Начало нас

Воспоминания о сегодняшней ночи нападают на меня со всех сторон.

От меня до сих пор пахнет рвотой, а во рту горький привкус.

— Как ты не знала об этом? — Мой отец задает вопросы, его тон наполнен обвинениями.

— Ты тоже не знал! О Боже, я уже вижу тему завтрашних таблоидов. Это будет во всех социальных сетях. Ты не сможешь остановить это или держать это в тайне, тише.

Мой отец рычит, а затем я слышу, как разбивается стекло.

— Публичное унижение, с которым мне пришлось столкнуться из-за этой глупой девчонки.

— Что мы собираемся делать сейчас? – бормочет моя мать. Я чувствую, как она ходит взад и вперед, и почти представляю, как она в напряжении заламывает руки.

— Я не хочу, чтобы она была рядом с нами. Ей нужно уйти. Она больна!

Он хочет, чтобы я ушла? Что это значит?

Страх заставляет меня сесть, и меня охватывает головокружение. Мой отец замечает, что я проснулась, и его глаза… ох, его глаза темные и мертвенно-бледные.

Я облизываю пересохшие губы.

— Мне очень жаль. — Мой голос почти шепот, но они его слышат.

Они это слышат, но им все равно.

Мое сердце колотится в груди, когда я снова пытаюсь заговорить. Мое тело слабое, сломленное травмирующими событиями сегодняшнего вечера, но я держу позвоночник прямо.

— Я могу получить помощь. Есть терапевт, которого я исследовала...

— Собирай чемоданы, — грубо говорит отец, перебивая меня, — ты уезжаешь сегодня вечером.

Мои легкие болезненно сжимаются.

— Ч-что ты имеешь в виду? — Я беспомощно заикаюсь. — Я не понимаю.

— Я отправляю тебя в реабилитационный центр, который я знаю.

Реабилитация?

Мои глаза расширяются, и я вскакиваю на ноги.

— Подожди, а что насчет школы? Я не могу просто уйти.

Я знаю, что мне нужна помощь…

Я всегда это знала, но каким-то образом решила промолчать, сознательно решила остаться слепой. Потому что так было проще. Лучше.

Это была иллюзия, которую я создала вокруг себя.

Мой отец подходит ко мне и поднимает руку. Он хватает меня за лицо, его пальцы впиваются в мою плоть.

— Ты понимаешь, что ты сделала сегодня вечером? Ты понимаешь, какой беспорядок ты оставила после себя, чтобы мне пришлось его убирать? Ты действительно думаешь, что я позволю тебе остаться здесь после того отвратительного хаоса, который ты устроила сегодня вечером?

— Это не моя вина, — кричу я срываясь. — Джа-Джаспер, он пытался…

Отец так сильно бьет меня слева, что у меня кружится голова, и я задыхаюсь, дыхание застревает в горле.

— Заткнись, — ревет он, и его слюна попадает мне на лицо. — Я закончил с твоими постоянными оправданиями. Всегда обвиняешь кого-то в своих глупых, тупых ошибках.

Он отталкивает меня от себя, и мое тело падает на землю.

— Пожалуйста… пожалуйста, не заставляй меня уйти.

Я не могу пойти на реабилитацию.

Я не могу пойти в незнакомое мне место. Одна только мысль об этом наполняет меня сильнейшим беспокойством, и я не могу дышать, не могу ясно мыслить.

Я просто… не могу.

— Зачем мне идти на реабилитацию? Здесь мы можем найти терапевта. Мне не нужно бросать школу; Мне не нужно выходить из дома. — единственное место, которое я знала всю свою жизнь. Хоть это и могила, это единственное место, которому я принадлежу, верно?

Я хватаюсь за его лодыжку и беспомощно рыдаю.

— Пожалуйста, папочка, — прошу я, оставляя свое кровоточащее сердце у его ног. — Не заставляй меня уйти. Пожалуйста. Я не могу уйти. Я не могу… пожалуйста.

Если я уйду, я потеряю все, что осталось от моего рассудка.

Мой отец садится на корточки, так что мы находимся на уровне глаз. На его лице нет ни раскаяния, ни грамма эмоций, кроме гнева и отвращения.

— Послушай меня внимательно, Райли. Ты сегодня испортила мою репутацию и исправишь это. Вот как ты это исправишь. Я отправлю тебя в лучший и самый дорогой реабилитационный центр в стране. Ты останешься там, пока все не успокоится. Пока слухи не утихнут и все, что ты сделала сегодня вечером, не будет забыто. Мы сообщим миру, что ты получаешь необходимую помощь, и они будут этим довольны. И ты, и твоя анорексичная личность, останешься вне моего поля зрения. Поняла?

— Булимия, — шепчу я, звук моего разбитого сердца эхом раздается в моих ушах. Я впервые это сказала — признала это вслух. — Я исследовала… у меня булимия, а не анорексия.

Его губы кривятся в усмешке.

— Что бы это ни было, меня это не волнует. Ты уезжаешь сегодня вечером. Переодевайся, собирай чемоданы и убирайся с моих глаз, Райли.

Слезы текут по моим щекам, и я задыхаюсь от рыданий. Отец уходит, оставляя меня и маму одних.

— Я не могу уйти, мама.

— Тебе нужна помощь, — говорит она, морщась, — ты больна.

Я вижу выражение ее лица, незащищенное выражение, которое она дает мне. Мой взгляд падает на пол, тело немеет. Холод проникает в мои кости, и мое сердце чахнет.

— Я знаю, что больна, но почему тебе это противно?

Ее ответ — молчание, и когда ее шаги затихли, я издала еще один жалобный крик.

— Почему? ПОЧЕМУ? Почему тебе это противно? Почему ты… так меня ненавидишь? ПОЧЕМУ?

Почему ты не можешь просто сказать мне, что все будет хорошо?

Почему тебя это не волнует?

Почему ты не можешь просто притвориться, что тебя волнует?

Но я знаю, что никогда не получу ответов на свои вопросы. Я провожу руками по лицу, вытирая слезы и сопли. Затем, встав на трясущиеся ноги, я выпрямляю позвоночник.

Они не смогут меня сломать.

Я не позволю им сломать меня.

Мое существование уничтожено, и я собираю осколки своей души голыми, кровоточащими руками.