На то и волки
Шрифт:
— Вас что, обидел кто-то? — спросил он. — Потому и дверь срочно навесили?
— Я сейчас позвоню…
— Позвоните, — сказал Данил. — Это идея. Я вам даже дам телефончик, можете проверить по книге, если есть у вас книга… Там, правда, другой райотдел, не ваш, но все равно милиция, правда? Спросите капитана Мазуркевича, скажете, что с вами хочет поговорить некто Черский, и он вам объяснит, что человек я вполне приличный, не какой-то там сексуальный маньяк Щекотало…
— Какой Черский? Из «Интеркрайта»?
— Ага, — сказал он. — У меня даже документ есть. Хотите посмотреть?
Достал удостоверение, открыл и поднес
— Гам!!!
Лязгнул замок, железная дверь чуть приоткрылась, удерживаемая цепочкой. Соседка-склочница уже захлопнула свою и сейчас, судя по звукам, запирала на все засовы.
На Данила уставилось из образовавшейся щели невероятно грозное оружие — немецкий красно-зеленый баллончик «Антилог» с перцовым экстрактом. Он, не выдержав, откровенно фыркнул, спрягал удостоверение в нагрудный карман, сказал:
— Только не стреляйте, ладно? Я как раз без бронежилета, надо же…
Но тут же перестал ухмыляться. Молодая женщина, угрожавшая ему баллончиком, была, в общем, симпатичная — светлые пушистые волосы, серые большие глаза. Однако на лице, хоть и искусно подретушированном косметикой, застыла словно бы маска — страх, тоска, боль… Синяк над правой бровью запудрен и замазан, но фиксируется сразу.
— Когда вы видели Юлию? Где?
— Каюсь, — сказал Данил. — Я ее вообще не видел. Я иногда вру, такая работа, уж не посетуйте.
— Наслышана…
— Да? А от кого?
— От всех сразу…
— Может, мы все-таки поговорим? — мягко спросил Данил. — Я вас не собираюсь обижать, честное слово, иначе давно выскочил бы у меня из-за спины какой-нибудь балбес, перекусил бы в два счета вашу цепочку ножницами для металла… Вы — Марина Бурлаченко?
— Я.
— Впустите?
— О чем нам говорить?
— Давайте попробуем, может, и найдем точки соприкосновения. Чего не бывает на свете… А захотите выгнать, выгоняйте, я тут же и пойду себе… Нет, позвоните Мазуркевичу, в самом-то деле?
К его удивлению, Марина сняла цепочку и чуть отступила. Данил прошел в комнату, быстро огляделся. Книг изрядно, телевизор работает («Шарп»? Неплохо для бюджетницы), а в остальном — стандартное обиталище не избалованной деньгами, особенно в последние годы, гуманитарной интеллигентки. Большой коричневый чемодан у стола, крышка закрыта, но замки не защелкнуты. Никаких признаков обитания в квартире мужчины либо детей.
— Уезжаете? — спросил он непринужденно. Увидел пепельницу с кучей окурков и вытащил сигареты, глянул вопросительно.
— Да курите…
Данил щелкнул зажигалкой, глядя на собеседницу поверх пламени. Положительно, красивая баба, особенно в тугих джинсах и синей летней маечке, под которой ничего больше не наблюдается. Левая рука забинтована, бинт охвачен сетчатой повязкой.
— Уезжаете? — повторил он, кивнув на чемодан.
— Только не знаю куда… — Она повертела баллончик, словно удивляясь, как эта штука оказалась у нее в руках, отставила и потянулась к сигаретам. — И выходить страшно…
— Что они от вас хотели?
— А вы?
— Давайте сначала определимся, ладно? — сказал Данил. — Я о вас знаю только, что вы подруга Юлии. И работаете в музее. Все. А вот вы обо мне, как выразились, «наслышаны» — и, что меня определенно радует, слышали не
одно плохое, иначе дверь ни за что не открыли бы… Знаете, откуда я?— Да.
— Ну так вот, у нас случилась чрезвычайно склочная история, как-то незаметно обросшая трупами и загадками прямо-таки в геометрической прогрессии. И обернулось так, что мы, признаться, сторона пассивная, нам эту историю навязали, а потому я обязан из кожи вон вывернуться. И привела дорожка к живущей ныне в Москве Юлии Озеровской, оказавшейся вашей подружкой еще со студенчества… Вот я и пришел. Пугать я вас ничем не собираюсь, а вот помочь, право же, могу, — он говорил как мог мягче и убедительнее, боясь, что она сорвется в истерику. — Поговорим?
— Боже ж мой, во что они меня втравили… — это было произнесено на всхлипе, но видимых слез, к счастью, не последовало.
— Кто? Юлия?
— И она тоже… Слушайте, а вы можете меня куда-нибудь увезти?
— В два счета, — сказал Данил.
— Нет у меня надежды на милицию… Хоть и обещали…
— Да, это ж не Америка с ее программой защиты свидетелей, — сказал Данил. — Вы, значит, меня совершенно не боитесь… Ну просто прекрасно. У меня там машины, а в машинах орлы, так что кончились все ваши неприятности, я вам гарантирую. Вот только, уж простите, вынужден сказать чрезвычайно пошлую фразу, затрепанную дешевыми романами — мне бы в обмен полную откровенность…
— Вы виделись с Юлией?
Данил прикинул и рискнул:
— Нет. Никто с ней не виделся. Исчезла Юлия…
И увидел по ее лицу, что попал в точку, — полная готовность кинуться под его спасительные крыла…
— Давайте с начала, а? — сказал он. — Галопом пробежимся по основным вехам… Или нет, иногда полезно с конца… Значит, к вам кто-то вломился?
— Да.
— Как они выглядели? Сколько их было?
— Четверо. Все в комбинезонах, в черных капюшонах, знаете, как в кино… И у каждого на рукаве ваша эмблема, конь с солнцем, повыше написано по-русски «Интеркрайт», пониже, по-английски «Секьюрити».
— Наша нашивочка, — сказал Данил. — Но только это не мы…
— Я знаю. Сразу догадалась.
— Почему?
Она отошла к столу, выдвинула ящик и подала ему большую черно-белую фотографию. Пикничок, должно быть, — на заднем плане притухший костер, на чем-то белом — бутылки, тарелки, в кадр попало переднее колесо машины, похоже, «Волги». Четверо: она сама, не в пример красивее и веселее, незнакомый мордатый мужик с нагловатой будкой жуира и нахала, обремененного дипломом, с аккуратной бородой под Высоцкого… и Вадька Ивлев — в самом прекрасном расположении духа.
Данил вопросительно поднял брови.
— Они спрашивали, кто это, — Марина указала на Вадима. — Очень добивались. Я сказала, пришлось… Они будто смутились чуточку: такое было впечатление, хоть под капюшонами ничего не поймешь. Но ведь в а ш и его знали бы?
— Непременно, — сказал Данил. — Мои орлы просто обязаны держать в памяти некую пачку фотографий — ну, знаете, мало ли что случится, вдруг увидят на улице, что к нашему хулиганье пристало… Бывали прецеденты.
— Да, Вадим что-то такое говорил… Он о вас очень хорошо отзывался, — Марина попробовала улыбнуться. — С детским восторгом. Вы этакий… теперь я понимаю. Мужик. А Вадик так пацаном и остался… Расписывал, как у вас поставлено дело, и одно я себе уяснила: что у вас есть, как выражаются, стиль. А это были чересчур уж уголовные…