Набат

— Не стоит впадать в уныние, — проговорил Поссуэло. — Если это может тебя успокоить, то скажу, что мы, серпы Амазонии, по-прежнему чтим заповеди, как и многие другие коллегии. По нашим прикидкам, половина мира (а может, и больше) не одобряет идей и методов Годдарда. Даже в подвластных ему регионах есть серпы, готовые восстать против него. Хочешь верь — хочешь нет, но значимым элементом сопротивления стали тонисты… после того как был выполот их пророк.

— Пророк?

— Находятся люди, которые верят, будто Грозовое Облако и в самом деле разговаривало с ним. Но какое это нынче имеет значение…

Значит, у Годдарда на руках сейчас все козыри. Это как раз то, чего боялась Мари, — чего все они боялись. То, что серп Азимов назвал «худшим из всех возможных миров». А теперь и Мари уже нет, и надежда едва теплится.

Воспоминания о серпе Кюри всколыхнули в душе Цитры эмоции, которые она до сих пор старалась держать под спудом. Последнее, что совершила в своей жизни Мари, было спасение Цитры и Роуэна. По-настоящему самоотверженный поступок, достойный одного из самых благородных людей постмортальной эпохи, когда-либо живших на земле. Мари больше нет. Да, это случилось несколько лет назад, но для Цитры это произошло лишь вчера, ее рана была свежа и кровоточила. Девушка отвернулась от Поссуэло, чтобы вытереть слезы, но они хлынули с новой силой и перешли в рыданья, остановить которые она уже не могла.

Поссуэло встал и обошел вокруг стола, чтобы утешить ее. Цитра не хотела его утешений, не хотела, чтобы он видел ее такой, но она понимала: эту боль она в одиночку не вынесет.

— Все в порядке, meu anjo [9] , — приговаривал Поссуэло отечески мягким голосом. — Как ты сказала, надежда просто заблудилась, и я верю, что ты — тот человек, который разыщет ее.

— Meu anjo? — переспросила Цитра. — Сидни, ну какой из меня ангел!

9

Мой ангел (порт.)

— Самый настоящий, — заверил ее Поссуэло. — Потому что ангел — это то, что требуется миру, если мы намерены свергнуть Годдарда.

Цитра оставила попытки побороть свою скорбь, а когда ее немного отпустило, загнала боль обратно в глубь души и вытерла слезы. Ей нужен был этот момент траура. Ей нужно было сказать Мари последнее прощай. И теперь, сделав это, она почувствовала в себе перемену. Впервые после возвращения она стала ощущать себя не столько Цитрой Террановой, сколько серпом Анастасией.

Спустя два дня ее перевезли из центра оживления в более надежное убежище — старую крепость на восточной оконечности Амазонии. Место было совершенно уединенное и прекрасное в своей уединенности. Создавалось впечатление, будто крепость стоит на Луне — если бы на Луне существовали океаны, конечно.

Современные удобства в сочетании со старинными каменными бастионами делали это место одновременно и уютным, и пугающим. Кровать в комнате Анастасии сгодилась бы и для королевы. Поссуэло как бы невзначай проговорился, что Роуэн тоже здесь, хоть и содержится, как поняла Анастасия, не в таких царских условиях.

— Как он? — Анастасия постаралась, чтобы голос не выдал испытываемого ею беспокойства. Поссуэло навещал ее каждый день и проводил с ней довольно много времени, информируя о положении в мире и мало-помалу рассказывая о переменах, наставших в нем после гибели Твердыни.

— О Роуэне заботятся как подобает, — ответил Поссуэло. — Я сам слежу за этим.

— Но его нет здесь, с нами. А это значит, что вы по-прежнему смотрите на него как на преступника.

— Общество смотрит на него как на преступника, — возразил Поссуэло. — Мое мнение значения не имеет.

— Для меня имеет.

Поссуэло как следует подумал, прежде чем ответить:

— Ты, meu anjo, смотришь на Роуэна Дамиша взглядом, затуманенным любовью, и поэтому твою оценку нельзя назвать полностью объективной. Как и полностью необъективной.

Анастасии позволялось свободно расхаживать повсюду при условии, чтобы ее всегда кто-нибудь сопровождал. Она исследовала крепость, прикидываясь страшно заинтересованной, а на самом деле разыскивая Роуэна. Одним из ее сопровождающих был назойливый серп-юниор по имени Пейшоту, до такой степени благоговеющий перед серпом Анастасией, что та опасалась, как бы бедняга не самовоспламенился, едва коснувшись ее мантии. Один раз, когда она осматривала обширное сырое помещение — по-видимому, бывший большой зал замка — ей пришлось остановиться и сказать Пейшоту, который торчал столбом около каменной лестницы и таращился на нее, ловя каждое ее движение:

— Будь добр, втяни глаза обратно в череп!

— Прошу прощения, ваша честь. Просто никак не могу поверить, что взираю на настоящую, живую серпа Анастасию, — промямлил Пейшоту.

— Взирать не означает вытаращить глаза так, чтобы они из орбит выскочили!

— Прошу прощения, ваша честь, больше не повторится.

— Но ты же продолжаешь пялиться!

— Прошу прощения.

Теперь Пейшоту опустил глаза, как будто смотреть на Анастасию было все равно что смотреть на солнце. Лучше бы уж пялился. Вот, значит, с каким смехотворным поклонением ей придется иметь дело? Оно надоело ей уже тогда, когда она была просто серпом. Сейчас она стала живой легендой, и это превращение, похоже, тянуло за собой целый воз тошнотворного обожания.

— А можно спросить… если вы не против… — проговорил Пейшоту, пока они поднимались по узкой винтовой лестнице, ведущей, как и многие подобные лестницы, в никуда, — как оно было?

— А поконкретнее?

— Ну, когда Твердыня тонула… Вы же видели, как там все происходило…

Анастасию вопрос слегка рассердил. Впрочем, немного больше, чем слегка.

— Сожалею, но я была слишком занята — пыталась выжить, так что делать фотки было некогда.

— Извините, — сказал Пейшоту. — Я был всего лишь учеником, когда все это произошло. И с того времени Твердыня для меня — это как колдовство. Я разговаривал с несколькими выжившими, которые спаслись на катерах или самолетах в самую последнюю минуту. Они говорят, это было потрясающее зрелище.

— Твердыня и правда была величественным городом, — вынуждена была признать Анастасия.

— Да нет, я имею в виду, когда она шла ко дну. Я слышал, это было что-то невероятное!

Анастасия не знала даже, что на это сказать, поэтому промолчала. А в очередной раз встретившись с Поссуэло, попросила освободить Пейшоту от обязанностей сопровождающего.

Они прожили в старой крепости неделю, и тут жизнь вдруг сделала резкий поворот. Глухой ночью Поссуэло в сопровождении нескольких гвардейцев заявился в комнату Анастасии и пробудил ее от очередного сна без сновидений.

— Одевайся, быстро! Нам нужно бежать, — сказал он.

— Пробежка у меня обычно по утрам, — проговорила Анастасия, недовольная, что ее разбудили посреди ночи. Спросонья она не поняла всей серьезности положения.

— Нас предали! — воскликнул Поссуэло. — Из Северной Мерики прибыла группа серпов, и, смею тебя заверить, они приперлись сюда не для того, чтобы поздравить тебя с возвращением в мир живых!

Анастасия мгновенно слетела с кровати.

— А кто им… — Но еще не закончив вопроса, она уже знала ответ. — Пейшоту!