На речных берегах

В день возвращения на гнездовые места стая, которая в пути была как одна огромная семья, перестает существовать. Те пары, которым посчастливилось уцелеть и остаться вместе на весеннем и осеннем перелетах и зимовке, быстро находят и занимают свои прошлогодние семейные участки, и главной их заботой на много дней становится защита этих участков от старых и новых соседей. Хозяевам, главным образом самцам, то и дело приходится вступать в поединки с теми, с кем еще вчера на последней остановке мирно плавали бок о бок. Сегодня же это не соперники, а самые настоящие враги, у которых только один путь установления отношений — силой.

Сильным себя считает каждый самец. Он без колебаний бросается на других лысух, оказавшихся неподалеку от его участка или даже на ничейной воде. А участок — это сколько-то метров по краю камышовых зарослей и полоса чистой воды перед ними, защищать которые надо и справа, и слева, и спереди. Тыл прикрыт стеной почти непролазной крепи, хотя нарушитель может подобраться и оттуда.

Границы устанавливаются не с первого раза, но когда они признаны сторонами, встречи соседей в этой зоне оканчиваются хотя и не мировой, но зато без драки. Межевые кустики или травинки, торчащие из воды, служат пограничными знаками на невидимой черте, которую переплывать нельзя. Около них и происходит «обмен любезностями». Самцы в угрожающих позах: шея положена на воду, а полуразвернутые крылья приподняты над спиной, как черный парус, — сходятся у этих травинок клюв в клюв и застывают друг перед другом. Сзади на помощь обоим подплывают их самки. Безмолвно-напряженной сцене не хватает крошечной искры, чтобы вспыхнула драка, но вместо этого лысухи расплываются в свои стороны, даже не оглядываясь. Оказывается, здесь можно только угрожать и запрещено наносить удары.

На открытой воде граница определяется на глазок: кому достаточно десяти — пятнадцати метров от края зарослей, кто чуть ли не весь плес считает своим и в любой момент готов мчаться на чужака метров за пятьдесят-шестьдесят. Чужаками считаются птицы-одиночки или пары, а к группе отношение равнодушное: если много, значит, не конкуренты. Случайная птица старается удрать и не вступать в драку с задирой. Но если тот нападает на такого же владельца, нерасчетливо выплывшего на середину плеса, то даже неожиданность и стремительность нападения не бывают залогом успеха. Противники опрокидываются на спину и начинают махать ногами, после чего, не нанеся друг другу ни царапины, спокойно и неторопливо, как ни в чем не бывало, уплывают восвояси. Если же во время стычки к одному из бойцов успевает подбежать на помощь самка, тогда победа над соперником остается за парой. Они бьют его ногами, стараясь окунуть в воду, что, как и в дуэли камышниц, считается его полным поражением. Когда в драку ввязываются самки, невозможно разобраться, кто где и чей верх. Надо сказать, что у лысух драки с соседями вовсе не привилегия самцов. Самки в этом отношении тоже задиры не из последних.

Самых заядлых не удерживают никакие преграды. Ранней весной на небольших плесах соперников может разделять нерастаявший лед. Перелететь через льдину нельзя: разбежаться еще негде, и зачинщик, выпрыгнув на нее, торопливо семенит, наступая на собственные пальцы, спотыкаясь и едва не тычась клювом в лед, но не останавливаясь и не поворачивая назад. Такая сцена смешна со стороны, но на соседа пеший агрессор производит иное впечатление, и он прячется в заросли, не принимая вызова, и поэтому возвращение нападавшего происходит уже по воде.

Весной самцы настолько распалены желанием подраться, что какой-нибудь из них, не видя поблизости соперников, может с угрозой поплыть на собственную самку. Однако та проплывет мимо, словно не заметив его выходки. Да и ухаживание у них довольно грубовато, будто рослая заносчивая птица от безделья обижает подростка, а тот, похныкивая, не смеет даже уворачиваться от подзатыльников.

Если семейным птицам, занявшим свои старые участки, остается только отстаивать прежние права на их владение, то холостому прошлогоднему молодняку или птицам, потерявшим пару, надо одновременно и семью создавать, и подыскивать для нее участок. С этим надо спешить, иначе достанутся самые бросовые и бескормные места или ничего не достанется. Попытки потеснить владельцев недвижимости почти не приносят успеха, и недостаток гнездовых участков может привести к тому, что часть птиц останется без птенцов.

Ни среди сухопутных, ни среди водоплавающих птиц я не знаю более драчливых и задиристых, чем лысухи. Зяблик гонит со своей территории только зяблика, лебедь — только лебедя, лысуха же бросается на уток, поганок, чаек, опустившихся на воду, а водяную курочку не терпит как прямого конкурента. И уже осенью, когда выводки давно уплыли от родителей, пары продолжают охранять участки, пугая проплывающих вблизи крякв, чомг и, конечно же, своих сородичей. Да и молодняк в стаях, еще не одев наряда взрослых птиц, уже проявляет врожденную драчливость. И прекращаются птичьи распри только в поздних, предотлетных стаях, где все равны.

Понять поведение и позы лысух проще, нежели разобраться в значении звуковых сигналов, потому что заросли часто скрывают и ту птицу, которая издает возглас, и ту, к которой он обращен. До сих пор остается загадкой, какой ситуации соответствует сдержанное «оханье» или двойное причмокивание. Даже весной, когда лысухи большую часть времени на виду, когда они наиболее «говорливы» и когда рядом с ними нет других птиц, не каждый принадлежащий им звук удается сразу связать с их присутствием. Отрывистое и звонкое тявканье — обычный призыв. Негромкое, односложное пощелкивание, похожее на слабый стук валька по мокрому белью, может означать и досаду по поводу несостоявшейся стычки с соседом, и удовлетворение победой после драки с ним. Однократное «пиксь», похожее на усиленное цыканье дубоноса, служит выражением настороженности. Похоже на приглашение особое, издаваемое не голосом шлепанье или топанье, вроде похлопывания ладонью по крошечной лужице.

Это шлепанье — нечто необыкновенное в птичьем мире, и его трудно сравнивать с барабанной дробью дятлов, хотя назначение того и другого, видимо, сходно, если не одинаково. Самец, стоя на чуть затопленной кочке, на кучке сплавного мусора, на пучке примятого рогоза так, чтобы вода была не выше пальцев, начинает вдруг бить под собой растопыренной лапой, словно в нетерпении. Пошлепает немного, займется туалетом, потом снова примется топать, и все одной ногой. Поза его в это время выражает настороженность или выжидание, но никак не раздражение и не угрозу. Звук этот негромкий и слышен всего на несколько метров.

У лысухи и всей ее сухопутной и водоплавающей родни, в какой бы наряд ни были одеты взрослые птицы, птенцы-пуховички черны, как сажа. Но у маленького лысушонка черные пушинки на голове с ярко-оранжевыми, почти алыми кончиками, а на груди — с серебристой сединой. Кожа на темени красная, а большие глазные яблоки просвечивают сквозь нее синевато-лиловым цветом. Клювик густо-коралловый с белым кончиком и узкой черной каймой по краю. Возможно, что это единственный в птичьем мире случай, когда только что покинувший скорлупу яйца и едва обсохший птенец одет наряднее и пестрее своих родителей.

Птенцы появляются не все вдруг: из половины яиц — в один день, а из остальных — через те же промежутки, через которые были отложены яйца, потому что насиживание начинается, когда в гнезде лежат четыре-пять яиц, то есть половина нормальной кладки. Первая четверка в гнезде не засиживается, а почти сразу уходит с кем-то из родителей на воду, возвращаясь к ночи. Правда, днем каждому надо где-то постоять немного, чтобы почистить и привести в порядок наряд, выбрать из него прилипшие соринки, ряску, смазать пух жирком. Птенцу для этого годна любая опора: его держит лист кувшинки, срезанная ондатрой тростинка или лягушачий насест на притопленном обломке. Нередко мать строит для всего выводка похожий на гнездо небольшой плотик, не всегда даже пряча его от постороннего взгляда. Когда вся семья, отдохнув и почистившись, уплывает пастись, тем плотиком пользуются чайки, утки и лысушья родня — камышницы.

Покинув гнездо, лысушата легко и проворно плавают, но сами не умеют собирать корм, и родители кормят их из клюва. Весь выводок все время под боком, и не надо каждую порцию нести к гнезду. Однако умение обеспечивать себя самостоятельно приходит к ним довольно скоро, и, подрастая, они освобождают родителей и от этой заботы, но те еще долго продолжают опекать и защищать выводок, день ото дня, однако, все меньше ограничивая его в свободе поступков.

Там, где человек не мешает лысухе, особенно в тревожную гнездовую пору, она успешно справляется с разными испытаниями птичьей судьбы. И самка, и ее птенцы неплохо ныряют, у них есть надежная и постоянная защита — камышовые и тростниковые заросли, но все же немалый урон терпит лысуха от своего постоянного и близкого соседа, болотного луня. Это ее враг номер один, который берет дань с племени черной птицы яйцами, птенцами и взрослыми. У обоих не только одни и те же местообитания, но и почти одинаковые ареалы, и где не гнездится лысуха, туда редко залетает лунь.