Наедине с собой

Младший на год Володя все чаще заговаривает о том, что он пойдет домой. Мое красноречие

удерживает его все меньше. Идее ва-банк:

– Если останешься, отдам тебе найденный рубль!

«Призовые» греют того недолго. И, наконец, потупив глаза долу, друг меня оставляет одного. Мне

тут же делается страшно. Да и спички заканчиваются. Холодает. Вокруг – лишь остатки раствора

да кирпичей. Как на них спать?! Начинаю осознавать, насколько непроста самостоятельная

жизнь...

Проходит еще полчаса, если не меньше, и я решаю возвращаться. А чтобы сильно не влетело, планирую первым делом отдать родителям найденный рубль. Понимаю: компенсация за

сожженные рушник и занавеску – недостаточная, но все же какое-никакое, а финансовое вливание

в семейный бюджет. С тем и отправляюсь в обратный путь.

Заходить сразу во времянку – опасаюсь. И для начала пытаюсь хоть краем глаза заглянуть в

окошко – разведать обстановку. И, надо же, упираюсь взором в лицо отца, смотрящего на улицу.

Он меня узрел тоже. И вид его мне ничего хорошего не сулит. Поэтому я изо всех бросаюсь прочь.

Едва набрав скорость, слышу позади топот – это на всех парах летит разозленный отец.

Оглянувшись на мгновенье, вижу в его руке вожжи. И, естественно, пытаюсь поддать ходу. Но

куда там мне, ребенку, соревноваться в беге, да еще на длинные дистанции, с взрослым?

Расстояние между нами сокращается прямо на глазах. И я от страха начинаю что есть мочи орать, не прекращая, кстати, бега. Отец тоже не молчит:

– Остановись – я тебе говорю!

Сзади бежит перепуганная мать (как бы отец в ярости не искалечил неразумное чадо) и …тоже

кричит.

Для скучающих соседей – диорама маслом!

Что же финала истории, то избежать наказания, уплатив найденный рубль, мне не удалось. Но оно

оказалось не смертельным: на полчаса поставили в угол голыми коленями на щедро посыпанную

соль.

***

1 января 1961 г. Хрущевская денежная реформа 10:1. Но… Монеты достоинством в 1 копейку

обмену не подлежали – в обороте их было ничтожно мало.

И, надо же произойти такому счастливому совпадению! Года за два до этого я начал собирать, да-

да, копеечные монеты. В спичечный коробок входило ровно 100 штук. Таких «копилок» у меня на

момент реформы набралось ровно восемь – и столько же рублей. Новой, удесятеренной, покупательской способности!

Иными словами, если еще 31 декабря моя мечта – лыжи в универмаге стоили 80 рублей, то 1

января – только 8. То бишь, сумму, имеющуюся у меня на руках. Можете не сомневаться, едва

дождавшись открытия магазина, я уже был в нем со своими спичечными коробками. Попросил

продавщицу подать мне лыжи и вывалил всю наличку на прилавок. Безусловно, чтобы

пересчитать 800 монет понадобилось время, а я спешил. Спешил скорее придти домой, надеть

лыжи и рвануть на карьер. На собственных, на блещущих лаком! Вот будет фитиль друзьям.

Увы, по плану прошла только первая часть задуманного: домой я пришел, лыжи надел и на картер

рванул. Но, переезжая через сточную канаву, неудачно сманеврировал и одна из лыж сломалась в

аккурат пополам – под ступней. Когда я оную снял, вкупе ее держала лишь рифленая резиновая

штуковина, на которую ставится нога.

Уже не с двумя, а с тремя лыжами вернулся домой. Как отец ни старался, вернуть лыжу к жизни

не удалось. Так бесславно пропали мои 800 однокопеечных монет.

***

В школьном буфете продают пирожки из кукурузной муки с гороховой начинкой. Горячими эти

«хрущевские изделия» – еще ничего. А остынут – шпаклевка шпаклевкой.

***

Летом 1961 г. вместе с братьями Петром и Владимиром Левандовскими шли на Масальский

(остров на реке Удай, где расположен городской пляж). За какой-то мелочью – кажется, пачкой

печенья – зашли в продуктовый магазин. Продавец отпускала товар. Я в это время подошел к

противоположному прилавку. И там, в ящичке с ячейками, увидел сиротливо лежащие… 20

копеек. Это была полновесная порция мороженого, да еще на газировку оставалось!

Долго колебался между чувством стыда и соблазном в виде пломбира. Второе победило. Протянув

руку, я нашел одинокой монете хозяина.

А потом не один месяц мучился, что стал вором.

***

Мне лет 10-11. Живем во времянке. Вместо забора – украинская разновидность плетня («ліса» –

вертикально стоящие лозины).

Раннее осеннее утро. С другой стороны улицы меня передразнивает Николай Пороло – шкет, моложе меня. Улучив момент, стартую, дорогой выдернув прут из плетня. Догоняю и со всей

пацаньей дури шмякаю по голове обидчика. Он неожиданно падает и вопит, по голове начинает

течь струйка крови. Откуда она, если ударил я лозиной?

Появляются взрослые. Начинается разбирательство. А чтобы была понятна суть, нужно вернуться

на десяток часов назад.

Глубокая ночь. Мне, как назло, приспичило справить нужду – да еще тяжелую. Идти в туалет, расположенный в темном углу двора, – страшно. И я не нахожу ничего умнее, как присесть под

плетнем (днем, мол, полка никто не увидел, уберу).

И надо же случиться такому совпадению: гонясь за Николаем, я выдернул прут, к нижнему концу

которого намертво примерзла …львиная доля моих ночных испражнений. Этим случайным

«кастетом» я и приложился к голове бедолаги.

***

Когда начались жуткие перебои с хлебом, мне было 13 лет. В одни руки, помню, давали не более

двух буханок. А что это на семью, пусть даже всего из четырех человек, если основной рацион

питания – именно хлеб?

Так вот, чтобы взять оного больше, в магазин отправлялось не менее двух человек. Очередь

занимали с вечера. Возле лавки и ночевали.