют, наверное.
Машина с ходу влетала передними колесами в глубокую лужу, нас накрыло водой, которую метавшиеся по стеклу
– Федь, а тебе фамилия Скляр ни о чем не говорит?
– Актер у нас такой был, в каких-то музыкальных комедиях играл. А что?
– Да не, я про тутошнюю жизнь, из местных кто-то.
Федя подумал с минуту, затем покачал головой:
– Нет, не слыхал. А что?
– У того, кого сожгли в подвале, такая фамилия была.
Я открыл сумку, вытащил оттуда ботинок, показал надпись внутри. Федя глянул, кивнул, затем сказал:
– Придумают же фамилии, не поймешь, мужик или баба. Ботинок по мерке, размера даже нет…
Я приложил к своему сапогу, подошва к подошве, прикинул, сказал:
– У меня сорок четвертый. Этот… ну, сороковой, сорок первый от силы. Женский?
– Сорок второй, самый ходовой, – процитировал он Райкина. – Может тетка быть, а может и мужик. По такому размеру и не поймешь.
– Если мужик, то мелкий, скорее всего, – сказал я, прикинув. – На подошве…
Я полез в карман за плоской отверткой, заодно с досадой вспомнив, что крестообразную забыл в сарайчике. Положил под самый потолок, да и забыл. Но говорить об этом и тем более туда возвращаться никак не хотелось, так что промолчал. Ковырнул застрявшую в подошве землю, посмотрел на свет, сказал:
– Кирпичная крошка, что ли?
Федька глянул искоса, пожал плечами, сказал:
– Вроде похоже. Но из меня Шерлок Холмс так себе, лучше не рассчитывать. А вообще нам по-любасу надо в НКВД, заяву написать да и вообще. Пусть там разведка покрутится, что ли. Сектанты хуже любых бандитов, даже хуже тварей, если они там завелись, то проблемы. В первую очередь для меня.
– Это с чего? – чуть удивился я.
– Это как раз на Митино дорога, я туда на халтуру гоняю. К Тьме близко, но именно с этой стороны подъезд безопасный, все время по Свету, а так дам даже бандиты шариться опасаются. И есть вариант, что там склад лампочек где-то есть, найдем – озолотимся.
– С чего ты взял?
– Да в бумагах прочитал, я в таких брошенных местах обязательно шарюсь по всяким горкомам бывшим или исполкомам, там много интересного находишь. Вот и нашел упоминание, только без адреса, склад треста «Электромонтаж». Но если по этой дороге сектанты заведутся – я туда ни ногой.
– Понятно, – кивнул я.
Дорога до города прошла без приключений. Чем ближе к Углегорску, тем веселей становился Федька, тем меньше поглядывал на висящий под потолком автомат. Да и я понемногу успокоился, хотя озадачивался все больше и больше. Сектанты, жертва, мое появление в паре десятков метров от жуткого кострища, все смешалось в голове. Какая-то связь в этом есть, рупь за сто, но вот какая? Как это все соединить? Не получается.
На въезде нас досмотрели, заглянули под брезент в кузове, поцокав языком завистливо. Я заметил того самого бойца, что сопровождал меня в РОПП в кузове полуторке, махнул ему рукой. Он меня тоже узнал, даже подошел поздороваться, спросил куда и как я устроился.
– Давай в НКВД, там не любят, когда новости им в последнюю очередь несут, могут и подлянку
сделать.– Какую?
– Да на работу напишут, что типа по проявлениям Тьмы сотрудник мышей не ловит, хотя по должности обязан, и тэ дэ, и тэ пэ, вся такая бодяга, а тебе премию срежут. Те еще козлы там сидят.
– Так и называются НКВД? – уточнил я.
– Не, называются горбезопасностью вообще-то, но прилипло энкавэдэ, вот и зовут их все так. Это как раз напротив РОППа.
Я вспомнил, что по другую сторону площади действительно было немалого размера четырехэтажное старое здание дореволюционной постройки, перед входом в которое прогуливался часовой.
Доехали быстро, бросили грузовик у самого крыльца, среди двух десятков других грузовиков, а также легковушек и внедорожников, из которых самую острую зависть у меня вызвал «додж ¾», да еще удивительно новый с виду. Парковаться никто нам не мешал, местная власть, видать, на исключительность особо не претендовала.
Затем все было стандартно: дежурка, шлюз, фонарь в глаза, выяснение, к кому и зачем, затем за нами спустился молодой парень в наглаженной военной форме и сверкающих сапогах, который провел нас сначала на второй этаж, а затем через еще один решетчатый барьер со шлюзом. На решетке висела табличка «Управление городской безопасности». Потом была дверь с надписью «Дежурный инспектор», за которой сидел человек в свитере и военных бриджах, жестом пригласивший нас садиться.
– О сектантах заявить хотите? – спросил он нас, отодвигая кружку с чаем и придвигая к себе какую-то папку.
– Предположительно, – подтвердил Федя.
– Где?
– По дороге на Митино, километров сорок от города.
– Вот так? – чуть насторожился дежурный. – Давайте подробности. И для начала скажите, как там оказались?
– Ездили на место моего провала, оглядеться, – сказал я, на всякий случай, не знаю зачем, не став упоминать генератор.
А то еще конфискуют как вещдок, а мне оно надо? Я бы конфисковал, раз вещь такая ценная. И сам бы продал.
– На место провала? – чуть удивился он. – А зачем?
– Да любопытно мне, как я тут оказался. Искал что-нибудь… ну, зацепку какую-то.
– А, понятно. Тут все чуть-чуть ищут, да никто не находит, – вздохнул он. – А как на сектантов наткнулись?
– Не на сектантов, а на место жертвоприношения, – поправил его Федька. – Но картина такая, как описывают – жертва связана, обездвижена, лежит в кострище.
– Подробней пожалуйста, – сказал инспектор, берясь за карандаш.
– Жертва была раздета, предположительно до нижнего белья, – взялся я описывать. – Одежда валялась рядом. В кострище остались одни кости, на них витки стальной толстой проволоки, как раз по толщине запястий и щиколоток. Ну и в коленях связали, по моему. Еще жертва была привязана к длинной арматуре. Сгорело все до костей, костер тоже до золы выгорел.
– Что-то еще? – спросил быстро писавший инспектор.
– Это все в подвале было, – заговорил Федя. – Вход в подвал был накрыт листом фанеры. Судя по всему, в подвале что-то завелось, затем выбралось, откинув лист в сторону.
– Жертвоприношение было в подвале, значит? – переспросил инспектор.
– Именно так, – сказал Федя.
– И подвал был закрыт от света.
– Точно.
– Так… проявления Тьмы в подвале были? – оглядел он нас. – Кто из вас спускался?
– Я спускался, проявления были, – ответил я. – Травка по углам и вдоль стен. Больше ничего.