Начальник Америки

— Рекламе верить нельзя, — пробурчал я.

— Мишка, слепота! Открывай ворота! — крикнул Иван, оказавшись под стеной.

Сверху упала веревочная лестница. Иван полез первым, я последовал за ним. Часовой посмотрел на меня странным взглядом, точно пытаясь узнать, но промолчал.

Внутренний двор был до половины засыпан землёй вперемешку с камнями. Конструкция чем-то походила на крепость, какую построил Робинзон Крузо в известной книжке.

Большинство туземцев и часть камчатских промышленников жили за пределами крепости. Внутри же имелось несколько больших домов, где хранились припасы и куда видимо собирались окрестные жители во время осады, а также две дюжины хижин, где раньше располагались господа офицеры и гарнизон. Здесь тоже бегали ребятишки и сидели за разной работой женщины. Это были жёны и дети камчатских мятежников, частью теперь уже брошенные.

Огородов здесь не разбили, но росло множество банановых пальм, хлебных деревьев, кустов малины и деревьев с продолговатыми плодами охиа. Посреди крепости стоял сухой ствол, на котором восседала чёрная птица, похожая на ворона. Хороший знак. С подачи коряков и чукчей я теперь чувствовал с ней родство.

Василий с Григорием сразу же улизнули к друзьям, делиться новостями, а Иван проводил меня к дому начальника.

* * *

Степанову было под пятьдесят. Волосы редкие, седые, кожа напоминала пергамент. Он сидел за настоящим столом и что-то записывал в амбарную книгу.

— Вы кто? — спросил хозяин, едва мы появились на пороге.

— Меня знают на Камчатке, как Ивана-Американца.

— Вот как? — Степанов предложил жестом присесть на бочку, которая служила вместо табурета. — А говорили будто вы утонули.

— Долго жить буду, — привычно отговорился я. — А среди туземцев меня звали Ворон. Или Куркыль, если по-чукотски.

Корабельный комиссар наморщил лоб, будто что-то припоминая.

— Так это вы надоумили Беньовского сюда плыть?

— Точно так, — признал я.

— А зачем?

Хороший вопрос.

— Как я понял, он хотел учредить общество на свободных и разумных принципах, вот я и предоставил ему карту земли, куда ещё не ступала нога европейца. Где же ещё можно воплотить идеи, как не среди дикарей, которые суть чистый лист бумаги.

— А вам какая выгода в этом? Вы же купец, промышленник.

— А вот и нет. Вернее, не совсем. Но сперва хочу вас спросить, Ипполит Семенович, а вы почему не пошли с Беньовским?

— Повздорили мы с ним, — неохотно ответил тот. — Может и зря, не знаю. Не хочу говорить об этом.

— И что теперь думаете делать?

— Постараюсь здесь людям помочь, тем кто остался. Почти все грамотные с Беньовским ушли.

— Хотите работать на компанию? — предложил я. — Положим вам оклад. Тысячу рублей в год. Притом тратить здесь их вам почти не придётся. Возглавите местное войско и управление колонией. Станете, так сказать, генерал-губернатором. Договоритесь с Кахаханой на тех же условиях, что и Беньовский. А я помогу чем смогу. Оружием, например.

— С каких пор купеческая компания распоряжается землями и раздаёт оружие?

— У нас, знаете ли, не простая компания. О британской Ост-Индийской слышали что-нибудь?

— Слышал.

— У них и армия своя есть, и землями они владеют в колониях. И цивилизацию дикарям несут, если можно так выразиться. Вот и мы так же. Я тоже хочу построить общество на свободных и разумных принципах. Только на американском берегу. И передавая карту, надеялся, что мы станем добрыми соседями. Но господин Беньовский не усидел.

— Да уж, усидчивости в нем немного. Меланхолия заела.

— Ну вот. Компания у нас такая же. Только вот британцы в Лондон отчитываются, а мы сами по себе.

— Как то есть, сами по себе? — взвился корабельный комиссар.

— А так.

Я начал говорить и рассказал почти всю историю нашей колонизации, опуская только собственные возможности и их роль во всём этом процессе. Рассказал о вольном городе Виктория, о потлачах и состязаниях, куда стекаются вожди и воины всех окрестных земель. О вольных землепашцах Калифорнии, о верфях Эскимальта, о кирпичном заводе, о музее, больнице, мореходном училище. О канализации и водопроводе.

И с каждым моим словом его глаза наполнялись смыслом, болью и блеском.

— А знаете, я ведь и пошел за этим, — тихо сказал он. — Не для того, чтобы убежать, нет.

— Поэтому и предлагаю вам должность губернатора.

— Нет. Должность от частных лиц мне не нужна, да и деньги не нужны тоже. Зачем они здесь? А вот порох и прочий военный припас нам не помешает. С этими содомитами нужно ухо востро держать.

— Содомитами? — удивился я. — Что правда?

— Балуют, мерзавцы. Особенно князцы. У них это что-то вроде почести. Тьфу! Дикари, одним словом.

— Нам с ними детей не крестить.

— Это уж точно!

— Но союзники нужны.

— Мы захватили долину силой, — сказал Степанов. — Но большинство дикарей этой местности умерло от оспы. Когда уходили с Камчатки там как раз оспа лютовала, да вы знаете. Вот и завезли. Но потом как-то угасла сама собой, на другие жила не перешла. Думаю это нам пособило больше даже, чем пушки. Дикие восприняли прилипчивую болезнь, как волшебную силу. Ману, по-ихнему.

Оказывается я знал ещё одно гавайское слово.

— Теперь опасаюсь, что дикие от нас такого же волшебства будут ждать и против своего врага. А когда мы не сможем уморить противное войско, то станем виновны в поражении.

— А пушки с ружьями на что?

— Пустое. У нас из пушек один фальконет. Пороху двадцать фунтов, да и тот плох. Картечи на дюжину выстрелов. Остальное с кораблём ушло. Как и большая часть военных людей.

— Сколько с вами осталось?

— Сорок один мужчина и две женщины. Это все разом — русские, камчадалы и алеут. Ещё с полсотни гавайских мужчин, на которых можно положиться. Все они здесь живут, под стеной. Несколько сотен в других деревнях. Но те не особо надежные.

Из-за плетёной занавески, заменяющий дверь, раздался громкий голос:

— Можно войти, Ипполит Семёнович?

— Заходите, Спиридон.

В дом вошел человек, в котором я узнал большерецкого письмоводителя. Мы пересекались с ним пару раз по каким-то мелочам. Причем оба раза в Охотске.

Увидев меня он от удивления зазевался да так, что споткнулся о какой-то угол. Едва устоял на ногах.

— Вот это да, а говорили ты потонул! — сказал письмоводитель, присаживаясь на соседний бочонок.