На рубежах Среднерусья

Нашей тогда шестнадцатой армией командовал теперешний командующий фронтом — Константин Константинович Рокоссовский. Со своими помощниками или по подсказке смекалистых солдат и офицеров противотанковые орудия стали группировать в опорные пункты и узлы сопротивления, ставя на местности так, чтобы пространство между ними надежно простреливалось фланговыми орудиями и танками. Пошел совсем другой коленкор. Шесть — восемь орудий на два километра. После огневого налета немец попер в атаку. И сразу потерял восемь танков. После второй обработки наших позиций повел атаку в нашем слабом, по сути, в пустом месте. Открыли огонь наши противотанкисты с флангов и быстро подбили одиннадцать танков. Горели они и от противотанковых ружей. Вот так.

Конечно, противотанковых орудий у нас сейчас в десять раз больше. Вроде бы везде можно наставить сколько нужно, и все же лучше располагать их группами, рядом с артиллеристами и танкистами, а в промежутках между опорными пунктами — по три-четыре орудия. Они приманят к себе танки врага, а наши орудия из опорных пунктов им по бортам. Всё.

Генерал предоставил слово командиру противотанковой бригады. Полковник взошел на трибуну с сознанием, что его подчиненные уже не раз вышибали зубы у немецких танкистов, и потому начал с горделивых ноток:

— В своем выступлении я намерен развить советы предыдущего товарища. В них много ценного для небольших подразделений, а танковые армады будут пытаться пробить брешь в нашей обороне на достаточно широком фронте. Поэтому противотанковая оборона должна строиться так, чтобы она выдержала массовую атаку танков, и на всем участке прорыва. Особо прочной она должна быть там, где немцы будут вести атаку тяжелыми танками и самоходками. Их у немцев, думаю, пока будет не столь уж много. Они объединяют их в группы вперемежку с четверками. Такими группами они попытаются разорвать первые наши позиции на куски, а затем уже образовать сплошную брешь. Как при таком использовании врагом тяжелых танков и самоходок не допустить дробления нашей обороны на куски? Задача эта выходит за рамки ума тех, кому придется вести борьбу с танками при прорыве ими первой полосы обороны. Но мне представляется…

И дальше полковник изложил свои соображения о последовательной борьбе с танками в пределах первой полосы обороны.

Майор Соболев посчитал, что очередь до него не дойдет. К тому же те предложения, которые он хотел высказать, уже частично озвучили другие, а повторяться посчитал неудобным. Но после выступления полковника облегченно вздохнул — и ему есть что добавить нужного.

Когда Соболев поднимался к трибуне, генерал остановил его:

— Ну-ка покажись, майор! Ты же мой давний знакомый. Сталинградец! А сталинградцам есть что сказать о борьбе с врагом и, в частности, с его танками. Подними голову, расправь плечи!..

Соболев невольно повиновался, на лице даже мелькнула улыбка, прибавилось уверенности. Высокое звание и ордена с медалью не повзрослили его. Но заговорил командирским голосом:

— Что мы в бригаде надумали дюжиной голов, выступившие товарищи уже высказали. Хотя повторение — мать учения, но как-то стыдно повторять чужие мысли. Мне очень понравилось выступление товарища полковника-артиллериста. И вот что я надумал. У всех видов стволов, которые будут разить танки врага, знаем, есть недостатки. Они обнаружились, как только мы узнали силу тяжелых немецких танков и самоходок. До поступления к нам новых «ИСов» и самоходных орудий наши боевые машины будут уступать немецким. Но недостатки наших мы можем существенно уменьшить, если используем опыт нашего командующего фронтом под Смоленском. Правда, тогда он был всего лишь генерал-майором. Он там создал артиллерийские опорные пункты, а мы можем создать их из всех средств, которые способны разить и средние и тяжелые танки. В моем батальоне есть три «КВ», остальные — тридцатьчетверки. Прямой выстрел у них за тысячу. Можно придать несколько тяжелых самоходок, и даже средние зенитные орудия. Они под Сталинградом хорошо щелкали танки с желтыми крестами Наши танки можно расположить в укрытиях полукольцом или трапецией. «ИСы», самоходки и тяжелые пушки — в глубине полукруга или перевернутой трапеции. Противник, конечно, откроет по ним огонь. Что-то подобьет, и нам самим надо показать, что самоходки подбиты. «Тигры» и «пантеры», думаю, попрут в ослабленное место. И когда войдут в полукруг или в трапецию на расстояние пятьсот— шестьсот метров от наших противотанковых средств, здесь и начать их разить. На такой дистанции, особенно фланговой стрельбой, можно подстреливать любые, самые звероподобные танки.

Пошли возражения, самым обидным Соболеву показалось одно: майор молод, а настроился командовать почти полком, да еще составленным из разных огневых средств.

Генерал тут же встал и жестко спросил:

— Кто это упрекнул молодого майора в намерении побольше подбить крупных и помельче зверей?! Ну! Жду. По голосу не из хлипкого десятка, так стань перед нами во весь свой рост.

Из середины поднялся капитан лет на десять с гаком старше Соболева. Шея круто согнута, взгляд исподлобья.

— У меня вылетели обидные для молодого майора слова. По-моему, он задумал собрать под свою руку почти полк орудий разных систем — не справится.

— Сколько воюешь на фронте?

— С весны этого года.

— То есть в затишье. А майор Соболев с сорок первого. Орденов?

— Еще не получил.

— А у безусого майора, как ты про себя его оцениваешь, уже три. Первый получил еще на Финской. Майор Соболев от зелени избавился еще в начале войны. Садись, степенный, но еще не созревший майор.

После выступления комбата Соболева командарм собирался закончить конференцию своим выступлением. Но резкий окрик хмурого капитана сбил с избранного тона. Помолчал, поводил взглядом по подчиненным. В голову пришли добрые слова: «Молодцы! Мощные звери немцев не испугали ни танкистов, ни противотанкистов. А это самое главное в предстоящих боях. Конечно, на конференции многие высказали то, что уже заложено в построении обороны и во взаимодействии войск, но повторение — не только мать учения. Высказал или повторил известное, — можно сказать, дал слово стоять насмерть. А только таким упорством можно остановить сильного врага».

Почувствовав в груди облегчение, командарм широко улыбнулся и, как бы спрашивая согласия подчиненных, произнес:

— По моим суждениям, вроде бы самое ценное выступающие высказали. Можно подвести итог. Главный: собравшись и поговорив вместе, мы почувствовали нашу силу. Увидели, что у нас есть чем крошить немецкие обычные и тяжелые машины, закованные в броню, и не допустить их прорыва не только к Курску, но и к Понырям.

Все вы услышали много разных предложений. Они высказаны на все случаи боевых действий. Но в одном бою можно применить один-два. Заранее выберите для себя подходящий и примените его на местности, да так, чтобы надежно поразить цель врага, а свой танк, орудие сохранить целенькими.

Наконец! — Командарм улыбчивыми глазами повел по родным танкистам. — До войны в наших театрах шла пьеса «Слава». О военных. В ней один герой произносил примерно такие слова: советские пьесы почти всегда заканчиваются мощным застольем. Что ж… не грех и нам закончить наше совещание застольем. На мощное у меня продуктов и водки не набралось, а вот по две чарки с фронтовой закуской начальник тыла нам приготовил. За вкус не ручаюсь, но калорий в закуске будет вполне достаточно.

Обед на память был накрыт на такой же поляне, отгороженной перелеском. Новшеством для фронтовиков явился не только сам обед, но и как он был накрыт — на простынях, расстеленных на земле. Более радостным было другое — обслуживали самих бойцов и командиров девушки-медсестры, связистки, машинистки и даже делопроизводители из штабов. Бойкие сержанты и офицеры тут же начали завязывать знакомства, выпрашивать адреса на будущее. Те, кто понахальнее, умудрялись обхватить талию или подержаться за локоть красавицы.

Командарм усмехнулся. Он не был бабником, но аскетизм считал уделом немолодых. Подождав еще немного, он поднял свою могучую фигуру и вскинул руку.

— Начнем, боевые товарищи, наше фронтовое застолье!

— Может быть, мне произнести первый тост? — спросил член Военного Совета, видя, что командарм сам намерился завершить конференцию.

— Нет! — резко ответил Родин. Его оскорбляло то, что ЧВС приглядывается и присматривается к нему, будто ища в нем затаенную обиду за то, что ему, носившему ромбы, долго не давали равнозначное генеральское звание. Да, обида какое-то время грызла сердце, но уже летом сорок второго ему доверили танковый корпус, он сделал его 1-м Гвардейским, а в сорок третьем, сорокалетнему, вручили армию.