На шхерахъ

Минуту спустя, онъ увидлъ фигуру Маріи за гардинами столовой. Она взволнованно прохаживалась взадъ и впередъ по комнат, по временамъ останавливаясь и сильно жестикулируя, какъ будто защищаясь отъ упрековъ, которыми ее осыпала мать.

Такъ прошло около часа. Потомъ она появилась на крыльц, бросила злобный взглядъ на окно инспектора и кивкомъ головы подозвала ассистента, подымавшагося отъ пристани. Они вошли въ домъ, и сполчаса никого не было видно; потомъ они вышли въ сарай и достали оттуда дорожную корзину и чемоданъ.

Значитъ, он пришли къ какому то ршенію и поняли, что дальнйшее пребываніе на шхер невозможно.

Черезъ нсколько минутъ снова вышелъ ассистентъ, на этотъ разъ со своимъ собственнымъ чемоданомъ, который инспекторъ узналъ по мдной обивк.

Значитъ, они тоже узжаетъ.

Вскор появились хозяева и слуги; казалось, весь домъ хотли перевернуть вверхъ дномъ.

Боргъ занялся чтеніемъ. Около полудня онъ увидлъ Марію и ассистента на крыльц дома. Они вели оживленный разговоръ, который становился все боле бурнымъ и сопровождался жестами, показывавшими, что они ссорились.

— Однако, они далеко уже зашли, если уже ссорятся, — подумалъ Боргъ.

Посл обда совтница и ассистентъ ухали на лоцманскомъ бот на пароходъ, уходящій въ городъ. Онъ не могъ понять, почему не похала Марія? Можетъ быть, она надялась на примиреніе или хотла высказать свое упорство, или тутъ было что-нибудь другое.

Она сла у окна, такъ что ее было видно изъ таможенной избы, и такъ сидла все время, сходя съ мста. Она то барабанила пальцами по стеклу, то читала книгу, то обмахивала лицо носовымъ платкомъ.

Около семи часовъ вечера показался корветъ со стороны Ландсурта и скоро сталъ на якор среди шхеръ. Услышавъ сигналы, которые корветъ подавалъ лоцману гудкомъ, Марія встала и вышла посмотрть, въ чемъ дло. Она стала на пригорк, не спуская глазъ съ изящнаго судна, разукрашеннаго по случаю праздника флагами, и пестрой палатки, разбитой на палуб. Марія, казалось, была зачарована этимъ соблазнительнымъ зрлищемъ. Она не сходила съ мста, заложивъ руки за спину, и имла довольно жалкій видъ. Когда же втеръ донесъ до нея первые звуки торжественнаго марша, ея ноги задвигались. Она потянулась своимъ стройнымъ тломъ впередъ, какъ бы притягиваемая звуками музыки. Потомъ вдругъ вся съежилась, закрыла лицо руками и бросилась въ домъ, въ отчаяніи, съ видомъ ребенка, котараго лишили давно жданнаго удовольствія.

Инспекторъ одлся на балъ. Къ борту докторскаго фрака онъ прицпилъ свои шесть орденовъ ли миніатюрномъ формат, а на руку надлъ браслетъ, котораго не носилъ со времени своего обрученія.

Окончивъ свой туалетъ и разсчитывая, что у него есть еще цлый часъ до прибытія лодки, онъ ршилъ нанести прощальный визитъ Маріи, чтобы не быть заподозрннымъ въ трусости, а отчасти изъ желанія испытать свою власть надъ чувствомъ.

Входя во дворъ, онъ нарочно старался шумомъ предупредить двушку о своемъ приход, чтобы она успла принять соотвтствующую позу. Тогда онъ узнаетъ, почему она осталась, и что она думаетъ длать.

Постучавъ, онъ вошелъ, Марія сидла за шитьемъ, — занятіе, за которымъ онъ ея никогда не видлъ. Ея лицо выражало смущеніе, раскаяніе, печаль, хотя она хотла казаться совершенно спокойной.

— Вы меня примете, или, можетъ быть, мн уйти? — началъ инспекторъ.

Онъ снова чувствовалъ необъяснимое желаніе возвысить ее надъ собой, какъ женщину, когда она поступала, какъ женщина, и чувствовала нужду въ его поддержк, такъ же какъ, иной разъ онъ чувствовалъ неудержимое желаніе побить ее, когда она выступала съ мужскими манерами и претензіями. Въ этотъ мигъ она показалась ему такой прекрасной, какъ никогда до сихъ поръ, и онъ всецло отдался своимъ чувствамъ, не пытаясь имъ сопротивляться,

— Я причинилъ вамъ много горя...

Услышавъ мягкій тонъ его голоса, она сказала рзко:

— Но вы оказались слишкомъ трусливымъ, чтобы сказать мн все прямо.

— Скажите, слишкомъ деликатнымъ. Мн не такъ легко, какъ вамъ, бить другихъ по лицу. А теперь вы видите, у меня есть смлость къ вамъ явиться, а у васъ — меня принять.

Послднимъ словамъ онъ умышленно придалъ двойной смыслъ, чтобы узнать, вритъ ли она тмъ причинамъ, которыми онъ объяснилъ разрывъ.

— Вы думаете, что я васъ боюсь? — спросила она, продолжая шить.

— Я не знаю, какъ вы примете мое объясненіе, хотя полагаю, что это для васъ не такое ужъ безутшное горе.

Въ слов "безутшное" скрывался намекъ на молодого утшителя. Однако, никто изъ нихъ не хотлъ себя выдать. Онъ не желалъ выказать свою ревность, а она боялась, не видлъ ли онъ чего-нибудь.

Марія сидла все время, нагнувшись надъ работой. Поднявъ глаза, чтобы посмотрть на выраженіе лица своего противника, она съ удивленіемъ, котораго не могла скрыть, посмотрла на его ордена. И съ дтской злобой, прикрывавшей въ сущности зависть, она насмшливо сказала:

— Какой вы парадный.

— Я собираюсь на балъ.

Ея лицо вдругъ передернулось такъ сильно, что у Борга ея боль отдалась гд-то глубоко въ сердц. Онъ схватилъ ея руку, и въ ту же минуту она горько зарыдала. Когда онъ къ ней нагнулся, она крпко прижалась къ его груди и плакала и билась, какъ въ лихорадк.

— Ну, моя маленькая, — приласкалъ ее Боргъ.

— Конечно, я маленькая. Потому ты и долженъ быть добръ ко мн, — всхлипывала двушка.

— Ты послушай-ка. До какихъ же поръ надо быть снисходительнымъ?

— До безконечности.

— Ну, нтъ. Этого я еще никогда не слышалъ. Существуютъ извстныя границы, гд снисходительность уже граничитъ съ преступленіемъ.

— Именно?

Она вскочила.

— Ты знаешь, о чемъ я говорю. Я это вижу, — отвтилъ Боргъ.

Онъ снова очнулся отъ очарованія, какъ только она стала рзкой.

— Это значитъ ревность, — насмшливо произнесла двушка. Ей показалось, что онъ снова уже въ ея власти.

— Нтъ, ревность это недовріе безъ достаточныхъ основаній или, иной разъ, мра предупрежденія. А мои опасенія оказались очень обоснованными. Значитъ, тутъ ревность не при чемъ.

— И въ кому же — къ мальчику. Къ щенку, который пальца твоего не стоитъ, — продолжала двушка, не обращая вниманія на его объясненіе

— Тмъ позорне для тебя.

— Значитъ, ты все время лгалъ, — бросила она вскользь, не желая принимать на свой счетъ слово "позоръ".

— Да, съ начала и до конца. Но я не хотлъ огорчать твою мать и позорить тебя. Ты понимаешь меня?

— Да, понимаю. Вотъ себя только я не понимаю.

— Я бы помогъ теб въ этомъ, если бы ты, разсказала мн свое прошлое.