Начнем все сначала

У Павла потяжелело на душе. Но сдаваться он и не подумал. С нажимом пообещал:

– Я не отступлюсь. Я понял, что ты – самое лучшее, что было в моей жизни!

Жанна прислушалась к себе. Когда-то она с нетерпением ждала этих таких желанных слов, и вот они, наконец, прозвучали. Но в душе не было никакого отклика. Казалось, речь шла не о ней, а о какой-то другой, совершенно чуждой ей особе.

Она тихо попросила:

– Знаешь, уйди, пожалуйста. Мне не хочется с тобой ни ругаться, ни разговаривать. Ты мне просто неинтересен.

Это было, пожалуй, хуже всего. Это безразличие говорило об одном – он и в самом деле ей не нужен. Если бы она плакала, ругала, даже била его, всё было бы лучше этой холодной и безрадостной отстраненности.

Он решил отступить. Временно, конечно. Но напоследок не удержался и спросил:

– У тебя кто-то есть?

Она в недоумении вскинула на него взгляд и нахмурилась. Какое он имеет право спрашивать ее об этом? Саркастически ответила:

– Ну, наверное, так же, как и у тебя.

Это можно было понимать как хочется, и он с облегчением сказал:

– Ну, это хорошо. Потому что у меня после тебя никого не было. И я рад, что и у тебя тоже – никого.

К своему удивлению, Жанна почувствовала, что ей приятны его слова. Хотя это и было предельно глупо.

Зима пролетела моментально. Наступила и прошла весна, а Павел в отношениях с Жанной не продвинулся ни на шаг. Он старался не форсировать события, ведя себя скорее как непритязательный друг, чем как пылкий любовник. Но Жанна не поддавалась ни на йоту. Она не реагировала на его почти ежедневное ожидание ее после занятий, ни на приглашения в театр, ни на дорогущие билеты на концерты приезжавших знаменитостей, ни на букеты цветов, которые так любила.

В конце мая Павла отправили в заграничную командировку. Ехать ему не хотелось, но он решил, что Жанна смягчится за время разлуки, и поехал. Командировка затянулась, и вместо пары недель, как он рассчитывал, ему пришлось проездить по Европе добрый месяц. Он ужасно соскучился по Жанне, и наделся, что и она тоже. Но когда вернулся в родной город, экзамены в универе закончились, и Жанна уехала на каникулы домой, в Ивановку.

До сентября оставалось еще добрых два месяца, и Павел всерьез задумал съездить к ней, но предварительно всё же позвонил Юлии, раздобыв ее телефон через знакомых.

Та с нескрываемым злорадством поведала:

– А Жанна закончила универ досрочно и уже устроилась на работу. В школе, в своей Ивановке. Так что сюда она больше не вернется.

Для Павла это был серьезный удар. Он-то надеялся, что за предстоящий год сумеет убедить Жанну остаться с ним в городе, а тут такие перемены. Поняв, что выбор сделан за него, с трудом выпросил отпуск, и, несмотря на протесты крайне недовольных его сумасбродством родителей, уехал в Ивановку.

Глава пятая

Жанна хмуро оглядывала школьный участок. Он не был неухоженным, наоборот, на нем не было ни сорняка, ни былинки, но он был жутко казенным. Все в нем росло строго по ранжиру и своей педантичностью напоминало казарму. Но это было вполне понятно – учительнице биологии Клавдии Петровне было уже прилично за семьдесят.

Начинала преподавать она еще при Сталине и любое отклонение от прямой линии считала подлым вызовом лично себе, Жуковой Клавдии Петровне. Сколько Жанна себя помнила, слева стройными рядами выстраивались грядки с овощами, высаживаемые каждый год строго в соответствии с севооборотом, справа – не менее ровно высаживались цветы, тоже строго по графику. Даже многолетники не имели права вылезти за отведенные им участки и безжалостно обрезались, если допускали подобную промашку.

Жанне это не нравилось, но что она могла поделать, если уж даже отец не хотел пререкаться с заслуженным учителем РСФСР, а именно такое гордое звание и носила Клавдия Петровна.

Думая о том, во что б она превратила участок, была б на то ее воля, Жанна зашла в прохладное здание школы. На улице стояла жара, но в сложенной из столетних лиственниц старой школе царила приятная прохлада. В учительской поприветствовала сидевшую там Ольгу, преподавательницу физкультуры. Та была так молода, что даже дети отказывались звать ее по отчеству, хотя это и было нарушением субординации. Ольга только в прошлом году закончила педагогический колледж, в который поступила после девятого класса, и вернулась в родное село.

– Что, снова будем вдвоем классы белить? – Ольга была здорово недовольна. – Но ведь это много! К тому же за малярные работы нам не доплачивают!

В ответ Жанна только пожала плечами. Конечно, Ольга была права. Но денег на ремонт школы районо им в этом году не выделило ни копейки, у правления тоже были финансовые трудности, собирать деньги с родителей отец решительно запретил. Учителя приводили школу в порядок своими силами, поскольку привлекать к этому делу детей отец считал неэтичным.

Равнодушно предложила:

– Ты можешь идти, если хочешь. Я и одна справлюсь.

Ольга не решилась больше пререкаться с дочерью директора школы и молча принялась натягивать малярный комбинезон. Жанна к работе была уже готова – на ней был старый трикотажный спортивный костюм, в котором она ходила на уроки физкультуры еще в старших классах, на голове по-бабски повязан белый ситцевый платок, делавший ее похожей на крестьянку со старых фотографий.

Экипировавшись, они прошли в отделение начальной школы. Открыв банку с белой водоэмульсионкой, принялись красить валиком высокий потолок класса. Периодически с валика летели брызги, и скоро они обе оказались в белых потеках.

– Надо было очки надеть, всё не так противно бы было! – вытершая с лица жирную белую кляксу Ольга мечтала поскорее закончить эту пренеприятную работенку, а Жанна была рада тяжелому труду, от которого по вечерам болело все тело, но зато в голову не лезли дурацкие сожаления.

Она так боялась поверить Павлу и вновь страдать, так стремилась вырваться из западни, в которую для нее превратился город, что даже обрадовалась болезни учительницы русского языка и литературы. Мудрая Анастасия Павловна, которой тоже было хорошо за шестьдесят, заболела и преподавать больше не смогла. Школа в Ивановке осталась без педагога, и Жанна уговорила отца поговорить с деканом, с которым тот в свое время учился вместе в их же универе.

Ввиду исключительных обстоятельств ей разрешили пройти два курса за один год, и она, поднапрягшись, получила диплом не за пять лет, как полагалось, а за четыре года. Едва защитившись, на следующий же день уехала в Ивановку, надеясь обрести здесь душевный покой.

Но не получилось. За месяц, проведенный здесь, она бесконечно вспоминала свою комнату в общаге, Юльку, однокурсниц, занятия. И Павла, хотя о нем-то она вспоминать категорически не хотела. Но он настойчиво выпрыгивал из памяти, как чертик из табакерки, точно так же, как и наяву. И вспоминался не безжалостным и грубым, как при их роковой ссоре, а страдающим и виноватым, как этой весной. Может быть, она сделала ошибку, так поспешно уехав? И тут же говорила себе – конечно, нет! Ничего хорошего у нее с ним быть не может. Он просто попрыгунчик, ищущий сексуальных утех, и верить ему нельзя ни на грош.