На улице Мира
Шрифт:
– Блин! Ништяк! – с восхищением произнес Даня.
– Да уж, – хмыкнул Никита.
Марк, поняв, что замышляет Амелия, быстро заговорил:
– Я на втором этаже разрушенный дверной проем видел. Выглядит эпично!
С топотом мы ринулись на второй этаж. Там стояла старая железная койка, на которую с жутким скрипом улеглась Амелия. Я осторожно оглядывалась по сторонам. Меня тут же окутала липкая паутина страха. Это место вселяло ужас.
По «режиссерской» задумке Амелии, Марк должен был включить трансляцию на лестнице, по пути на второй этаж. Поочередно заглядывать в пустые комнаты, а в палату с разрушенным дверным проемом и одинокой кроватью зайти в последнюю очередь. Амелия же в это время
– Не могу! – задыхался он от смеха, когда мы с Иркой и Дианой нарочно корчили рожи за кадром. – Телефон трястись будет.
– Нормально, – успокаивала его Циглер. – Это будто от страха…
Всякий рай, когда Марк начинал ржать, мы подхватывали его громкий хохот. Будто каждый из нас через истеричный смех избавлялся от накопившегося за этот вечер страха. Когда пришло время включать трансляцию, выяснилось, что связь в лесу ловит плохо, и «картинка» виснет.
– Так еще лучше! – радовалась Амелия. – Пускай долго грузится. А Кузя помучается в догадках, что там происходит!
И хотя мне не нравились такие розыгрыши, Кузьменко этот дурацкий ролик с Амелией в главной роли заслужил. По словам Василевского, Макс долго запугивал всех, кто был в палате. А такое изощренное наказание придумал для Марка лишь потому, что ревновал Соболь к нашему новенькому…
Пока все были заняты съемками, мы с Никитой улучили момент и выбрались на старую крышу. Здесь ярко мигали звезды.
Никита сидел рядом, а я нарочно касалась его плечом. Мне хотелось крепко обнимать его за загорелую шею, снова целовать, вспоминать наше детство и счастливо смеяться. Впервые я испытывала такие приятные чувства. Я горела. Любовь прожигала до костей… Я снова смотрела только на профиль дорогого мне человека, как тогда, на озере. А Никита, задрав голову долго разглядывал луну. Внизу по-прежнему раздавались вопли ребят. Наверное, своими криками мы перепугали всех лесных жителей.
– Когда ты понял, что я тебе нравлюсь? – вдруг спросила я. – Ну… как девушка.
Никита посмотрел на меня и улыбнулся.
– У тебя в темноте глаза сияют, – сказал он. – Как звезды.
Вдвоем мы снова задрали головы и уставились на небо. И в эту минуту мне стало все равно на наш побег, на заброшенный лагерь, на возможное наказание, на угрозы, на эти дурацкие правила…
– Наверное, я понял, что ты мне нравишься в тот момент, когда услышал о симпатии к рыжему. Я даже не думал, что меня будет так раздражать твой потенциальный кавалер. На парней Ирки и Рудневой всегда было плевать. А тут я не мог скрыть раздражение. А когда вы с Третьяковой его обсуждали, мне казалось, ты мне под кожу иголками лезешь…
– Почему ты сразу мне обо всем не рассказал?
– Ты ведь тогда относилась ко мне только как к другу. Поэтому после той дурацкой драки решил, что это даже лучше, что мы перестали общаться. Придет другой, и я снова не сдержусь... И только теперь понял, какой я был дурак, что не поговорил раньше. Мне тебя не хватало.
Я молчала, обдумывая слова Никиты. Возможно, вселенная не зря дала нам «таймаут». Потеряв Никиту на целых два года, мне, словно птице обрезали крылья. И вот теперь, наконец, я снова могу летать. До момента нашего воссоединения я даже не подозревала, насколько мне дорог Никита. Зато теперь он рядом. Я могу обнять его, поцеловать, прокричать на весь темный лес, что Никита – только мой… Я придвинулась ближе к парню, и он тут же обнял меня за плечи. Высокие черные сосны закружились, зашумели. И голова пошла кругом от счастья. Счастье. Кроме него, больше в жизни ничего не хочется.
Я подняла
голову и принялась снова рассматривать лицо Никиты.– Что у тебя с носом? – спросила я, осторожно коснувшись пальцем спинки носа. – Другой какой-то стал… Раньше не замечала.
– Ломал, – смутившись, ответил Никита.
Чердачное окно с треском отворилось, и на крыше показалась голова Рудневой в бигуди. Я тут же отпрянула от Никиты, а тот нехотя выпустил меня из объятий. Пока не хотелось, чтобы Диана узнала, что мы с Яровым вместе, иначе каждую ночь пришлось бы обсуждать с Рудневой наши отношения.
– Приветик! – кряхтела Ди, пытаясь выбраться на крышу. Видимо, сзади ее кто-то хорошенько подтолкнул, так как Руднева пискнула и повалилась на старый пыльный шифер. Следом показалась довольная Амелия. Обе уже успели переодеться.
– Ну, как прошли ваши съемки, Хичкок? – со смехом спросила я у Амелии.
Циглер показала большой палец. Затем и остальные ребята выбрались на крышу. Марк сел рядом с Даней, который оперся спиной о старую деревянную раму чердачного окна. Василевский снова впился в нас с Никитой взглядом. Мне стало не по себе. А еще из головы никак не выходила его встреча с Соболь. Какие общие дела у них могут быть?
Диана разместилась последней. Села рядом с Амелией, скрестив ноги, и в темноте принялась разглядывать свой маникюр.
– Амелия, вот ты толкнула меня, и я ноготь сломала!
Циглер только удрученно вздохнула. Некоторое время мы молчали, прислушиваясь к лесным шорохам.
– Вот ты вроде неглупая деваха, – нарушила тишину Амелия, обращаясь к Диане. – А ведешь себя иногда просто невозможно. Ну, неужели у тебя правда одна сладкая вата в голове? Ведь болтаешь об одних глупостях…
– Я такая какая есть! – с вызовом произнесла Руднева. – Никого из себя не строю. Пусть для тебя глупости, а я это называю интересами. И уж не моя вина, что они у нас с тобой не совпадают.
Мы с Иркой молча смотрели на девчонок. Парни тоже с интересом прислушивались к спору Амелии и Дианы.
– Ты тоже могла бы сойти за вполне нормальную девчонку, если б не наносила такой ужасный макияж и не таскала всю эту черную мрачную одежду…
– Ну, зная историю Амелии, если честно, не удивляюсь, что у нее такой черный внутренний мир, – подала голос Третьякова.
– А что с моим миром? – вскинула на Ирку темные глаза Амелия.
– Ну, про маму, про бабушку…
Мы с Циглер переглянулись. Кажется, Амелия сама уже запуталась в своих сказках. Со всеми переживаниями, я забыла рассказать Ире о том, что история Циглер – выдумка. Да и не была уверена в том, что вправе рассказывать о чужих семейных секретах.
– Они узнают правду? – спросила я у Амелии.
– О чем вы? Какую правду? – тут же всполошилась Руднева.
– Хорошо-хорошо, – недовольным голосом начала Амелия. – Та история с моей мамой и выгребной ямой – выдумка. Я просто хотела произвести на вас впечатление.
– Какая еще выгребная яма? – вклинился Даня.
– Вот ты все-таки дура, Амелия! – возмутилась Ирка. Но, видно, все же выдохнула с облегчением. – Мы ведь искренне тебе сочувствовали!
– Вот-вот! И я прониклась! – обиженно добавила Диана.
– У меня вполне себе обычные родители, – продолжила Амелия. – Папа – военный. Мама… Его преданная вторая половинка. – Циглер как-то грустно усмехнулась. – Мы часто переезжали, и я школы меняла, как перчатки. Всю свою жизнь хотела, чтобы у меня появились настоящие друзья, но попробуй их заведи, когда каждый день – как на вулкане. В конце концов, я попросила, чтобы меня оставили у бабушки, чтобы спокойно доучиться старшие классы…
– У бабушки-ведьмы? – перебил Даня.
– Да обычная у меня бабушка, – поморщилась Амелия. – Понятия не имею, кто такие глупые слухи распустил.