На рубежах Среднерусья

— Я намерен возразить, — потемнев лицом, заявил комкор.

— Вы, Георгий Арсеньевич, уже дважды выступали. Дадим слово генералу Горбатову. Он у нас ведет третью войну. У него есть возможность сравнить идущую с былыми. Как, Алексей Васильевич?

Камчатка, где Горбатов отбывал наказание невесть за что, приучила его, как говорится, держать язык за зубами. Но доброжелательное обращение командующего фронтом разогнуло его сгорбившуюся раньше времени спину. Сказал лишь несколько слов:

— Помню, и в Первую мировую, и в Гражданскую, да и в эту немало артиллеристов ходят с умно поставленной головой. Конечно, в этом был и есть резон. В училищах и академиях их учили высшей математике, сопротивлению материалов, а нас, пехотных командиров, только атаковать и преследовать. Вот некоторые из них и числят нас в недоумках. Что касается подчинения стрелковых частей и соединений артиллерийским командующим, большим и поменьше. Это все равно, что выломать нам, общевойсковым, руку, тем более правую.

— Все же разрешите, товарищ командующий фронтом?

— Только коротко.

— Появление нового оружия всегда вело к изменению тактики и оперативного искусства. Артиллерийские корпуса и дивизии — новые, мощные огневые средства. Дробя, раздавая артиллерийские соединения по стрелковым дивизиям, тем более полкам, общевойсковики лишают оперативно-стратегические инстанции возможности в решающие моменты операции воздействовать на врага огромной массой прицельного огня. Во многих операциях мы успешно прорывали две позиции и даже всю главную полосу обороны врага и… на этом застревали. Ибо рассыпанная по частям артиллерия не могла в минуты дать необходимую массу огня, чтобы завершить образование бреши. Это не только моя точка зрения. Она господствует в высшем артиллерийском руководстве.

— Всё. Подводим итог возникшему спору. Назову его мягче — острому обмену мнениями.

— Товарищ командующий! Может быть, есть резон послушать тех, кто оружием и грудью вел прорыв?

— Вы что, подготовили таких?

— Нет, мы работаем вблизи наблюдательного пункта.

— Приглашай.

Гуртьев и Березов приблизились к высокому начальству, вытянувшись как на параде перед словом «марш». Чтобы снять с них настороженность, генерал Попов добродушно поведал им о цели приглашения их к спорящим начальникам.

— Кто первым разрешит наш спор?

Березов и Гуртьев переглянулись. Командующий, уловив их стеснение, выступающего назвал сам:

— Тогда начнет тот, кто водил батальон и полк в атаку.

Березов, как бы извиняясь перед комдивом, опять посмотрел на генерала Гуртьева. Тог чуть улыбнулся сухими губами, и Березов начал заученной фразой:

— По теории единство огня и движения — основа успешного наступления. Его можно достигнуть, если те, кто дает огонь и кому надлежит его использовать, одинаково оценивают объект атаки или штурма и полны решимости овладеть им. На Карельском перешейке мне были приданы два тяжелых танка, дивизион тяжелых гаубиц, минометная батарея и рота саперов. Дивизион и минометная батарея обработали пехоту вокруг дота, тяжелый танк сделал три прямых выстрела по амбразурам, саперы накрыли дот дымами, пехота тут же по моей команде бросилась вперед. За ней саперы с кумулятивными зарядами. Как только загорелись бикфордовы шнуры — все кубарем с дота. Взрыв — финны в нем не погибли, но защищать его уже не могли. Под Сталинградом наша дивизия участвовала в трех наступлениях, организованных поспешно. Единство огня и движения достигнуто не было, и нам не удалось пробить коридор, образованный немцами до самой Волги.

— Смысл ваших слов ясен. Ну а вы, комдив героической сталинградской, что скажете?

— Командовать, объединять усилия на поле боя должен кто-то один. Артиллерия теперь, конечно, обрела огромную огневую мощь. Она многое может сделать. Но вот организовать согласованные усилия всех средств, участвующих в наступлении, — сомневаюсь. И дело не только в способностях артиллеристов. Десятилетиями наступления организовывались вокруг пехоты и танков. К этому привыкли. И вдруг действия подразделений и частей должны организовываться вокруг артиллерии?! Кроме разнобоя, ничего путного из этого не получится.

— На этом завершим нашу неожиданную перепалку. Она возникла между нами вроде бы случайно, на самом деле была неизбежна. За весну и первый месяц лета наша армия получила очень много и артиллерии, и танков, и самолетов. Их количество и качество непременно должны привести к изменению тактики и оперативного искусства. Но виды оружия — это сталь, броня, алюминий. Они не могут думать, искать и находить приемы согласованного применения различных видов вооружения. Эта обязанность лежит на командующих и штабах. Так вот и давайте все мы искать и находить приемы ведения боевых действий, отвечающих изменившимся условиям вооруженной борьбы. — Немного помолчав, разрешил спор между Колпакчи и Березовым. — За операцию в первую очередь отвечает общевойсковой военачальник — ему и решать, где, когда и каким методом обеспечивать продвижение всех войск армии и фронта. Но чтобы избежать промахов, советую — и требую! — прислушиваться к мнению командующих и начальников родов войск.

Часть вторая ТАНКОВЫЕ СРАЖЕНИЯ

1

Который уже день светило приближалось к вершине своей небесной дуги, наконец добралось, на день чуть задержалось на ней и затем незаметно для глаз человеческих начало укорачивать июньские дни. Однако вопреки космической закономерности жара набирала все более палящие градусы, сушила землю, вытягивала в небеса влагу и в зените ее собирала в огромные пышные тучи, схожие с белыми подушками, набитыми лебяжьим пухом. Они отбрасывали на землю бледные тени, которые лишь на минуты ослабляли зной.

Шла последняя неделя июня, подступал июль. С севера он принес на Черноземье клубы серых облаков. Они кое-где пролили на Средне-Русскую возвышенность короткие дожди и дождички, напомнив людям, что не за горами осень с ее многодневными нудными дождями, непролазной грязью, холодом, от которого не защищали солдат истрепанные шинелишки. Казалось бы, неизбежное приближение осени, а за ней и зимы должно было поторопить враждующие стороны к напористым действиям, они же замерли и не подавали признаков, что вот-вот обрушат на противника всю свою смертоносную силу.

Поля, изуродованные разрывами снарядов и мин, гусеницами танков, лопатами солдат, отрывающих на русской земле десятки тысяч километров траншей, в летнее время теперь словно омертвели. Омертвели до такой степени, что возникало недоумение: не задумали ли насмерть сражающиеся стороны закончить войну и как-то иначе разрешить затянувшееся противостояние, истребляющее одних и других.

Подобные мысли возникали только у тех, кого измучили земляные работы, длинные марши, тоска по дому и близким, которые днями и ночами, казавшимися бесконечными, в полуголоде безропотно работали на заводах, фабриках и полях. Но их иллюзии быстро рассеивались: до конца войны ой как далеко. В прошлом году Сталин пообещал выбросить немцев за границу, а в этом промолчал. Упорные, непримиримые бои приближаются, в них все может случиться, и даже самое худшее — вечное упокоение и безвестие.

Теперь, летом сорок третьего, не было военного, который бы сомневался, что фашистское командование нанесет еще один, наверное, самый страшный удар, чтобы наконец сокрушить эту ненавистную, огромную, холодную, с непролазной грязью Россию.

Вопрос был один: не отказалось ли германское командование от намерения третье лето начать наступление первыми? Пусть, мол, первыми начнут его русские. Сорвав их попытки освободить оккупированную часть России, Украину и Белоруссию, всей мощью можно будет за два-три месяца решить проблемы, которые ставились перед вермахтом в прошлые два лета.

Итак, в поведении немецких полевых войск, занимающих оборону от Смоленско-Московской возвышенности до Донецкого кряжа, наблюдалось полное бездействие. Даже днем в стереотрубу трудно было разглядеть солдата, несущего службу наблюдения, не говоря уже о праздношатающихся. Артиллерия вела огонь чаще по ночам, днем же стреляли только кочующие батареи. Правда, авиация, особенно истребительная, целыми группами рыскала по небу в ожидании русских истребителей, чтобы схватиться, как на Тамани, и здесь завоевать полное господство в воздухе. В небе порой завязывались такие круговороты, что трудно было определить, «ястребок» или «мессер» подбил такого же «мессера» или «ястребка», и он, оставляя за собой шлейф дыма, шел к земле, черным шаром или клубком взрываясь на ней. Порой за один бой с обеих сторон на землю падали и дюжина и две самолетов. И когда уставшие или поврежденные истребители покидали небо, в выси, чаще перед вечером или в сумерки, появлялись армады бомбардировщиков. Они порой шли встречными курсами, чтобы долететь до противника, сжечь или исковеркать самолеты и тем утвердить свое господство в воздухе.