На речных берегах
Шрифт:
Первое гнездо орланов-белохвостов я увидел на одном из островов волжской дельты и не мог удержаться от соблазна заглянуть в него. Как перевернутая копна, сидело оно в тройной развилке корявой, но крепкой ветлы. Поблизости не росло ни одного дерева, с которого можно было заглянуть в гнездо, а шестиметровой высоты тростник уже в десяти метрах скрывал ветлу. Долезть до гнезда оказалось пустяком по сравнению с тем, что стоило взобраться на него.
Гнездо хоперских орланов выглядит еще внушительнее. Попасть в него можно только сверху, потому что ветла, на сучьях которой оно устроено, и на ветлу не похожа: не дерево, а колонна, под стать двухсотлетним дубам Шипова леса. И держится она корнями в земле не слабее тех дубов. Прямой неохватный ствол на могучем основании высоко поднял аккуратную
Здесь птиц не беспокоит никто: место глухое, диковатое. Упавшие деревья и ветки переплетены цепкой ежевикой. Летом крапива непроходима, в рост человека, комары злые и неустрашимые, под травой, как западни, ямы и промоины, топь. Сюда и волки опасаются забегать, если нужда не заставит. Только весной стрекочут вокруг огромного гнезда полевые воробьи, втиснувшие в щели дома орланов собственные гнезда. Хозяев они не боятся, а от прочих врагов, разорителей гнезд, защищены надежно. Даже куница не решится шарить рядом с собственной смертью ради сомнительной удачи.
Частенько под гнездами орланов валяются утиные перья, но мне ни разу не пришлось подсмотреть, как охотятся белохвосты на уток. Зато часто видел, как могучие хищники подчищают грехи охотников, высматривая в камышах, в густой траве, на воде или в степи безнадежных подранков и убитых птиц. У воды и на воде чаще всего берет добычу орлан: рыбу, водяных крыс, которых весенний разлив выжил из нор. Заглядывает он и в колонии цапель, когда там птенцы. Но гнезд не грабит, а подбирает упавших птенцов. Зимой хотя иногда и повезет ему поймать зайца, чаще приходится вместе с воронами пробавляться пищей стервятников. Здесь он хозяин положения и, пока не насытится, не уступит место никому, не обращая внимания даже на то, что нахальное воронье в нетерпении дергает его за хвост.
Белохвост любит рыбу не меньше скопы, хотя и не столь умелый рыболов, как она. Ловит он некрупных щук, стоящих в засаде у лопушков, карасей и сазанчиков, кормящихся ряской на стоячей воде, подбирает покалеченную и снулую рыбу, заслуживая этим уважение, как санитар. Если он никогда не снисходит до ловли мышей на суше, то от рыбьей мелочи не отказывается и не упустит случая выловить на отрезанном мелководье всех красноперок и окуньков, которые остались там с разливов.
Орланы не домоседы. Осенью и зимой они где-то странствуют, не показываясь у гнезда неделями, уверенные, что в их отсутствие никто не посмеет посягнуть на занятое место. В это время семья продолжает существовать в том же составе, в котором она жила в гнезде. Дети уже сами могут взять то, что им полагается и что могут, и они не выпрашивают кусок у родителей. Разлетаясь в разные стороны на километры, они умеют быстро находить друг друга.
В конце ноября, когда замерзло водохранилище, но зима еще не успела выгнать с него последних уток, лысух и чаек, стали попадаться на глаза белохвосты, то старый, то молодой. Никогда их не видели вместе: кочуют всяк себе бродяги-одиночки. Но однажды старый орлан, сидевший, нахохлившись, на льдине, вдруг подобрался весь и, широко раскрывая клюв, трижды крикнул в пасмурное небо. А через несколько секунд рядом с ним уже укладывал крылья упавший с неба молодой. Глядя на птиц, легко было догадаться, что это не случайная встреча соплеменников, а одна семья. Не успела редкая пелена начинавшейся метели скрыть их силуэты, как на льдине уже стояли два старых орлана — оба с чисто-белыми хвостами и светлыми головами. Расстанутся они с молодым лишь зимой, когда птицы вернутся к гнезду, чтобы, домостив его ветками и другим доступным материалом, отдаться заботам о новом поколении.
Живущие в хороших кормных угодьях, пары орланов на зиму не улетают со своих охотничьих и гнездовых территорий. Раз в несколько лет бывают в Черноземье такие зимы, когда в угодья местной пары орланов слетается до десятка их родни
и несколько беркутов. На это время снимается охрана границ, и птицы, отыскивая павших от истощения, морозов и ран оленей и кабанов, кормятся на падали, пока от той не останутся только клочья шерсти и кости.Оседлые пары начинают строительство гнезд уже в декабре. Как ни крепки деревья, на которых десятилетиями держатся огромные глыбы гнезд, но и для них наступает предел. Кроме того, и по другим причинам приходится закладывать новые гнезда, когда целы и еще надежны старые. Еще не миновал солнцеворот, еще ворон не затевал своих игр, а белохвосты ежедневно свободное от охоты время проводят в гнездовых заботах. Эти заботы пока просты, хотя легкой их работу не назовешь. В основание постройки должны быть положены крепкие ветки. С земли нечего подобрать, все под снегом. Да и не все, упавшее на землю, годится для строительства.
Самец ломает сухие ветки с ветел и осокорей, нося их самке, а та укладывает их в широкой развилке. Орлан обламывает тонкие концы веток и отламывает ветки метровой длины, а толщина в месте излома бывает до трех сантиметров. Одну такую ветку, подобранную под гнездом в январе, я храню до сих пор как свидетельство силы орлана. Это твердая, сухая ветка, а не какая-то гнилушка. Когти птицы оставили на ней едва заметные вмятины-точки. Переломить ее руками мне не удалось, едва поддалась она, когда надавил коленом. Поэтому зимняя работа по строительству идет медленно.
Был у меня молодой ручной орлан, один из трех, сидевших в огромном гнезде. На этом ворохе сучьев и разной ветоши могли бы свободно разместиться четыре взрослых человека, и посередине осталось бы место для самовара. Но в тот раз на одном краю сидел я, поджав под себя ноги, а на другом, прижавшись друг к другу, три птенца, каждый ростом с гуся. Похищенный быстро привык к людям, бегал за мной по поселку, терпеть не мог собак любого роста, и если они не уступали ему дорогу, бил крылом, не пуская, однако, в ход ни когти, ни клюв. К цаплям, бакланам и пеликанам, жившим в вольере, относился равнодушно и при общей кормежке спокойно ждал своей очереди и доли.
Но одна встреча со взрослым орланом чуть не стоила мне жизни. Хищник спустился в густой тростник, чтобы взять упавшую туда молоденькую цаплю, но взлететь не смог даже без добычи, будучи не в состоянии сделать полного взмаха крыльями. Бывают такие поступки, в которых раскаиваешься уже через секунду, да поздно. Я схватил орлана за шею, а он меня лапами — за оба запястья, и черные когти с отчетливым хрустом стали впиваться в тело. Получилось, как у охотника, который поймал медведя. Не так пугали клюв и когти орлана, как комары, которые быстро покрыли руки и рукава куртки буроватым налетом. Тысячи их впились в лицо и шею. А орлан, не мигая, смотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде не было испуга. Избавила нас друг от друга вода, но мне в тяжелой одежде и сапогах едва удалось избежать удара о рогатую корягу, вокруг которой бурлила грязная пена.
Может быть, вскоре окончательно отойдут в прошлое охотничьи «подвиги», трофеями которых были доверчивые орлы и орланы, и человек перестанет быть их врагом. Но у царственных птиц есть еще два врага, невольным помощником которых нередко становится человек, спугивая с гнезда насиживающую самку. Это ворон и ворона. И всюду эти враги уже много лет возрастают в числе. Есть основания полагать, что ворон и самостоятельно, без помощи человека, может обездолить семью орланов. Пара черных птиц, намерившись похитить яйца орланов, осмеливается даже опускаться на гнездо рядом с наседкой.
Греет осеннее солнце землю, уходят вверх невидимые потоки теплого воздуха — не такие уж слабые, коль, не взмахнув ни разу крыльями, круг за кругом плавают в них огромные орланы.
Вода — дом
Сегодня в Москве снегопад, а над свежей отавой хоперских лугов порхают желтокрылые бабочки. Вялый уж свился хитрым узлом на жестких осиновых листьях, устеливших просеку из конца в конец ровным ковром. После раннего зазимка наступило недельное бабье лето.