Начала любви

И потому она терзала и терзала Машеньку, дарила ей платья, кормила конфетами — лишь бы только та рассказывала. И горничная старалась. Но по простоте ли душевной, по глупости или по соображениям скрытности характера не могла она взять в толк, чего же именно добивается от неё госпожа.

Уж Маша и привирала потихоньку, и слышанное от других женщин выдавала за свой опыт, а добросердечная, но очень неважно говорившая по-русски немка всё пытала её про какое-то «самое начале». Началом этим обыкновенно бывало то, что очередной мужчина, положивший на дворцовую служанку глаз, приказывал ей явиться во столько-то в такое-то и такое-то место.

— А потом? — громко дыша, требовала великая княгиня.

— Приду, а там темнотища. Слышу только голос: «Ты здесь?» Я в темноту: «Я здесь». И налетает сразу коршуном, продыхнуть не даёт.

— Да кто налетает-то? — выходила из себя Екатерина.

— Да уж известное дело, кто налетает, — смущённо улыбалась Маша и мечтательно выговаривала, словно выпевала: — Кавалер, стало быть.

«Стало быть» у неё получалось как «сталоть».

Как бы там ни было, при всей непонятливости рассказчицы истории любовных встреч Маши Жуковой сделались до того притягательными для великой княгини, что, если почему-либо служанки не оказывалось во дворце, или она бывала занята, или отправлялась с позволения госпожи к очередному «кавалеру» поднабраться впечатлений, её высочество ходила по комнатам как потерянная. Но зато потом бывало... Одна сидела при свече, уплетала леденцы и рассказывала, тогда как другая, подобрав под себя ноги, слушала в три уха, переспрашивала, если что оказывалось непонятным, и опять-таки мысленно на себя примеривала.

В один из таких вот интимных вечерков и прозвучало показавшееся поначалу чудовищным слово «попробовать».

— Чего попробовать? — не поняла Жукову её госпожа.

— Того самого, — серьёзно сказала Жукова; подобно многим русским крестьянкам, она сочетала чудовищную необразованность и патологическую стыдливость и потому для многих естественных действий у неё буквально не было слов.

— Слушай, — придвинулась поближе Екатерина, которую предложение нисколько не покоробило, — с такой непосредственностью оно было произнесено. — Так ведь мне нельзя.

— Это почему? — спросила горничная и подозрительно посмотрела на складки ночной рубашки её высочества, словно бы опасаясь не увидеть под ними привычных контуров тела. — Почему нельзя-то? — спросила она ещё раз.

— А вот... — Екатерина сделала грустную и вместе с тем выразительную гримаску, вспомнила столько раз говорённое Симеоном Тодорским слово и с такими же, как у него во время уроков, интонациями пояснила: — Грех потому...

Маша несколько секунд смотрела на госпожу: шутит она или правда такая глупая? Наконец хохотнула и отмахнулась как от наваждения.

— Да ну вас... Чисто напугали... Это ведь если кто узнает, то — да, тогда это будет, конечно, грех. А если всё по-тихому сделать, как положено, чтоб всё шито-крыто... — Она посмотрела на запертую дверь и вновь повернулась к Екатерине: — То тогда никакого греха нет, — уверенно и громко сказала она. — Потому как и быть не может.

— Думаешь? — с сомнением в голосе спросила великая княгиня.

Маша зевнула, соскользнула с кровати и лёгкой походкой направилась из спальни. Вообще-то полагалось ей спросить разрешения у госпожи, но благодаря общности интересов и, главное, благодаря многим часам, проведённым в таких вот поздних разговорах, Жукова приобрела некоторые вольные замашки, а поставить её на место её высочество не решалась из опасения потерять эти восхитительные вечера и стыдно притягательные рассказы.

2

Свадьба наследника российского престола и великой княгини представляла собой гигантское по значению и масштабам государственное мероприятие, соизмеримое с большой военной кампанией, — с тем, однако, существенным отличием, что в случае свадебного церемониала требовалась исключительная тщательность организации, безукоризненные тактические решения, возможно больший размах и непременное изящество, должное продемонстрировать могущество, эстетический вкус, серьёзность намерений как самих врачующихся, так и её величества, и российского двора в целом.

Свадьба такого рода — это не просто важное мероприятие, это исключительное по затратам и значению действо.

Казалось бы (непосвящённому то есть казалось бы), невеста и жених имеются, они обручены, прошло столько-то и столько-то времени, чувства проверены временем: накрывай столы да разливай по чашам брагу. Но — нет. Как и положено в военной науке, всё началось с тайных совещаний узкого круга приближённых к императрице особ; начерно очерчивался круг обязательных участников действа, круг вероятных гостей, круг лиц, ни в коем случае не могущих быть на празднестве, и так же начерно определялся срок начала всего мероприятия. Затем начались бесконечные уточнения, проработки, состыковки различных служб. В подготовку свадьбы, когда ни о чём подобном ещё нормально-то и знать никто не мог, в эту подготовку вовлечены были тысячи людей, задействованы средства, достаточные для завоевания нескольких среднего размера стран.

Затем в соответствии с военными традициями 16 марта появился именной указ:

«Через сие объявляем. Понеже мы с помощью и благословением Божиим всемилостивейшее намерение восприняли благопостановленное их императорских высочеств, нашего вселюбезнейшего племянника великого князя всероссийского Петра Фёдоровича и обручённой его невесты великой княжны Екатерины Алексеевны сочетание браком совершить, еже с приличными тому торжествованиями, по Его же Божескому соизволению, в первых числах июля месяца нынешнего года здесь, в Санкт-Петербурге, учинить имеет.

Того ради мы всемилостивейше соизволили о сём ныне заблаговременно нашему Сенату дать знать и всем знатных чинов нашей империи персонам для известия объявить повелеть, дабы все те персоны, которые в первых четырёх классах находятся и которые тогда здесь в Санкт-Петербурге присутствовать будут, такожде и все придворные кавалеры, к тому времени свои для такого торжествования и церемоний пристойные и по возможности каждого богатые платья, кареты цугами и прочие экипажи изготовили; якоже для сего торжественного случая им, как на платья, так и для экипажей своих золотые и серебряные убранства по возможности же каждого употребить позволяется.

И понеже сие торжествование через несколько дней продолжено быть имеет, то для оного каждой персоне, как мужеской, так и дамам, по одному новому платью себе сделать надобно. Однако же при том на волю их отдаётся, ежели кто похочет, и два или инако больше себе таких новых платьев сделать, равномерно же и помянутые экипажи, по одному каждой персоне готовить, а при том такожде на волю их оставляется, буде кто похочет, и другой для своей жены особливый экипаж иметь. Служителей же при экипажах по нижеследующей пропорции иметь: 1-го и 2-го класса персонам у каждой кареты по два гайдука и от 8 до 12 лакеев, кто сколько похочет, только бы не менее 8-ми человек было; такожде по 2 скорохода, а кто пожелает притом — ещё по два или по одному пажу и по 2 егеря. А 3-го класса персонам иметь у каждой кареты по 6 лакеев и по 2 скорохода. Нашим же камергерам и прочим того же ранга придворным кавалерам по 6 же лакеев и кто пожелает — по 2 скорохода. А 4-го класса персонам и камер-юнкерам нашим, такожде их императорских высочеств камергерам и камер-юнкерам, по 4 лакея.

Да и прочим всем, как в 5-м, так и в 6-м классах находящимся, персонам во время сего торжества, хотя не для церемонии, однако ж для приезда ко двору нашему, платье и экипажи свои, по пристойности каждого, хорошие иметь также надлежит».

Приватно же императрица отдала распоряжение: денег не жалеть! В этом сказывался не только природный размах её величества и даже не одно только стремление подобающим образом представить миру будущего императора и вершителя судеб России. Была у Елизаветы и своя, особенная причина для подобной щедрости. Сама лишённая подобающей её положению свадьбы, обвенчанная с Разумовским тихо и чрезвычайно скромно, все эти годы томилась она от неосуществлённости одного из тех желаний, которые преследовали её с юности. Тут имелся лимит её власти: какая ни владычица земли и людей, а ведь не могла и она со всей своей безмерной властью организовать свою свадьбу таким же вот образом. И потому решила Елизавета Петровна так оправить женитьбу племянника, чтобы это была и её тоже свадьба.