На шхерахъ

— Открыть здсь лавку было бы очень хорошо, господинъ Ульсонъ.

— Врядъ ли только разршитъ община: надо вдь найти такого торговца, на котораго бы можно было положиться... то-есть такого человка, чтобы онъ...

— Мы возьмемъ человка религіознаго, который будетъ отчислять долю прибыли въ церковный капиталъ, — тогда вс будутъ на нашей сторон.

Лицо проповдника прояснилось.

— Да, такъ, пожалуй, пойдетъ.

— Подумайте надъ этимъ и поищите такого человка, чтобы онъ и людей не обидлъ, и церкви не повредилъ. Вотъ, займитесь-ка этимъ. Ну, а теперь поговоримъ о другомъ. Я вижу, что здсь на остров нравственность не очень высоко стоитъ. Вы видите или, можетъ быть, догадываетесь, что длается внизу, у Вестмановъ?

— Да, конечно, поговариваютъ, что у нихъ не совсмъ ладно, да кто знаетъ? И я не думаю, чтобы здсь можно было вмшаться.

— Вы полагаете? А мн кажется, не пора ли вмшаться, пока они сами себя не выдали. Это можетъ плохо кончиться.

Проповдника, казалось, вовсе не занималъ этотъ вопросъ: онъ не считалъ его интереснымъ или не хотлъ портить себ отношеній съ людьми. Кром того, судя по его болзненному виду, онъ былъ занять какими-то своими недугами и, дйствительно, онъ сейчасъ же сказалъ настоящую причину своего прихода.

— Вотъ я хотлъ васъ спросить, господинъ инспекторъ, не знаете ли вы какого-нибудь лекарства. Отъ сырости, должно быть, я получилъ лихорадку.

— Лихорадку? Ну-ка посмотримъ.

Быстро взглянувъ на него и ни на минуту не забывая, что передъ нимъ врагъ, который бросилъ ему вызовъ, Боргъ изслдовалъ пульсъ паціента, осмотрлъ языкъ и блки глазъ и сразу установилъ діагнозъ.

— Васъ плохо кормятъ у Эмановъ?

— Да, очень неважно, — отвтилъ проповдникъ.

— У васъ голодная лихорадка. Столуйтесь вмст со мной. Вы крпкихъ напитковъ не пьете?

— Собственно, пиво я пью...

— Вотъ, возьмите для начала хинина, будете принимать три раза въ день. Когда окончится, скажите.

Передавая хинную настойку, Боргъ взялъ проповдника за руку и сказалъ:

— Вы не должны меня ненавидть, господинъ Ульсонъ: у насъ съ вами общіе интересы, хотя пути и различны. Если вамъ что-нибудь понадобится, я всегда готовъ услужить, когда только вамъ будетъ нужно.

Такого простого средства, какъ любезность, оказалось достаточно, чтобы ослпить взоръ простого человка, и тотъ сразу подумалъ, что нашелъ друга. Искренно тронутый, онъ проятнулъ руку инспектору и проговорилъ:

— Вы мн когда-то причинили зло, по Богъ обратилъ его въ добро. Теперь позвольте поблагодарить васъ, господинъ инспекторъ, за все и, пожалуйста, не забудьте, что вы говорили о лавк.

— Нтъ, не безпокойтесь, этого я, наврное, не забуду, — сказалъ Боргъ, прощаясь.

Нсколько минутъ спустя, Боргъ сошелъ внизъ поговорить съ ассистентомъ. Они съ Маріей занимались фехтованіемъ. Ассистентъ трудился надъ тмъ, чтобы придать рук и кисти Маріи достаточную гибкость для красивой позиціи.

Боргъ сказалъ комплиментъ, извинился, что помшалъ; но ему надо поговорить съ ассистентомъ о квартир.

— На всемъ остров нтъ другой комнаты, кром какъ наверху надъ дамами, — сказалъ онъ смло, какъ будто приложилъ вс старанія, чтобы найти какое-нибудь другое помщеніе.

— Ну, нтъ, это неудобно, — сказала Марія.

— Почему? — отвтилъ Боргъ. — Почему же неудобно? Другой комнаты нтъ. Въ такомъ случа, господину Блуму придется взять мою, а мн перебраться сюда. А это ужъ, конечно, неудобно.

Другого выбора не было, вопросъ былъ ршенъ, и вещи внесли наверхъ.

— Теперь перейдемъ къ длу, — продолжалъ Боргъ, когда вс успокоились. — Появились кильки. Черезъ недлю начнется ловъ. Поэтому вамъ, господинъ ассистентъ, слдуетъ тотчасъ же, лучшее всего сегодня ночью, пока держится этотъ втеръ, выхать въ море съ неводомъ. Вы съ нимъ уже знакомы.

— А мн можно? — спросила Марія жалобнымъ тономъ ребенка.

— Конечно, милая, можно, — отвтилъ Боргъ, — если господинъ Блумъ ничего не иметъ противъ. Вы меня извините, я васъ оставлю однихъ, мн надо всю ночь писать отчетъ. Около часу вы должны выхать. Возьмите съ собой кофейникъ.

— Какъ хорошо, какъ хорошо, — радовалась Марія, сразу помолодвшая лтъ на десять.

— А теперь я пойду, велю привести въ порядокъ лодку и сти. Ложитесь сегодня пораньше спать, да только не проспите.

И онъ ушелъ, не переставая удивляться той твердости, съ которой онъ отстоялъ свое ршеніе, отказавшись отъ безнадежной защиты и перейдя. къ нападенію.

Въ первый разъ онъ зашелъ къ своему врагу Эману.

Къ нему отнеслись холодно и враждебно, но его вопросы были такъ опредленны, и приказанія такъ ясны, что никакихъ возраженій не могло быть. Онъ бросилъ нсколько ласковыхъ словъ дтямъ и, принявъ весь рискъ на себя, сказалъ, что на шхер скоро настанутъ лучшія времена, закинулъ словечко о лавк, напомнилъ о томъ, что надо держать наготов соль и боченки, а если не на что купить, надо взять ссуду.

Онъ ушелъ другомъ, пообщавъ старику, который гд-то простудился, прислать капель.

Потомъ онъ спустился къ берегу, выбралъ въ сара самую прочную сть, взялъ самую лучшую лодку и командировалъ двухъ дюжихъ парней.

Только что онъ окончилъ эти приготовленія, какъ у дамъ прозвонили къ ужину.

За ужиномъ онъ болталъ съ совтницей, а молодые люди, какъ онъ ихъ теперь называлъ, пожирали другъ друга глазами, дразнили другъ друга и шалили. Казалось, будто тла ихъ неудержимо тянулись другъ къ другу.

— Ты хочешь пустить ихъ однихъ, — спросила шопотомъ мать, когда онъ простился, собираясь итти къ себ.

— Почему же нтъ? Если я выкажу неудовольствіе, это будетъ смшно, а если, наоборотъ, удовольствіе...

— Тогда это будетъ еще смшне.

— Значитъ, результатъ одинъ. Вотъ почему безразлично, какъ я ни поступлю. Спокойной ночи!

Глава одиннадцатая

Цлую недлю посл первой попытки ловить рыбу лилъ дождь.

Единственнымъ результатомъ этой ловли была небольшая сцена между обрученными. Инспекторъ прекрасно зналъ, что никакой рыбы еще не можетъ быть, и умышленно ввелъ молодыхъ людей въ заблужденіе. Когда онъ встртилъ на берегу возвратившихся съ ловли, его невста, изнуренная безсонной ночью, выругала его идіотомъ. Рыбаки засмялись, а ассистентъ, боявшійся, какъ бы не разразилась буря, старался обратить все въ шутку.

За обдомъ издвательство надъ новымъ способомъ ловли рыбы еще больше усилилось, и Боргъ такъ искренно представлялся глубоко удрученнымъ неудачей, что Блумъ принужденъ былъ нсколько разъ самымъ обиднымъ образомъ выступать въ его защиту.