Начало нас
Шрифт:
Наоми босиком ходит по гостиной, собирая на ходу свои разноцветные резинки для волос, прежде чем вернуться ко мне и бросить их мне на колени.
Я ухмыляюсь, точно зная, что она пытается мне сказать, даже не произнося ни слова.
— Ты хочешь, чтобы тебе сделали прическу?
Она кивает, на ее губах играет улыбка.
— Какие косы ты хочешь?
Мое сердце колотится в груди, пока я с нетерпением жду ее ответа. Всего лишь слово, дорогая. Одно слово, это все, о чем я прошу.
Она смотрит через мое плечо, избегая моего взгляда.
Поговори со мной, пожалуйста.
Проходит минута, и когда она продолжает молчать, я понимаю, что, возможно, сегодня не тот день, когда я услышу ее голос. Она продолжает ерзать с резинкой для волос, но ее движения теперь более возбуждены. Ее губы сердито кривятся, и она смотрит на меня, нахмурив брови от сильного нетерпения.
— Ты не будешь со мной разговаривать, да? — Я спрашиваю, как подсказку. Ей стоит только сказать слово «нет», и этого будет более чем достаточно на всю оставшуюся мою несчастную жизнь.
Она протягивает руку вперед, махая резинкой для волос перед моим лицом. Например, спросить: «Ты собираешься заплести мне косы или нет?»
Такая нетерпеливая и нахальная девчонка.
— Иди сюда. Я всегда к вашим услугам, Ваше Величество. — Я поглаживаю место перед скрещенными ногами и жду, пока она сядет. Как только она прижимается к моим ногам, я передаю ей плюшевого мишку Мистера Снагглса. Мистер Снагглс был моим, когда я был в ее возрасте. И это был мой первый подарок Наоми, когда она родилась. Единственный настоящий «подарок», который я мог ей сделать. Плюшевого мишку стирали бесчисленное количество раз, и его цвет стал тусклым и безжизненным. Но Наоми очень к нему привязана. У меня не хватает духа забрать его, и я не думаю, что смогу себе позволить купить ей еще один.
Наоми слегка возбужденно шевелит мне, сигнализируя, что пора начинать.
— Да, да. Терпение — добродетель, Ваше Величество.
Моя сестра хрипло смеется, и мое сердце увеличивается в десять раз. Черт побери, мне нравится ее смешок. Я хочу заключить это в бутылку и хранить в безопасном месте.
Я хватаю расческу с широкими зубцами и начинаю расчесывать ее макушку. Ее волосы на ощупь напоминают пушистый хлопок: густые и мягкие. Наоми родилась с головой, полной красивых черных волос, и по мере того, как она росла, росли и ее волосы. Нет определенных закрученных узоров; это просто пух везде.
Хотя моя мама говорила, что я идеальная смесь ее и моего отца, Наоми — точная копия нашей матери. С круглым лицом, кожей цвета корицы и темными волосами. У нее даже нос и брови нашей матери. Но ее глаза… свои серебристо-голубые глаза она получила от нашего отца.
Отца, которого она никогда не встречала.
Но я не думаю, что ее волнует его потеря. Я есть у Наоми … и на какое-то время, я думаю, ей этого достаточно.
Она видела его фотографии, рамки для фотографий, которые теперь затерялись где-то в маленькой жилплощади. В последний раз, когда я видел отца, Наоми было два месяца. Это было четыре года назад. С тех пор, как я был ребенком, он никогда особо не появлялся рядом, но это был самый длинный период с тех пор, как он исчез.
Я расчесываю волосы Наоми, тщательно распутывая все узлы, которые нахожу. Волос так много, что иногда я не знаю, что делать со всеми этими красивыми локонами.
Расчесав пряди, я тянусь за пульверизатором,
но Наоми уже хватает его и протягивает мне.— Спасибо, маленькая мисс Помощница.
Я не вижу выражения ее лица, но знаю, что моя сестра прихорашивается от похвалы. Она любит комплименты так же, как любит зефир.
В бутылке я смешал воду, кондиционер и кокосовое масло. Это как натуральный спрей для укладки, и, черт возьми, он много раз спасал мою страдающую задницу. Что я знаю об укладке волос маленьких девочек? Немного. Но я учусь.
Особенно с такой требовательной принцессой, как моя младшая сестра. Она держит меня в напряжении, время от времени требуя новых причесок. И я не могу отказать надутой Наоми.
Наоми четыре года, и она ни разу не сказала нам ни слова. Я бы подумал, что она немая, если бы однажды не заметил, как она тихо разговаривает со своими куклами. Однако это было единожды и больше никогда не повторялось. Но этого было достаточно, чтобы дать мне понять, что моя сестра умеет говорить. Она просто предпочитает не делать этого.
Поэтому каждый день я пытаюсь заставить ее говорить. Будь то завязывание случайных разговоров или подкуп зефиром. По какой-то причине Наоми думает, что не может говорить ни передо мной, ни перед нашей мамой.
— Я сегодня сделаю две косички, ладно?
Она молча кивает, и я продолжаю выполнять свою задачу. Наоми открывает свой сборник рассказов, лежа на коленях, и, просмотрев картинки и слова, переворачивает страницу.
— Хочешь, я прочту тебе эту историю?
Она издает тихий выдох, который, как я знаю, на ее языке звучит как счастливый вздох. Она возвращается к первой странице, а я начинаю с рассказа, продолжая укладывать ей волосы.
Мне не нужно просматривать страницы. Я запомнил эту историю наизусть, так как читал ей ее с года. Принцесса на горошине. Это ее любимая история, наряду с «Русалочкой».
Это были ее сказки на ночь, когда она плакала всю ночь, и единственное, что ее успокаивало, это то, что я читал ей. Наша мама однажды сказала, что Наоми, должно быть, мой голос показался успокаивающим. Мне нравится эта идея.
Мне нравится знать, что я могу ее успокоить, хотя наша мама этого не делает.
Не потому, что она не может.
Это потому, что она не хочет пытаться.
Я перевожу взгляд на ее спящую фигуру в нескольких футах от нас. Она стоит на другой стороне, где к стене прислонен двухспальный матрас. Мать должна быть заботливой, источником любви и ласки для своих детей. Хэдли Эйвери не является таковой.
— Ох, черт возьми, заставь ее остановиться!
Я качаю свою младшую сестру на руках, пытаясь заставить ее перестать плакать. Она уже несколько часов плачет и кричит во все горло, и ничто не может ее остановить. Я менял ей подгузник, предлагал молока, пытался уложить спать — но она не перестает плакать.
— Ей может быть больно, — шепчу я, совершенно напуганный одной лишь мыслью о том, что Наоми причиняет боль, и тем фактом, что я не могу ей помочь. Я ее старший брат; Я должен удовлетворять ее потребности. Я всегда так делал…
Но прямо сейчас…
Я не знаю, что делать.
— Нет! — Наша мать рычит, пробираясь через комнату нашего очень маленького жилого помещения. Она роется в нашей одежде, но я почти не обращаю на нее внимания. — Она просто чертов ребенок!
Я держу Наоми на сгибе руки, крепко прижимая ее к груди. Ее крошечное личико сморщилось, губы сжались в сильном крике.