На земле и на небе

— Проходи.

Они прошли на кухню, где горела неяркая лампочка под белым стеклянным колпаком.

— Чай пить будешь? — спросила Катя, когда в чайнике забурлила вода.

— Выпью, пожалуй. — Дмитрий тяжело опустился на табурет и обеспокоенно спросил: — Дочка спит?

— Да, ни Ксюшка, ни Санька не проснулись. Завтра я их в садик отведу, они в соседних группах. — И добавила: — Санька — это сын того, кто в больнице. А Шура сейчас рядом со Славиком.

— Конечно, — кивнул Дмитрий, — жена же…

Катерина не стала ничего объяснять, чувствуя себя не вправе посвящать Дмитрия в запутанную историю жизни ее подруги.

Она встала, достала с полки железную банку с чаем и засыпала заварку в чайник в виде слоника, залила кипятком и прикрыла чайник тряпичной куклой.

Дмитрий внимательно наблюдал за ней. Уютом и теплом веяло от ее неторопливых движений.

— Ты завариваешь чай, как моя мама. И кукла такая же несуразная…

Катя взглянула на куклу: пуговки-глазки, как всегда смотрели вызывающе бесстрастно, но рот ниточкой добродушно растянулся в улыбке. Она устало присела.

— Кать… — Дмитрий попытался взять ее за руку, но она резко отдернула руку. — Катерина, я хочу все объяснить…

— Не надо… Зачем?

Катя встала и, не глядя на Дмитрия, достала чашки, поставила на стол.

А он взял в руки чашку и улыбнулся:

— В горошек, как любит тетя Сара.

— Да, Ксюшка как увидела в магазине, так и заставила купить. Говорит, из таких чашек все вкуснее пьется… — Катя откинула со лба прядь спутанных волос и взглянула на Дмитрия уже мягче. — Почему ты не приехал? Ксения ждала…

— Не мог я… — Дмитрий опустил голову, старательно разглядывая простенький рисунок на чашке.

Катерина вздохнула:

— Ты прав, зачем приезжать, и так все классно получилось!

— Кать, не надо так… У меня жена заболела…

— Ты ведь сказал, что не женат! — Сердце подпрыгнуло и провалилось в пустоту. Не помня себя, она словно в тумане подошла к плите. Зачем-то чиркнула спичкой, зажгла газ, но, опомнившись, повернула кран обратно.

— Марина нуждалась в моей помощи, и я не мог ей отказать. Ее муж, может, и гений, но только полный тюфяк. А ей нужен был нормальный врач, и отдельная палата, и хороший уход, и лекарства…

Дмитрий встал из-за стола, подошел к Кате и хотел обнять ее, но не решился, словно чувствуя ее сопротивление.

— Врачи нашли у нее рак.

Катя резко повернулась к нему, и в ее глазах он увидел тревогу.

— А как же ребенок? Он сейчас с тобой?

— Нет, Марина уже дома. Операция, кажется, была сделана вовремя. А Ксения только что вернулась из международного лагеря и сейчас рядом с ней. Я думаю, что все будет хорошо… Я надеюсь на это…

— Ты вернешься к ней? — Катя не узнала собственного голоса, настолько глухо и незнакомо он прозвучал.

— Это невозможно, — спокойно ответил Дмитрий.

— А ты хотел бы?

— Катерина, я не пользуюсь этой дурацкой частицей «бы»!

Он невольно повысил голос так, что Катя вздрогнула.

— Что было — то в прошлом. А сейчас есть ты — и это настоящее, а если ты захочешь — и будущее!

Дмитрий положил руки ей на плечи и пристально посмотрел ей в глаза, но не увидел в них ничего, кроме недоверия.

— Катерина, что произошло? Я тебя не узнаю.

— Знаешь, я очень устала, завтра опять будет тяжелый день. Давай прощаться, — ответила она и сняла его руки со своих плеч.

— Нет, не давай! Я ненавижу слово «прощай»! Оно как мерзкая клякса, уродующая настоящее, как жирная черта, перечеркивающая будущее! — Дмитрий, казалось, был разгневан не на шутку.

Катя удивилась. Она никак не ожидала такой бурной реакции на произнесенное ею простое, будничное слово.

— Ну тогда до свидания. — Она устало улыбнулась, замечая, как разглаживается его лицо и теплеет взгляд.

Дмитрий обнял ее и, наклонившись, поцеловал в лоб:

— Надеюсь, с твоим другом все будет в порядке. Если что — звони.

Он приоткрыл дверь, оглянулся и добавил:

— И просто звони, я хочу тебя слышать и видеть.

Катя с облегчением закрыла за ним дверь. Зато она не желает видеть ни его, ни Романа, ни кого-либо еще. Слишком больно расплачиваться за минуты блаженства. Не хочется больше ни радости, ни боли. Она подошла к дочери, которая спокойно посапывала во сне, уткнувшись в добродушную морду игрушечного пса. «Вот моя единственная радость в этой жизни, другой не надо», — подумала она.

Всю следующую неделю Шура провела рядом со Славиком, лишь иногда забегая домой, чтобы принять душ и переодеться. Санька ходил в детский сад, а все вечера проводил вместе с Катей и Ксюшкой. Дети, казалось, тоже ощущали трагизм ситуации — они не шумели и не капризничали. За всю неделю Шура только один раз пришла к сыну. Как только Санька увидел мать, он бросился ей на шею и горько заплакал. Он ничего не спрашивал, не жаловался и не просил. А просто плакал, не по-детски тихо, как будто делясь с ней своей болью. У Шуры глаза были сухими, но искусанные губы выдавали, в каком состоянии она находилась.

— Как там? — только и спросила Катерина, когда Шура встала, отстранившись от тихонько всхлипывающего мальчика.

— Не знаю, — ответила Шура, — одна надежда на Бога и на врачей. Была операция, сейчас буду договариваться о другой.

За несколько дней она изменилась до неузнаваемости. Казалось, кто-то взял и легкой влажной тряпкой стер все пестро-детское, что было в ней. Катя видела перед собой волевую и решительную женщину.

— Ну ладно, Катюш, мне некогда, я сейчас опять должна быть рядом со Славиком. Как ты? Управляешься с ребятами? — спросила ее Шура.

Катя утвердительно кивнула, понимая по мечущемуся взгляду подруги, что мысли ее совсем не здесь, что сейчас она снова там, с любимым человеком.

— Я побежала, — то ли спросила, то ли сказала Шура.

Она поцеловала сына в макушку, скользнула ладонью по его отросшим темным волосам и открыла дверь. Санька в отчаянии ринулся за ней, но Шура, не оборачиваясь, метнулась вниз по лестнице, дробно стуча каблуками.

Катя обхватила плачущего мальчика за плечи и увела в дом, посадила на стул и попыталась успокоить:

— Твоя мама сейчас у папы, она ему помогает, она его лечит…

Санька ничего не хотел слушать, только всхлипывал, и слезы потоком струились из глаз.

— Попей водички сладенькой.

Катя оглянулась. Рядом с ними стояла ее дочка и держала в протянутой руке кружку с плавающими рыбками.

— Попей, попей, — повторила Ксюша и поднесла кружку прямо к Санькиным губам. И вдруг рыдания стихли: мальчик вопросительно смотрел в потемневшие от сострадания серьезные глаза подруги. Потом, видно что-то решив для себя, еще раз всхлипнул, взял в руки кружку и безропотно выпил.